Василий Изгаршев - Побратимы

• Название: Побратимы
• Автор: Василий Изгаршев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1974

В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.

---

Твой Климов».

32

Солгал я Наташке насчет болезни: крутанула меня болячка как следует.

Из политотдела, с семинара мы с Ник-Ником возвращались в часть на перекладных. Рейсового автобуса ждать не захотели. Сели на попутный военторговский грузовик. В кабине места не было, прыгнули в кузов. Укрылись брезентом, да разве от ветра спрячешься? Продуло до костей. И полпути не проехали — баллон лопнул. Снег лежит мокрый, водитель с грузчиком чертыхаются, запаску прилаживают, а мы, скрючившись, стоим у обочины, голосуем, авось еще найдется добрая душа — посадит. Повезло. Транспортная машина из соседней части шла. Водитель узнал старшину Николаева, остановился. Брезента, правда, в кузове не оказалось.

Доехали. А на утро у меня в груди запиликала гармошка с прохудившимися мехами. И кашель бьет. Глаза как у рака. Старшина врача вызвал. Тридцать восемь и семь! Ясное дело — в лазарет! Диагноз: правосторонняя пневмония. Ну и все вытекающие отсюда последствия. Уколы. Банки. Антибиотики. Аспирин. Хлористый кальций — по стаканчику три раза в день, после еды. Весело!

И Новый год в лазарете встретил… Вдвоем с Наташкиным портретом. Больных никого не было. На весь полк один-разъединственный выискался. Надо же!

Утром первого января повалил ко мне массовый посетитель. Ни свет ни заря гвардии старшина Николаев заявился. Шел в роту — ко мне зашел. Поздравил с Новым годом.

— Ну как, на поправку? — громко, на всю палату выкрикнул старшина.

— Порядок, товарищ гвардии старшина, — подстраиваясь к его тону, я тоже почти ору.

— Ничего. На живом человеке все, брат, заживет. По себе знаю. Чем только не болел! Все пройдет. Лекарства принимай. Поправляйся… — он взял мою руку и спрятал ее в своей огромной грубоватой ладони. — Поправляйся и не скучай. Навещать будем.

— Как у вас-то дела? Новый год как встретили?

— Порядок! Прощай покамест. Встречай Машечку с женихом своим. Скоро пожалуют.

После завтрака весь наш первый взвод вваливается в палату. Но без Карпухина. Только ушел взвод, Маша с Генкой Карпухиным заявились. Счастливые оба до чертиков.

— Здорово, жених, — от радости я пытаюсь рассмеяться.

— Привет! — кричит мне в ухо Генка. — С Новым годом!

— Да что вы все будто сговорились, орете, как в лесу. Что я, глухой, что ли?

— Все слышишь? — шепотом спрашивает Генка.

— Конечно.

Генка и Маша задыхаются от смеха. Оказывается, старшина всем посоветовал как можно громче со мной разговаривать. От аспирина, мол, и от других разных лекарств у больных уши закладывает.

— Ну, раз товарищ старшина сказал — орите, мне все равно приятно.

— Слухай, больной, тебе торт можно лопать? — спрашивает Генка.

— Торт принесли?

— Гляди, какой догадливый. Конечно, принесли. Машечка сама испекла.

Маша достала из сумки здоровенный кусок торта, банку компота, апельсины, яблоки, аккуратно разложила все на тумбочке.

— Угощайтесь, Валера.

— Да что вы, ребята! Прямо как за больным ухаживаете. Я же — ей-ей! — здоров. Вот вчера действительно чувствовал себя не ахти. А сегодня, после того как вы все побывали у меня, разве можно болеть!

Эх, как все-таки здорово, когда рядом друзья. Старшина Николаев рассказывал мне, что ему всю жизнь везло на хороших людей. Ну а мне, всем нам, дорогой Николай Николаевич, разве не везет на них?

— Спасибо вам, Маша. И тебе, Гена. Чертовски хорошо и интересно жить на свете, ребята! Наливай в мензурку компоту, Карпухин. Тост говорить буду. Длинно и нудно, вроде тебя. Только, чур, не перебивать.

Нам было весело. Лучшего в моей жизни новогоднего праздника, действительно, не было. Никогда. Так я и написал моей Наташке.

33

Председательствующий на ротном собрании лейтенант Агафонов предоставил слово для доклада командиру роты.

— Тут такая традиция у польских товарищей, — Шестов почему-то все время смотрит на президиум, — в День Советской Армии и Военно-Морского Флота приглашают они к себе из нашей Группы войск делегации воинов. Вместе с нами наш праздник отмечают. Хорошая традиция. От нашей роты замполит предложил выделить в состав делегаций четырех танкистов. Можно, конечно, было и назначить этих четверых. Но у нас тоже традиция: выбирать делегатов на общем собрании. Так что давайте вместе подумаем, кого пошлем к польским товарищам. Вот, собственно, и весь доклад. Может, вопросы будут?

