Роберт Сильверберг - Железная звезда

• Название: Железная звезда
• Автор: Роберт Сильверберг
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33381-3

Имя классика современной фантастики Роберта Сильверберга стоит в одном ряду с такими знаменитыми именами, как Клиффорд Саймак, Генри Каттнер, Роджер Желязны, и другими прославленными мастерами жанра. Неоднократный лауреат престижных фантастических премий, включая «Хьюго» и «Небьюла», писатель отметился мастерством во многих направлениях фантастики — от твердой НФ до больших фэнтезийных циклов, самый известный из которых, Маджипурский, стал подлинной жемчужиной в его творчестве.

В этот том вошли рассказы, специально отобранные Робертом Сильвербергом для данного издания, не имеющего аналогов нигде в мире. Многие произведения публикуются на русском языке впервые.

---

— Послушай, — сказал я, — может, кто-нибудь из твоих сотрудников отвезет меня в отель…

— Нет.

— Heт?

— Дай-ка я подумаю. Тот факт, что это не имеет смысла, еще не означает, что это невозможно. И если у нас есть одна невозможная вещь, почему бы не принять вторую, шестую, шестнадцатую? Правильно? — Глаза у него стали как две черные дыры, на дне которых мерцали холодные звезды. — Черт, на этом этапе нам нет нужды задаваться объяснениями. Сначала надо понять главное. Майк. Я не хочу, чтобы ты уезжал. Хочу, чтобы ты остался здесь.

— Что?

— Не уходи. Пожалуйста. Кто-то же должен продолжить разговор с этим монголом. Пожалуйста, останься, Майк, Пожалуйста.

Времена, рассказывал Темучин, сейчас очень тяжелые. Неверные под управлением Саладина разбили силы крестоносцев на Святой Земле, и Иерусалим пал под натиском мусульман. Повсюду христиане оплакивают погибших. Похоже, что Византию — где Темучин был капитаном гвардии в личной армии принца Теодора Ласкариса — оставила Божья благодать. Огромную империю штормит. В результате мятежей за последние четыре года свергли двух императоров, а нынешний слаб и робок. Провинции Венгрия, Кипр, Сербия и Болгария восстали. Норманны Сицилии отрезают у Византии Грецию, на другом конце империи турки вгрызаются в Малую Азию.

— Это время жестокости, — сказал Темучин, — но меч Господний победит.

От него исходила потрясающая энергия. Главное не то, о чем он рассказывал, а то, как яростно и резко он говорил. Каждый слог дышал этой невероятной силой. Темучин метал слова, как из катапульты. Они буквально несли на себе электрический заряд. Беседовать с ним было — как держать в руках оголенные электрические провода.

Хедли беспокойно сновал по лаборатории, время от времени останавливаясь и глядя на меня с выражением благоговейного ужаса и удивления, как будто хотел сказать: «Неужели ты и впрямь во все это врубаешься?» Я улыбался ему. Я чувствовал себя неестественно спокойно и почти не волновался, хотя сидел с какой-то электронной штукой на голове, позволяя ужасающей силе затоплять мое сознание, и обсуждал политику двенадцатого века с невидимым византийским монголом. Вел светский разговор с Чингисханом. Все нормально. Я справлюсь.

Я знаком дал понять Хедли, что мне нужна бумага, и нацарапал на листке, не прерывая разговора с Темучином: «Добудь описание обстановки в мире во второй половине двенадцатого столетия. В особенности нужна византийская история, священная война против неверных и т. д.».

Короли Англии и Франции, продолжал Темучин, поговаривают о новом крестовом походе. Однако сейчас они воюют между собой и потому вряд ли способны на совместные действия. Могущественный император Германии Фридрих Барбаросса тоже подумывает о крестовом походе, но это принесет больше неприятностей для Византии, чем для сарацинов, потому что Фридрих — друг врагов Византии в мятежных провинциях, а на пути в Святую землю ему предстоит пройти через них.

— Да, тяжелые времена, — согласился я.

И внезапно почувствовал, что начинаю уставать. Необходимость разбирать скорострельную речь Темучина изматывала; к тому же он говорил по-монгольски с византийским акцентом, сыпал именами императоров, принцев и названиями стран, ничего для меня не значившими. Также приходилось сопротивляться воздействию его мощной силы — она обрушивалась, словно лавина, — и ярости. Причем то, что выплескивалось наружу, казалось лишь малой толикой того, что разъедало его изнутри: злость, гнев, разочарование. Трудно чувствовать себя непринужденно с тем, кто вот так клокочет. Внезапно мне захотелось уйти куда-нибудь отсюда и прилечь.

Но тут кто-то положил передо мной распечатанные листы, плотно забитые колонками из «Британской энциклопедии». Перед глазами поплыли имена и названия: Генрих II, Барбарорса, Стефан Неманья, Исаак II Ангел, Гай, король Иерусалима, Ричард Львиное Сердце, Антиох, Триполи, Фессалоники, Венеция. Я кивнул в знак благодарности и отодвинул листы в сторону.

