Е. Балабанова - Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа

• Название: Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа
• Автор: Е. Балабанова
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2004
• ISBN: 5-8405-0585-0

Мифы и легенды народов мира — величайшее культурное наследие человечества, интерес к которому не угасает на протяжении многих столетий. И не только потому, что они сами по себе — шедевры человеческого гения, собранные и обобщенные многими поколениями великих поэтов, писателей, мыслителей. Знание этих легенд и мифов дает ключ к пониманию поэзии Гёте и Пушкина, драматургии Шекспира и Шиллера, живописи Рубенса и Тициана, Брюллова и Боттичелли. Настоящее издание — это попытка дать возможность читателю в наиболее полном, литературном изложении ознакомиться с историей и культурой многочисленных племен и народов, населявших в древности все континенты нашей планеты.

В данный том вошли мифы, легенды и предания народов Центральной и Южной Европы, многие из которых стали основой бессмертных произведений мировой литературы.

---

И опять ободрял их епископ, обещая им блаженство мучеников после смерти, и французы кинулись в смертный бой с неверными.

Климорин из Сарагосы, мусульманин богатый, но с подлою душой. Он тогда первый столковался с Ганелоном, целовал его в знак дружбы, подарил даже предателю свой меч.

— Я хочу, — заявил он, — отнять корону у Карла и опозорить великую землю!

Климорин оседлал своего коня Барбамуша и кинулся на одного из пэров, пронзил его насквозь своею пикой и сбросил мертвого на землю.

— Рубите, — воскликнул он, — рубите! Нетрудно пробить их ряды!

— Какое горе! — восклицали французы. — Какого храброго воина мы потеряли!

Но Оливье поспешил отомстить за своего пэра: на всем скаку налетел он на сарацина, вышиб его душу из тела, и дьяволы подхватили ее. Досталось тут же и другим неверным.

— Рассердился–таки мой товарищ! — сказал Роланд.

— Нет лучшего воина! Рубите, французы, рубите!

В свою очередь, сарацин Вальдебрун, хитростью

взявший когда–то Иерусалим, с быстротою сокола кинулся на второго пэра, могучего герцога Самсона, разбил его щит и мертвого вышиб его из седла. Взыграло сердце Роланда; одним взмахом меча снес он голову могучего Вальдебруна вместе со шлемом, украшенным драгоценными камнями.

Так бьются они, и один за другим гибнут французские пэры; товарищи их воздают неверным сторицей. Но лучшие люди–то гибнут. Гибнут лучшие воины…

— Горе нам! — восклицают французы. — Сколько наших убито!

Граф Роланд держит в руках своих красный от вражьей крови меч, но он слышит плач французов — самых отважных уже нет в живых — погибли, — и сердце его готово разорваться на части. И снова скачет он и рубит своим мечом, и тысячи падают со всех сторон. Храбро дерутся французы, и покрывается поле телами; кони, утратившие своих всадников, бродят по полю битвы, поводья их волочатся по земле. Но неверные теряют силы, они не в силах держаться и обращаются в бегство, французы летят на своих скакунах рысью, галопом, в крови, с изломанными пиками и мечами: гонят они врагов вплоть до Марсилия. Но тут теряют они последнее оружие, и им нечем уже сражаться.

Марсилий видит гибель своего войска: при звуке рогов и труб выступает он с другой половиной армии. Во главе сарацин идет Абим. Нет большего негодяя на свете! Жизнь его полна черных дел и преступлений: не верит он ни в Бога, ни в Сына Пресвятой Девы. Лицом он черен, как деготь; никогда он не смеется, не шутит, но храбрость его бесконечна, и за нее–то и любит его король Марсилий. Тюрпин ненавидит этого нехристя.

— Лучше умереть, чем оставить его в живых! — говорит он и начинает битву на коне короля Гроссайля, убитого им когда–то в Дании.

Скачет епископ прямо к Абиму и ударяет его в щит, осыпанный аметистами и топазами, и разбивает его на части. Но Абим остается в седле. Вторым смертоносным ударом епископ сбрасывает его на землю.

— Монжеуа, монжеуа! — восклицают французы: это клич Карла. — Дай Бог императору иметь побольше таких епископов!

На помощь к епископу мчатся Роланд и Оливье, и бой разгорается с новой силой. Но гибнут христиане, и их остается не более трехсот человек, вооруженных одними мечами. Они рубят ими направо и налево, разрубая сарацинские шлемы и кольчуги. Не выдержали тут мусульмане: с рассеченными и окровавленными лицами снова бегут они к королю Марсилию, призывая его на помощь.

Марсилий слышит их крики и именем Магомета проклинает французов, французскую землю и Карла с седою бородою, и еще сильнее разгорается в нем ненависть к Роланду. С новыми силами нападает он на остатки французов, и с новою силою разгорается битва. С тоскою смотрит Роланд на гибель лучших вассалов, вспоминает он о французской земле, о своем дяде, добром короле Карле, и сжимается его сердце при этих мыслях. Снова устремляется он в битву вслед за Оливье, наносящим врагу удар за ударом. Видит его Оливье и пробирается к нему сквозь толпу.

