Виктор Гюго - Отверженные

• Название: Отверженные
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-4836-9

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.

Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

---

Счастье его было так велико, что страшная встреча с Тенардье в трущобе Жондретта, которой он никак не мог ожидать, почти не подействовала на него. Ему самому удалось скрыться, и след его был потерян для других, какое же было ему дело до всего остального! Если он и вспоминал об этом, то только с чувством сожаления о тех несчастных людях. «Теперь они в тюрьме, — думал он, — и уже более не в состоянии вредить мне. Но что это за злополучная, страдающая семья!» Что же касается страшного видения у Мэнской заставы, то Козетта более не заговаривала об этом.

Когда Козетта была в монастыре, ее учили музыке. Девушка имела голос малиновки, одаренной душою. И вот теперь молодая девушка по вечерам в убогом жилище больного старика часто пела грустные песни, доставлявшие огромное наслаждение Жану Вальжану.

Наступила весна. Сад был так хорош в эту пору года, что Жан Вальжан как-то сказал Козетте:

— Ты никуда не ходишь, погуляла хотя бы в саду.

— Хорошо, отец, — отвечала девушка.

И, чтобы угодить ему, она снова начала свои прогулки по саду, большей частью одна, как мы уже говорили. Жан Вальжан, вероятно боявшийся, что его могут увидеть с улицы сквозь решетку, почти никогда в саду не показывался.

Рана старика была настоящим развлечением. Когда Козетта заметила, что отец уже меньше страдает, начинает выздоравливать и кажется довольным, она очень обрадовалась. Радость ее была так сильна, что не допускала в ней никаких других ощущений, на которых ей пришлось бы останавливаться. Кроме того, на дворе был уже март, дни удлинялись, зима, всегда уносящая с собою часть наших горестей, удалялась, потом наступил апрель, этот предвестник лета, свежий, как каждый рассвет, веселый, как юность, хотя немного и плаксивый, как бывают все новорожденные. В этом месяце природа дарит нас чудесными лучами, которые с неба, с облаков, с деревьев, с лугов, с цветов проникают прямо в душу человека.

Козетта была еще слишком молода, чтобы не проникнуться ликованием апреля, так походившего на нее саму. Незаметно, понемногу из ее сердца уходила мрачная грусть. Весной омраченные души озаряются светом так же, как в яркий полдень светлеет в темных подвалах. Козетта переставала грустить. Это было несомненно, хотя она сама и не замечала этого. Утром, часов около десяти, после завтрака, когда ей удавалось уговорить отца выйти на четверть часа в сад, она, водя его по солнцу перед крыльцом и заботливо поддерживая его больную руку, все время бессознательно смеялась и была счастлива.

Жан Вальжан с упоением замечал, что она снова становилась свежей и розовой. «О милая рана!» — потихоньку про себя не переставал твердить он.

Как только рана старика зажила, он возобновил свои одинокие вечерние прогулки. Было бы ошибочно думать, что можно прогуливаться по безлюдным местностям Парижа, ни разу не натолкнувшись на какое-нибудь приключение.

II. Тетушка Плутарх не затрудняется объяснить некое явление

Раз вечером маленький Гаврош мучился от голода: он ничего не ел целый день. Он вспомнил, что не ел и накануне. Это становилось наконец скучным, и он решил попытаться достать себе чего-нибудь на ужин. С этой целью он отправился побродить по пустынным окрестностям Сальпетриер, где иногда можно было получить подачку; там, где редко кто бывает, скорее можно надеяться найти что-нибудь. Незаметно он дошел до поселка, который показался ему деревней Аустерлицем.

Во время одной из своих прежних экскурсий в эту местность он заметил там старый запущенный сад, в котором росла очень недурная яблоня и по которому иногда бродили какие-то старички — мужчина и женщина. Возле яблони он также заметил нечто вроде маленькой кладовой для плодов, очевидно, не запиравшейся, так что в ней, наверное, можно было поживиться яблочком. Яблоко — это ужин, а ужин — жизнь. То, что погубило Адама, могло спасти Гавроша.

Сад тянулся вдоль немощеного пустынного переулка, окаймленного кустарником в тех местах, где не было никаких строений. От переулка сад отделялся изгородью.

Гаврош подошел к этому саду, почти сразу найдя его местоположение. Он узнал яблоню и маленькую кладовую и внимательно осмотрел изгородь, через которую ему ничего не стоило перебраться. День померк. В переулке не было видно даже кошки. Время было вполне подходящее. Гаврош начал было уже перелезать в сад, как вдруг остановился, услыхав, что там разговаривают. Он снова слез и заглянул сквозь щели изгороди.