И принялся осторожно расспрашивать Темучина о Монголии. Выяснилось, что он не знал о ней почти ничего. Контакт с родиной прервался для него в возрасте одиннадцати лет, когда византийские торговцы увезли его в Константинополь. Его страна, отец, братья, девушка, с которой он был обручен еще ребенком, — они стали для него просто далекими забытыми фантомами. Однако наедине с собой он все еще говорил на халха; это все, что у него осталось.

К 1187 году Темучин, которому предстояло стать Чингисханом, уже правил половиной Монголии. И конечно, слава о нем должна была дойти до космополитической Византии. Как такое возможно — чтобы этот Темучин ничего не знал о том? Ну, я нашел одно объяснение, однако Джо отверг его. И даже для меня оно звучало совершенно по-дурацки.

— Не хочешь выпить? — спросил Хедли. — Транквилизаторы? Аспирин?

Я покачал головой и пробормотал:

— Я в порядке. — И добавил, обращаясь к Темучину — У тебя есть жена? Дети?

— Я дал клятву не жениться, пока Иисус не вернется на свою Святую землю.

— Значит, ты собираешься отправиться в очередной крестовый поход?

Ответ Темучина заглушили помехи.

Тр-р-р-р. Вжи-и-и-и. Ш-ш-ш-ш-ш.

И потом тишина, продолжавшаяся целую вечность.

— Сигнал ушел, — сообщил кто-то.

— Вот теперь я бы выпил, — сказал я. — Скотч.

На лабораторных часах было десять утра, а я чувствовал себя так, словно наступила полночь.

Прошел час. Сигнал не появился.

— Ты действительно думаешь, что он Чингисхан? — спросил Хедли.

— Я действительно думаю, что он может им быть.

— В каком-то другом параллельном мире.

— Не хочется снова расстраивать тебя, Джо, — осторожно сказал я.

— Я и не собираюсь расстраиваться. Почему бы, черт возьми, не поверить, что мы врубились в альтернативную реальность? Это не глупее всего остального, Но скажи мне вот что: все, что он говорит, согласуется с историей Чингисхана?

— Имя совпадает. Возраст. Детство до того момента, как он наткнулся на караван бродячих византийских торговцев и они увезли его с собой в Константинополь. По характеру он явно воин. Однако с того момента линия его жизни, видимо, полностью отклоняется в сторону. Как и вся линия развития мира. И в этом мире он становится не Чингисханом, правителем Монголии, а Петросом Алексиосом, капитаном гвардии личной армии принца Теодора Ласкариса.

— И он понятия не имеет, кем мог бы стать?

— Откуда? Он даже не мечтал об этом. Он родился в мире, где Чингисхану появиться не суждено. Помнишь стихи?

Родившись, мы в забвеньи видим сны.
Душа, которой наше тело дышит,
Нисходит с запредельной стороны,
Даруя предназначенное свыше[51].

— Очень мило. Это Йейтс? — спросил Хедли.

— Вордсворт. Когда вернется сигнал?

— Через час, два или три. Трудно сказать. Если хочешь, вздремни пока, а мы тебя разбудим, когда поймаем его.

— Я не хочу спать.

— Вид у тебя измученный.

Я не доставил ему такого удовольствия.

— Со мной все в порядке. Потом буду неделю отсыпаться. А что, если вы не поймаете его больше?

— Ну, это всегда возможно. Он у нас на линии уже в пять раз дольше, чем все остальные, вместе взятые.

— Он очень решительный человек, — сказал я.

— Так и должно быть. Ведь он Чингисхан, черт бы его побрал.

— Верни его. Не хочу, чтобы вы потеряли его. Хочу еще поговорить с ним.

Утро плавно перетекло в день. В ожидании я дважды позвонил Элейн и долго стоял у окна, сутулясь и глядя, как тени приближающегося зимнего вечера затягивают гибискус и бугенвиллию. Я пытался притянуть сигнал исключительно силой внутреннего желания. Мысль о том, что Темучин пропал навсегда, вызывала странную тоску. Я уже чувствовал себя связанным с этим сверхъестественным, бестелесным, яростным голосом, исходящим из потрескивающей тьмы. В середине дня мне показалось, будто я начинаю понимать, что вызывает у Темучина такой гнев, и мне захотелось высказать ему кое-что по этому поводу.

«Может, и впрямь нужно немного поспать», — сказал я себе.

В половине пятого кто-то подошел ко мне и сказал, что монгол снова на линии.

Помехи были ужасные, но голос Темучина прорвался сквозь них. Я услышал его слова:

— Святую землю необходимо отвоевать. Я не могу спать, пока она в руках неверных.

Я сделал глубокий вдох.

И как бы со стороны с удивлением наблюдал, как собираюсь сделать то, чего никогда прежде не делал.

— Ты сам должен отвоевать ее, — твердо сказал я.

— Я?

— Слушай меня, Темучин. Представь себе мир где-то очень далеко от твоего. В этом мире тоже есть Темучин, сын Есугея, муж Бортэ из хунгиратского рода.

— Другой мир? О чем ты говоришь?