Виктор Гюго - Отверженные

• Название: Отверженные
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-4836-9

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.

Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

---

Пленник не произнес ни слова.

— Это очень просто, как видите, — продолжал после небольшой паузы Тенардье. — Ничего дурного не выйдет, если вы сами не захотите этого. Я рассказал вам все. Я хотел предупредить вас заранее. — Он остановился, пленник не прерывал молчания, и Тенардье снова заговорил: — Как только вернется жена и скажет мне: «Я отправила Жаворонка», — мы вас отпустим, и вам можно будет вернуться к себе и ночевать дома. Как видите, мы не замышляем ничего дурного.

Страшные картины рисовались в воображении Мариуса. Как! Значит, молодую девушку похитили и не привезут сюда? Одно из этих чудовищ спрячет ее во мрак! И там?.. А если это она? Да и какие тут сомнения: ясно, что это она. Мариус чувствовал, как у него замирает и перестает биться сердце. Что делать? Выстрелить? Выдать этих негодяев правосудию? Но ужасный человек с топором и молодая девушка будут все так же недосягаемы. И Мариус вспомнил полные кровавого значения слова Тенардье: «Если же вы устроите, что меня арестуют, мои приятель прихлопнет Жаворонка». Теперь Мариуса останавливало уже не одно только завещание полковника, а любовь и опасность, которой подвергалась любимая девушка.

Это ужасное положение, продолжавшееся уже более часа, с каждой минутой изменялось. У Мариуса хватило сил перебрать в уме все самые мучительные предположения. Он искал какой-нибудь выход и не находил его. Беспорядочное смятение его мыслей представляло резкий контраст с могильной тишиной вертепа, в котором он находился.

Вдруг среди этой глубокой тишины послышался стук отворившейся внизу и снова захлопнувшейся двери.

Пленник сделал движение в своих узах.

— Вот и жена, — сказал Тенардье.

Только что успел он произнести это, как его жена, красная, задыхающаяся, со сверкающими глазами, ворвалась в комнату и крикнула, хлопнув себя толстыми руками по бедрам:

— Фальшивый адрес!

Разбойник, уехавший с нею, тоже вошел в комнату и взял свой топор.

— Фальшивый адрес?! — повторил Тенардье.

— Никого! — продолжала его жена. — На улице Сен-Доминик № 17 нет никакого Урбана Фабра! Никто не знает, кто это такой! — Она остановилась перевести дух, а потом продолжала: — Послушай, Тенардье, этот старикашка насмеялся над тобой! Ты слишком добр — вот в чем дело. Я на твоем месте разбила бы ему рожу для начала! А вздумай он и после этого артачиться, я сварила бы его живьем! Тогда ему пришлось бы заговорить, пришлось бы сказать, где девчонка и где кубышка! Вот как повела бы я это дельце! Правду говорят, что мужчины куда глупее женщин! Никого в № 17! Это просто большие ворота! Никакого Фабра нет на улице Сен-Доминик! А мы-то ехали сломя голову и дали кучеру на чай и все такое! Я говорила с портье и его женой — такая толстая, красивая женщина. Представьте себе: они и не слыхивали ни о каком Фабре!

Мариус облегченно вздохнул. Она, Урсула или Жаворонок, та, которую он даже не знал как назвать, — спасена!

В то время как рассвирепевшая жена Тенардье кричала, сам он присел на стол. С минуту сидел он молча, покачивая не достававшей до пола правой ногой и задумчиво, дико поглядывая на жаровню.

— Фальшивый адрес! — сказал он наконец тихим свирепым тоном, обращаясь к пленнику. — На что же ты рассчитывал?

— Я хотел выиграть время! — громовым голосом воскликнул тот. И в то же мгновение он сбросил с себя веревки. Они были перерезаны, и только одна нога пленника была еще привязана к кровати.

Прежде чем семь человек, находившиеся в комнате, успели опомниться и броситься на него, он нагнулся к камину, протянул руку к жаровне, выпрямился и встал в грозной позе, держа над головой отливавшее зловещим светом раскаленное долото. Тенардье, его жена и разбойник были так поражены, что отскочили в другой конец комнаты.

