Михаил Пухов - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Михаил Пухов
• Жанр: Научная Фантастика

Рассказы из сборников «Картинная галерея», «Звездные дожди», а так же рассказы «Операция „Прогрессор“», «Змей из подпространства».

Ахиллесова точка. Восьмая посадка. Дефицитный хвост. ЗМЕЙ ИЗ-ПОД ПРОСТРАНСТВА. Звездный дождь. Картинная галерея. Коммуникабельный гуманоид. Контакт? Нет контакта… Контратака. Костры строителей. Лидер. Машина памяти. Монополия на разум. Мы и наши родители. На попутной ракете. Над бездной. Ненужное — уничтожить. Нитка бус. ОПЕРАЦИЯ «ПРОГРЕССОР». Окно в футурозой. Палиндром в антимир. Пирамида. Порт Перпетуум. Путь Одноклеточных. Свет звезд. Случайная последовательность. Спасение жизни. Услуга мага. Цветы Земли. Человек с пустой кобурой (Цейтнот). Черный Шар.

---

— Вы так думаете? — спросил Гудков. — А теперь представьте себе, что наш мир является частью более сложного, четырехмерного мира, точно так же, как произвольная плоскость — это лишь ничтожная часть нашего трехмерного пространства. Представьте себе, что в этом высшем четырехмерном мире наша вселенная суть то же самое, чем представляется нам плоская поверхность озера или моря. Представьте себе, что этот мир, невидимый и неосязаемый нашими органами чувств, населяют существа, тоже лежащие в другом измерении, четырехмерные. Они — если это аналоги наших птиц — носятся где-то над нашим миром, любуются своими отражениями в нем, но остаются для нас непознаваемыми. А аналоги наших рыб плавают под нашим пространством и дышат своими четырехмерными жабрами, не подозревая о нашем существовании. Но есть и другие. Они, как Великий морской змей, живут где-то в пучине, в бездне глубоко под нашим миром, но иногда всплывают к нему — к поверхности своего моря — подышать, глотнуть свежего воздуха…

— Четырехмерного воздуха? — язвительно поинтересовался психолог.

— Конечно, — кивнул Гудков. — И еще представьте себе, что они, как и наши змеи, тоже имеют форму тела вращения — только четырехмерного. Например, форму четырехмерного цилиндра. И когда такое существо, всплывая, пересекает наше пространство, его сечение нашим пространством дает сферу. А если такое существо пересекается с нашим миром несколько раз — например, когда изгибается, чтобы быстро плыть, — то цепочку сфер. Это совершенно аналогично веренице окружностей, которой является в плоскости воды тело Великого морского змея…

— Так, — сказал Пинчук. — И значит, вы полагаете…

— Да, — продолжал Гудков. — Представьте себе, что одно из таких существ наделено любопытством. Ему, этому существу, интересно. Трехмерные предметы — такие, как наш астероид — для него то же, что для нас радужные пятна нефти на поверхности воды. И вот однажды оно случайно всплывает подышать рядом с таким пятном. Ему любопытно, что это за пятно. Наш космос для него — поверхность необъятного океана, граница раздела двух сред. Одной, в которой оно плавает, другой — в которой дышит. И оно всплывает каждые сто часов — именно настолько хватает ему его четырехмерного воздуха — и плещется на поверхности своего океана, и разглядывает всякие разноцветные пятна — нам кажется, что оно заглядывает к нам внутрь, ибо мы так же раскрыты ему, как полностью видны нам плоские пятна нефти… А нам это существо представляется то шаром, то вытянутым извивающимся эллипсоидом вращения, то колеблющейся вереницей разнокалиберных сфер.

Гудков умолк. Несколько секунд за столом царило молчание.

— Я, конечно, не могу дать исчерпывающей оценки вашей гипотезе, — произнес наконец психолог. — Однако фантазия у вас, надо признать, поставлена хорошо. Поверьте слову профессионала. Рассуждаете вы вполне убедительно. Только, по-моему, слишком большое место занимают в вашем воображении всякие эллипсоиды вращения, четырехмерные цилиндры, пространственные сечения и прочая казуистика. Вот когда вы, с вашими способностями, научитесь строить свои фантазии на основе вещей попроще, тогда мне придется с вами согласиться. И если бы вы придумали что-нибудь в этом роде…

— С удовольствием, — сказал Гудков. — Как вам нравится такая гипотеза, действительно попроще. Вообще все астероиды — всего-навсего разные сечения одною и того же четырехмерного объекта, какой-нибудь четырехмерной водоросли. И, например, все планеты. И все звезды, само собой. И, естественно, все животные.

— А люди? — тихо спросила Наташа.

— И люди тоже. А что, отличная мысль. Все мы — просто трехмерные сечения одною и тот же четырехмерного человека, какой смысл нам спорить и ссориться? Но можно и подругу. Скажем, не все, но какой-то мужчина и какая-то женщина — это два сечения одной четырехмерной личности. И когда такой мужчина встречается с такой женщиной…

Гудков замолчал. Наташа покраснела. Пинчук размышлял, какую профессиональную оценку дать последней гипотезе.