В двух шагах от него по ту сторону забора лежал опрокинутый камень, очевидно служивший скамейкой, на камне сидел старик, которого Гаврош видел раньше в этом саду, перед стариком стояла старуха и о чем-то ворчала.

Не отличаясь скромностью, Гаврош стал подслушивать.

— Господин Мабеф! — говорила старуха.

«Мабеф?.. Какое чудное имя!» — подумал Гаврош.

Старик не шевелился. Старушка продолжала:

— Господин Мабеф!

Не поднимая от земли глаз, старик наконец откликнулся:

— Что вам, тетушка Плутарх?

«Тетушка Плутарх? Тоже преуморительное прозвище!» — думал Гаврош.

Поощренная откликом старика, старушка уже смелее продолжала, вовлекая его в беседу:

— Ведь хозяин-то наш недоволен.

— Чем это?

— А тем, что мы задолжали ему за три срока.

— А еще через три месяца мы будем должны за четыре срока.

— Он говорит, что заставит вас ночевать на улице.

— Ну что ж, я и пойду.

— Зеленщица тоже требует по счету. Больше ничего не хочет отпускать. Потом, чем же мы будем топить эту зиму? Ведь у нас нет дров.

— Зато есть солнце.

— И мясник отказывается давать в долг. Ни одного кусочка мяса больше у него не выпросишь.

— И прекрасно: я плохо перевариваю мясо. Это слишком тяжело для моего желудка.

— Что же мы будем есть?

— Хлеб.

— Пекарь тоже требует деньги по счету. «Если, — говорит, — у вас нет денег, то у меня нет для вас хлеба».

— Ну и отлично.

— Что же вы будете есть?

— А яблоки-то наши.

— Но, сударь, нельзя же так жить без денег!

— Откуда я их возьму?

Старуха ушла, старик остался один. Он задумался. Гаврош, со своей стороны, тоже размышлял. Между тем почти совсем стемнело.

Первым результатом размышлений Гавроша было то, что он, вместо того чтобы перебраться через изгородь, прикорнул под ней в том месте, где расходились ветви кустарника.

«Ишь ведь какая славная постель!» — мысленно говорил он себе, свертываясь в комочек. Почти прислонившись спиной к камню, на котором сидел Мабеф, он ясно слышал дыхание этого восьмидесятилетнего старика.

Гаврош старался заменить еду сном. Кошки спят только одним глазом, так спал и Гаврош. Сквозь дремоту он следил за всем, что происходило вокруг. На землю легло отражение белесоватого сумеречного неба, и переулок обозначился бледной чертой между двумя рядами темных кустов. Вдруг в этой белесоватой полосе появились два силуэта.

Один из этих силуэтов шел впереди, другой следовал за ним на некотором расстоянии.

— Вон несет каких-то двоих! — прошептал себе под нос Гаврош.

Первый силуэт походил на старого, сгорбленного, задумчивого буржуа, одетого более чем просто и тихо передвигавшего разбитые годами ноги. Очевидно, он вышел из дома только затем, чтобы немного побродить при сиянии звезд. Второй силуэт отличался тонкостью, стройностью и живостью. Хотя эта фигура и соразмеряла свои шаги с шагами первой, тем не менее в ее вынужденно медленной походке чувствовались гибкость и проворство. Несмотря на элегантную внешность второй фигуры, от нее веяло чем-то неприятным и подозрительным. Фигура эта, также мужская, была в шляпе красивой формы, в черном, прекрасно сшитом сюртуке, вероятно, из дорогого сукна, сидевшем как нельзя лучше. Голову незнакомец держал прямо, со своеобразной грацией и силой. Из-под шляпы в сумерках виднелся молодой профиль. В этом незнакомце Гаврош сразу узнал хорошо знакомого ему Монпарнаса. Что же касается того, который шел впереди, то о нем Гаврош мог сказать разве только то, что это какой-нибудь старый простачок.

Гаврош принялся зорко наблюдать. Очевидно, один из этих прохожих что-то замыслил насчет другого. Гаврош находился в положении как нельзя более удобном для наблюдения над другими, между тем как сам не мог быть никем замеченным.

Появление Монпарнаса в этом месте, в эту пору, кравшегося по следам другого, не предвещало ничего хорошего. Мальчику страшно стало жаль незнакомого старичка, которого, очевидно, преследовал Монпарнас.

Что было делать Гаврошу? Вмешаться в то, что он предвидел? Но разве один слабосильный может помочь другому? Такая попытка только бы рассмешила Монпарнаса. Гаврош отлично понимал, что для этого восемнадцатилетнего отъявленного разбойника ничего не стоило одним ударом прикончить старика и ребенка.