— Друг и товарищ, — говорят они друг другу, — будем биться вместе и вместе умрем, если будет на то Божья воля!

Бьются вместе Роланд и Оливье своими мечами, не отстает со своим копьем и епископ Тюрпин, и не перечесть тел, падающих под их ударами. Пало здесь более

четырехсот тысяч неверных, говорит песня, и число это занесено в летописи. Дорого достался французам пятый натиск мусульман, погибли тут все французские воины, кроме шестидесяти, — но дорогою ценою купят их жизнь сарацины.

РОГ

Видит Роланд, как один за другим гибнут его воины, и говорит он Оливье:

— Взгляни, ради бога, дружище, сколько пало наших добрых вассалов: стоит пожалеть милую, прекрасную Францию, лишившуюся таких баронов! О король, наш верный друг! Отчего нет тебя с нами? Брат Оливье, нет ли способа дать ему знать о нашем положении?

— Я не знаю такого способа, — отвечает Оливье, — но, во всяком случае, смерть лучше позора.

— Я затрублю в свой рог, — говорит Роланд, — король услышит его в ущельях, и французы, клянусь тебе, вернутся.

— Ты опозоришь тогда на вечные времена весь свой род, — отвечает ему Оливье. — Помнишь, как ты в самом начале не послушался моего совета? Трубить же в рог теперь — значит показать себя трусом, а между тем твои руки обагрены кровью врагов.

— Правда, — отвечает Роланд, — я не тратил даром ударов!

— Тяжелая для нас битва, — говорит опять Роланд, — я затрублю в свой рог, и Карл услышит его.

— Не так поступают храбрые, друг, — отвечает ему Оливье, — ты сам тогда гордо отверг мой совет. А если бы император был тут, мы не потерпели бы такого урона. Но это не его вина и не вина его спутников. Клянусь бородой, если мне суждено видеть еще сестру мою Оду, ты никогда не будешь ее мужем!

— За что же ты сердишься? — спрашивает Роланд.

— Ты один во всем виноват, — отвечает Оливье. — Разумная храбрость далека от безумства, и умеренность лучше горячности. Посмотри, сколько французов погубило твое безрассудство! Это наша последняя служба императору. Если бы ты послушался меня тог–да, наш государь был бы уже здесь, мы выиграли бы битву, и король Марсилий был бы взят в плен и убит. Много вреда причинила нам твоя безумная отвага, Роланд! Сегодня наступил последний день нашей верной дружбы: тяжкая разлука ожидает нас прежде, чем скроется солнце.

Так горько оплакивали друг друга Роланд и друг его Оливье.

Услыхал их спор епископ Тюрпин, пришпорил он своего коня, подлетел к ним и стал им выговаривать.

— Благородный Роланд и ты, благородный Оливье, — говорил он, — умоляю вас не приходить в отчаяние. Взгляните на наших французов: им суждена смерть, и рог твой, Роланд, уже не спасет их — далеко ушел Карл и не успеет вернуться. Но все же труби, Роланд, — может быть, Карл успеет за нас отомстить, и сарацинам не удастся торжествовать победы. Воины Карла найдут нас здесь мертвыми и изрубленными: они разыщут наших вождей и подберут наши тела, положат их в гробы и повезут с собой на своих конях; со слезами похоронят они нас в стенах монастыря, и тела наши не будут добычей прожорливых кабанов, собак и волков.

— Это правда! — сказал Роланд. Поднес он к губам свой рог Олифант и затрубил что было силы.

Далеко разносится звук, повторяемый эхом в высоких горах, и достигает Карла и его войска.

— Это наши бьются в бою? — говорит король.

И отвечает ему Ганелон:

— Скажи это другой, его назвали бы лгуном.

Изо всех сил трубит Роланд в свой рог: кровь струится из его рта и из лопнувшей жилы виска, и еще дальше разносится звук его рога. Слышит его Карл среди тесных ущелий, слышат его герцог Нэмский и все французы.

— Это Роландов рог, — повторяет король. — Он не трубил бы в него, если бы не был вынужден позвать на помощь.

— Какая там помощь! — возражает ему Ганелон. — Ты стар и сед, а говоришь как младенец. Кому не известна гордость могучего, отважного, великого Роланда! Удивительно, как это еще терпит ее Господь. Конечно, он теперь шутит со своими пэрами. Подумай,

кто решится напасть на Роланда? Разве не брал он один сарацинских городов без твоего приказания? Пойдем же вперед, государь, не к чему останавливаться! Великая земля еще далеко.

Льется кровь изо рта Роланда, лопаются жилы на его висках — с отчаянным усилием трубит он в свой рог Олифант. Слышат его Карл и все французы.

— Какой протяжный звук! — замечает король.

— Это Роланд! — говорит герцог Нэмский. — Роланду плохо! Клянусь честью, он бьется в смертельной схватке с сарацинами. Роланда предали, и изменник отводит тебе глаза. Вооружайся, государь, подай свой военный клич и помоги своему родичу: ты слышишь жалобу Роланда.

Император велит трубить в рога и трубы, французы вооружаются и во весь опор мчатся ущельями.