— Ну ты и змей, если говорить откровенно, — вдруг нарушил молчание Штуб, пристально и мрачно посмотрев на Гудкова.

Цейтнот

Мы познакомились в порту. Рейс задерживался, детектив я забыл дома и скучал. Публика была обычная — человек двадцать туристов, их сопровождающий и толпа командированных вроде меня. Поговорить не с кем, послушать некого. И вдруг в зале появился совсем другой человек.

Опытный взгляд различает таких сразу. Он был разведчик дальнего космоса или что нибудь в этом роде.

Его пояс оттягивала огромная желтая кобура. На лице, покрытом неровным космическим загаром, красовался большой белый шрам в виде ущербной луны. При ходьбе владелец шрама прихрамывал на левую ногу. Словом истинный ас, битком набитый разными байками и нуждающийся во внимательном слушателе.

Он взял в автомате кофе и сел за мой столик. В разговоре важен дебют.

Правильным первым вопросом вы разрешаете собеседнику выкладывать любые небылицы о его похождениях. Все зависит от вас.

Я спросил:

— Откуда у вас такой замечательный шрам?

— Хоккей, — объяснил он. По его галактическому загару стекали узкие струйки пота — В юности я увлекался хоккеем.

— Стояли в воротах?

— Сидел на трибуне — Он тронул белый шрам пальцем — Ничто его не берет.

Хоть гримом замазывай. Сорок дней загорал на море — все без толку.

Оставалось ждать, что он еще скажет.

— На море мне не понравилось, — сообщил он. — Камни острые, скользкие.

Вчера полез купаться, упал, ушиб ногу. Он осторожно пощупал левое колено.

— До сих пор болит. И жара там, на море. Почти как здесь.

Он расстегнул свою огромную кобуру. Порывшись в ней, извлек мятый платок и вытер лицо. Многих на моем месте это смутило бы окончательно.

Но я не из тех, кто отступает.

— Вы разведчик дальнего космоса? — спросил я.

— Да.

— А где вы потеряли пистолет?

— О, это длинная история. Вы видели когда-нибудь разведочный звездолет?

— Много раз, по телевизору. Это здоровенный корабль, больше любого другого. Но я никогда не видел, как он садится на космодром вроде этого.

Прикинуться простаком выгоднее — рассказчики любят простаков.

— Наши звездолеты перемещаются только в гиперпространстве, — объяснил он. — Для контакта с космическими объектами корабль оснащен небольшими ракетами — десантными зондами. Я пилот такого зонда.

— Вероятно, вы-то и делаете все дело?

— Очень редко, — усмехнулся он. — Обычная работа — осмотр планет.

Десантники при этом отдыхают. Съемка занимает часа полтора, потом мы летим дальше. Задержки бывают редко. В сезоне, о котором я хочу рассказать, их не было вообще. Мы работали в одном шаровом скоплении.

Самая плохая работа. Звезды похожи, да и планеты. Жизнь не встречалась нигде.

— Почему?

Он усмехнулся.

— Спросите биологов. В звездных скоплениях слишком светлые ночи, суточные ритмы ослаблены. А жизнь основана на контрастах. Так говорят.

Да. Ну, а потом мы наткнулись на звездолет Пятой культуры.

— Сразу пятой? — спросил я.

Он кивнул, не заметив иронии.

— Сначала мы решили, что это астероид. Больно уж он был велик — шар диаметром километров десять. Но шар. Это был корабль одной из исчезнувших цивилизаций — Пятой галактической культуры, брошенный экипажем миллионы лет назад. Собственно, мы в него чуть не врезались.

Он замолчал, и я спросил:

— А почему команда ушла с корабля?

— Не знаю. Возможно, она никуда и не уходила. Через миллионы лет строить догадки глупо. Мы начали готовиться к высадке. Никто нас не заставлял. Мы разведчики. Мы нашли корабль. Остальное не наше дело. Но смешно, если бы мы сразу ушли. Продолжать съемку планет? Дико было бы.

Вскоре мы, десантники, уже шагали к своим суденышкам. Настроение приподнятое, как на Олимпиаде. Это своего рода спорт — кто первым проникнет в Корабль. В звездолетах Пятой культуры несколько входных тамбуров, но корабль велик. Многие тысячи гектаров полированного металла, и где-то затерян вход. Ориентиров нет. На каждого из нас приходилась площадь побольше этого космодрома. Вот и ищи. Мы разошлись по ангарам и стартовали.

Я остался один на один с космосом. Силуэт нашего звездолета сжимался за кормой зонда, открывая звезды. Незабываемое небо той галактики.

— Это естественно, — вставил я.

— Почему?

— Будь оно другим, вы бы о нем не помнили.

— Вы правы, — сказал он невозмутимо. — Оно именно такое. Даже не скажешь, что оно черное, так много звезд. Кругом звезды. И все крупные, яркие. Не небо — застывший фейерверк. И только тень нашего корабля сжимается за кормой, да впереди вспухает пятно. Черное, круглое. Это я приближаюсь к чужому. Моих товарищей, конечно, не видно. Нет их. Полное одиночество.