Вопросов не оказалось.

Агафонов предложил приступить к выдвижению кандидатур.

— Позвольте мне высказаться, товарищ гвардии лейтенант, — Иван Андронов поднялся с места. — Я вот что подумал, гвардейцы. Конечно, надо послать лучших, авторитетных. Это первое условие. Надо послать тех, у кого на этой земле родные или близкие проливали свою кровь в боях с фашистами. Это второе условие. Взвесив оба условия, я и хочу предложить кандидатуры следующих товарищей. Гвардии старшину сверхсрочной службы Николаева. Он освобождал Польшу от гитлеровцев.

Солдаты дружно захлопали в ладоши.

— Предлагаю также избрать командира роты товарища гвардии старшего лейтенанта Шестова. На этих землях воевал его отец.

Ленкомната снова отозвалась аплодисментами.

— И еще давайте пошлем нашими делегатами, — продолжал Иван, — двух дружков закадычных — гвардии младших сержантов Климова и Карпухина. И тот и другой по всем статьям, думаю, подходят.

— Согласны!

— Подвести черту!

— Будем голосовать!

Итак, мне снова предстояла встреча с Польшей. Меня определили в делегацию, направлявшуюся в Катовицкое воеводство. Генка ехал во Вроцлав, старшина — в Познань, а ротный — в Зеленую Гуру.

В день отъезда Генка не преминул высказать напутствие.

— Учти, Валера, читатель ждет от тебя второй «Огневой позиции».

— Постараюсь оправдать твое доверие, читатель.

Не написать о той поездке было просто невозможно.

* * *

… Лес заводских труб. Высокие копры угольных шахт. Терриконы, похожие на наши жигулевские курганы. Широкие проспекты городов. Дома из бетона и стекла. Поток машин на автострадах. Пронзительные свистки электровозов. Это все Гурный Шленск — Верхняя Силезия, индустриальное сердце Народной Польши, Польский Донбасс.

Совсем не зимняя погода. Снег почти весь сошел. Зеленеет трава на косогорах, освещенные солнцем перелески сиреневым кружевом обрамляют горизонт. Интересно рассказывала о Верхней Силезии, о революционной борьбе шленского пролетариата жена нашего лейтенанта Агафонова, но справедливо говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я стоял в Катовице у трехкрылого памятника повстанцам шленским. Три огромных крыла из металла, символизирующие три вооруженных выступления силезских рабочих, поднимавшихся в начале двадцатых годов на борьбу за воссоединение своего края, оказавшегося в ненавистной неметчине, с материнской польской землей. Из окна гостиницы я смотрел, на огненные сполохи в ночном небе над Хожувом, Забже, Сосновцем, Катовице: это металлурги разливали сталь, это строители рассыпали голубые звезды электросварки с ажурных переплетений арматуры будущих зданий.

Утром людская река до краев захлестнула улицы: трудовая Силезия торопилась к заводским проходным.

Все это мне знакомо до боли сердечной, все это я видел у себя дома. Каждый год, первого сентября, прежде чем войти в класс, мы всей школой, вместе с учителями и родителями, шли с букетами цветов на Площадь 1905 года к памятнику — обелиску средневолжанским революционерам. Возле этого памятника мне и Генке повязали красные пионерские галстуки.

И ночное зарево над Средневолжанском, над другими волжскими городами ничем не отличалось от силезского. И рабочий день в моем родном городе начинался вот таким же нескончаемым людским потоком.

Я ловлю себя на мысли, что, наверно, от схожести всего увиденного здесь с нашим, советским, привычным с детских лет, от душевного тепла, которое испытываешь при встречах с польскими товарищами, и рождается ощущение прямой причастности ко всему, чем живет Польша. И яснее становится высокий смысл нашей солдатской службы на этой земле, окропленной кровью моего отца, Генкиного брата, сотен тысяч советских воинов.

* * *

Шахта «Ленин»… Самая крупная в Польше. Шесть тяжеловесных составов угля в сутки. Самым передовым, самым заслуженным коллективам в Польше присвоено имя Ленина. Металлургический комбинат в Новой Гуте возле Кракова. Гданьская судоверфь, электростанция в Лодзи. И вот эта шахта, первая шахта, построенная в годы народной власти с помощью Советского Союза. После короткого митинга польско-советской дружбы я стою в окружении шахтеров, сжимаю в руке букет алых гвоздик, только что врученных каждому из нас молодыми парнями в черных, как антрацит, парадных шахтерских мундирах, в высоких шапках с султанами из перьев, и слушаю слова о нашей нерасторжимой дружбе, которые невозможно придумать, не прочувствовав их.