Судебное следствие, производившееся впоследствии по поводу ловушки, устроенной в лачуге Горбо, выяснило, что в мансарде Тенардье было найдено явившейся туда полицией медное су, распиленное особым образом. Это су было одним из чудес искусства и терпения, которые производятся во мраке и для мрака тюрем, — чудес, представляющих не что иное, как орудие для бегства. Эти отличающиеся замечательно тонкой работой произведения искусства занимают в ювелирном мастерстве такое же место, как метафоры арго в поэзии. В тюрьмах есть свои Бенвенуто Челлини{398}, подобно тому как в поэзии есть свои Вийоны{399}. Несчастный, страстно жаждущий свободы, находит возможность иногда без всяких инструментов, с помощью какого-нибудь старого ножа, распилить монету на две тонкие пластинки, выдолбить эти пластинки с внутренней стороны, не испортив наружной, и устроить на ребре монеты крошечный винтик, чтобы можно было скреплять обе половинки. Их можно развинчивать и завинчивать, так что выходит что-то вроде футляра. В нем прячут часовую пружинку, и при умении эта пружинка перепиливает толстые цепи и железные полосы. Думают, что у бедного каторжника только и есть одно су, а между тем он обладает свободой. Такое-то су, развинченное, в виде двух отдельных половинок, нашла во время обыска полиция в мансарде Тенардье под кроватью, стоявшей ближе к окну. Нашлась и маленькая стальная пилка, которую можно было поместить в распиленной монете. Должно быть, в то время как разбойники обыскивали пленника, с ним было это су, и ему удалось зажать его в кулаке. А потом, когда ему развязали правую руку, он развинтил су, вынул из него пилку и перерезал веревки. Вот отчего происходил легкий шум, замеченный Мариусом.

Не решаясь нагнуться, чтобы не выдать себя, Леблан не перерезал веревок на левой ноге.

Разбойники, растерявшиеся в первую минуту от неожиданности, тотчас же опомнились.

— Не беспокойся, — сказал Бигрнайль, обращаясь к Тенардье, — одна нога у него еще привязана — он не уйдет от нас. Я сам скрутил ему эту лапу.

— Вы — негодяй, — сказал пленник. — Жизнь моя не стоит того, чтобы так упорно защищать ее. Но если вы воображаете, что можете заставить меня говорить или писать, чего я не хочу, то… — Он засучил левый рукав и воскликнул: — Смотрите!

Говоря это, он вытянул руку и приложил к голому телу раскаленное долото, держа его в правой руке за деревянную рукоятку.

Послышалось шипение обожженного тела, и по мансарде разнесся запах, какой бывает в камерах пытки. Пораженный ужасом, Мариус пошатнулся, и даже сами разбойники содрогнулись.

Между тем лицо странного старика только чуть-чуть исказилось от боли, и, в то время как раскаленное железо впивалось в дымящуюся рану, он, невозмутимый, величественный, устремил на Тенардье ясный, чуждый ненависти взгляд, в котором страдание исчезало в величавом спокойствии.

У великих, возвышенных натур возмущение тела и чувств под влиянием физической боли обнаруживает душу, которая и выступает на первое место, как командир во время мятежа в войсках.

— Негодяи! — воскликнул пленник. — Не бойтесь меня, как я не боюсь вас! — И, вырвав из раны долото, он выбросил его в открытое окно; страшное раскаленное орудие исчезло во мраке и, завертевшись, упало вдали и потухло в снегу.

— Теперь делайте со мной, что хотите! — сказал пленник. Он был безоружен.

— Схватите его! — сказал Тенардье.

Два разбойника положили руки на плечи старика, а замаскированный человек с голосом чревовещателя встал напротив него, готовый при малейшем движении раздробить ему череп ударом своего огромного ключа.

В то же время Мариус услыхал тихие голоса около перегородки, в которую он смотрел, причем говорившие стояли так близко от нее, что он не мог видеть их.

— Остается только одно.

— Укокошить его?

— Конечно, так.

Это совещались шепотом муж и жена.

Тенардье не спеша подошел к столу, выдвинул ящик и достал из него нож.

Мариус сжимал в руке пистолет. Ужасная нерешительность! В продолжение целого часа два голоса боролись в его душе: один настаивал на исполнении завещания полковника, другой требовал, чтобы он помог пленнику. Эти два голоса все время боролись между собой, и эта борьба заставляла Мариуса испытывать страшные муки. До сих пор он все еще не терял надежды совместить эти две лежащие на нем обязанности, но ничего подходящего не представлялось. А между тем опасность приближалась, последняя граница ожидания была пройдена, и всего в нескольких шагах от пленника уже стоял, задумавшись, Тенардье с ножом в руке.

Мариус растерянно огляделся кругом — последняя машинальная попытка отчаяния.

Вдруг он вздрогнул.

Прямо под ним на столе лунный свет освещал и как бы показывал ему лист бумаги. На этом листе он прочитал написанную утром дочерью Тенардье фразу:

«Пришли фараоны».

Счастливая мысль блеснула в уме Мариуса. Вот средство, которое он искал, вот решение страшной, мучившей его загадки: пощадить убийцу и спасти жертву. Он опустился на колени на комоде, протянул руку, схватил бумагу, осторожно отломил кусочек штукатурки от перегородки, завернул его в бумагу и бросил из щели в середину вертепа.