Кир Булычёв - Фантастический бестиарий

• Название: Фантастический бестиарий
• Автор: Кир Булычёв
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, ВКТ, Мир энциклопедий Аванта+
• Жанр: Разное фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98986-253-5, 978-5-17-057602-9, 978-5-403-01279-9, 978-5-226-01563-2

Бестиариями именовались зоологические справочники средневековья. В них включались как животные известные, так и легендарные, либо придуманные путешественниками. Известный писатель Кир Булычев поставил перед собой цель создать бестиарий, в который включены лишь выдуманные животные, от чудовищ Древней Греции до сказочных существ наших дней. Для того чтобы собрать такую странную компанию, автор обратился к сказкам, мифам, фантазиям разных стран мира. Поэтому в бестиарии нашлось место и для японских водяных, китайских оборотней, русских домовых и леших, норвежских троллей и даже Тянитолкая, которого придумал Корней Чуковский.

---

***Гремлин***

Говорят, что в каких — то средневековых хрониках они упомянуты. Если так, то о них известно немного. По крайней мере, ни в одном известном мне бестиарии, ни в одной мифологической энциклопедии (за исключением труда К. Королева) о них — ни слова. Хотя название звучит по — старинному.

Впрочем, оно могло произойти от гоблина уже в наши дни. Придумали и сделали вид, что существует давно.

Но в любом случае гремлины сегодня известны, особенно после того, как их популяризировало американское кино, Поэтому я позволю себе считать их вашими современниками. Кирилл Королев относит их появление к Первой мировой войне. Именно с той поры они ответственны за все поломки, аварии и неполадки в машинах и приборах. Начинали гремлины с мотоциклов и велосипедов, а потом дошли до космических кораблей и с ними умчались в будущее.

Почему — то они по натуре луддиты, то есть существа, склонные ненавидеть технику.

Передаю дальше слово Королеву, так как сам не уверен в своих знаниях:

«Внешне они сильнее всего напоминают помесь кролика с бультерьером, ростом около 20 дюймов, одеты обычно в зеленые брюки и красные куртки. У них перепончатые лапы, которыми они ступают очень тихо, почти неслышно. К людям вообще гремлины относятся достаточно дружелюбно, а пакости устраивают скорее из озорства, чем из желания досадить».

Русской аналогии гремлинам я не знаю. Может, потому, что сломать велосипед или космический корабль мы отлично умеем сами, без помощи гремлинов.

Зато своего рода наследники у них появились — это, на мой взгляд, зубастики. Не знаю точно их названия на английском, но появились они в детских американских ужастиках: они представляют собой пасти с заточенными зубами, остальное — приложится. У нас существуют: «Зубастики» просто, «Зубастики-2» и так до бесконечности.

Американское кино плодит резиновых страшилищ бессчетно, но я углубляться в тот мир не хочу. Ограничимся литературой и фольклором.

***Олгой Хорлой***

Следующий шаг к сегодняшнему пониманию выдуманного существа — серьезная фантастика, та, что именуется обычно фантастикой научной. В ней конструирование необыкновенных существ подчиняется несколько иным, чем в сказках или детской фантастике, правилам. Они как бы становятся параллельной реальностью, Даже если они обладают какими — то фантастическими свойствами, весь ход повествования подчеркивает, что ничего фантастического или сказочного в этих свойствах нет. Необычное — есть, как необычна антилопа окапи, похожая сразу на жирафа и зебру и открытая в начале нашего века в центре Африки. Пример тому — чудовище, придуманное Иваном Ефремовым.

Я отлично помню свой день рождения в октябре 1944 года. Мне тогда исполнилось десять лет. Это была круглая дата, и мама смогла достать мне новую книгу, а новых книг, да притом интересных, выходило крайне мало. Скромная книга в бумажной обложке была выпущена издательством «Молодая гвардия». На обложке были нарисованы лесное озеро, скалы вокруг и написано:

«И. Ефремов. «Пять румбов»».

Это была первая книга Ивана Антоновича Ефремова, впоследствии знаменитого писателя, а тогда палеонтолога, путешественника, испытавшего фантастические чувства в своих странствиях и в этом превзошедшего своего великого коллегу геолога В. Обручева. Фантастические романы последнего, во — первых, познавательны, Во — вторых, познавательны, в-третьих, полезны, в то время как книги Ефремова завлекательны, таинственны и несут аромат экзотической тайны, которую автор умел отыскать не только в глубинах Тускароры, но и в якутской тундре.

Примером такого произведения, очарование которого достигается благодаря выверенному сплаву описания экспедиционной обыденности, достоверности каждого движения и слова, нарочитого отказа от того, чтобы подготовить читателя к готовой развернуться драме, стал рассказ «Олгой — Хорхой». Лишь старый монгольский проводник Дархин, подобно пророчице греческой трагедии, все время предостерегает героя, пытается, как в волшебной сказке, повернуть назад, обмануть судьбу, не договаривая до конца, что же грозит маленькой геологической экспедиции.

Ефремов вводит в ткань своего рассказа странное существо из монгольского фольклора — песчаного черня, который таинственным образом может убить путника, не прикасаясь к нему. Автор позволяет читателю одновременно глядеть на этого короткого толстого черня глазами нашего трезвого соотечественника и взором монгола Дархина, видящего в нем роковое чудовище, выходящее за пределы логики и разума, — воплощение смерти.

Кульминация рассказа «Олгой — Хорхой» — встреча героя с мифическим монгольским чудовищем.

«Шофер… вдруг резко затормозил и крикнул мне:

— Смотрите скорее! Что это такое?..

Окошко кабины на минуту заслонил спрыгнувший сверху радист. С ружьем в правой руке он бросился к склону большого бархана. В просвете между двумя буграми был виден низкий и плоский бархан. По его поверхности двигалось что — то живое. Хотя это двигавшееся существо и было очень близко к нам, но мне и шоферу не удалось сразу разглядеть его. Оно двигалось какими — то судорожными толчками, то сгибаясь почти пополам, то судорожно выпрямляясь. Иногда толчки прекращались, и животное попросту катилось по песчаному склону.

— Что за чудо? Колбаса какая — то, — прошептал у меня над ухом шофер, словно боясь спугнуть неведомое существо.

Действительно, у животного не было заметно ни ног, ни даже рта или глаз; правда, последние могли быть незаметны на расстоянии. Больше всего животное походило на обрубок толстой колбасы около метра длиной. Оба конца были тупые, и разобрать, где голова, где хвост, было невозможно. Большой и толстый червяк, неизвестный житель пустыни, извивался на фиолетовом песке. Было что — то отвратительное и в то же время беспомощное в его неловких замедленных движениях. Не будучи знатоком зоологии, я все же сразу сообразил, что перед нами совсем неизвестное животное. В своих путешествиях я часто сталкивался с самыми различными представителями животного мира Монголии, но никогда не слыхал ни о чем похожем на этого громадного червяка.

— Ну и пакостная штука! — воскликнул Гриша. — Бегу ловить, только перчатки надену, а то противно!..»

Пока радист и шофер гонялись за олгой — хорхоем, проснулся старик Дархин и увидел, что происходит. Он схватил побежавшего было вслед за молодыми спутниками автора и так цепко держал его, что тот не успел оказаться рядом с Гришей и Ми шей, когда те настигли червяков (к этому времени появился второй олгой — хорхой).

«… Внезапно червяки свились каждый в кольцо. В тот же момент окраска их из желто — серой, сразу потемнев, стала фиолетово — синей, а на концах ярко — голубой. Без крика, совершенно неожиданно радист рухнул ничком в песок и остался недвижим. Я услышал восклицание шофера, который в то время подбежал к радисту, лежавшему в каких — нибудь четырех метрах от червяков. Секунда — и Гриша так же странно изогнулся и упал на бок».

Когда автор смог вырваться из рук спасавшего его от верной смерти монгола, червяки куда — то исчезли. Молодые спутники были мертвы. «Радист лежал с запрокинутой головой, лицо спокойно. У Гриши, наоборот, лицо было искажено гримасой внезапной и ужасной боли, У обоих лица были синие, будто от удушья».

В конце рассказа автор ищет и предлагает читателю версию того, что случилось: «Все объяснение этого происшествия, какое я мог получить у проводника, да и у всех прочих знатоков Монголии, заключалось в том, что, по очень древним поверьям монголов, в самых безлюдных и безжизненных пустынях обитает животное, называемое «олгой — хорхой»… Олгой — хорхой не попадал в руки ни одному из исследователей отчасти потому, что он живет в безводных песках, отчасти из — за того страха, который питают к нему монголы. Этот страх, как я сам убедился, вполне обоснован: животное убивает на расстоянии и мгновенно. Что это за таинственная сила, которой обладает олгой — хорхой, я не берусь судить. Может быть, это огромной мощности электрический разряд или яд, разбрызгиваемый животным, — я не знаю…»

Возможно, схожее чудовище присутствует в монгольском фольклоре. Я бы отнес олгой — хорхоя к числу тварей, изобретенных писателями. Ефремов внес в мифический мир пустыни трезвость фантаста. Каким бы ни был олгой — хорхой в сказке, никогда версия о возможной электрической природе его защитной системы там возникнуть не могла, так же как подозрительна способность разбрызгивать яд. Это уже версии наших дней, это образ мысли ученого… Если, допустим, о лох — несском чудовище говорится в шотландской сказке, и там оно выступает как дракон или Озерный змей, в отчетах современных исследователей куда естественней встретить слово «плезиозавр».