Сергей Сибирцев - Привратник Бездны

• Название: Привратник Бездны
• Автор: Сергей Сибирцев
• Жанр: Детектив

---

И нынче, отправляясь в очередную свою кошмарную ночь, совершенно некстати ощутил, облапил приятно скользкие шары коленей, палисандровые ляжки, полированные, в виде рекламного амурного сердца, холодящие ягодицы, Нинель Валерьевны, в смачно червонную прорезь которых, едва не погрузился со всеми своими поношенными потрохами, носками, пуговицами и японским, прелестно увесистым, серебристым хронометром...

Тугие, зло-беспамятные толчки ее прекраснодушного кофейно-литого лика-зада, до сих пор помнят и мои волосатые родные бедра, и мое приемлемо твердое незапущенное подбрюшье...

Если у живого организма есть-существует память на подобные незамысловатые, - и всегда же, как бы первозданные, как бы впервые, упражнения плоти, то, что же говорить о наиболее возвышенной его области области серых мозговых извилин? Полагаю, отыщется там, в каком-нибудь укроме надежное место для сохранения всего того безобразия, которое творит моя дурная квазиволя...

Возможно, я чересчур самонадеян относительно своей рядовой особы. А, скорее всего, недостаточно самонадеян, - поменьше бы этих интеллигентских дерьмовых рефлексий!

Потому что никому они не пригодятся (уже не пригодятся!), не понадобятся. Эти как бы умственные личные послания нынче имеют единственно верного адресата - п у с т о т у.

И только овладев профессиональными навыками общения с этим н и ч т о, только тогда можно претендовать на обладание собственной, - с болью выношенной, - и с т и н ы, - только тогда мой монолог станет истинной собственностью моего испохабленного, униженного, пригибаемого - Я.

И будучи весьма (до чрезвычайности тесно!) знаком с новозаветной христианской всепрощающей личиной-шкурой человечка, - я надеюсь (очень надеюсь) не впасть в тупое беспросветное могильное уныние.

Примерив и поносив для собственного удовольствия (и, разумеется, для общественного) эту жутковатую тогу блаженного, я наконец-то сообразил (или, хотя бы приблизился к пониманию), что смысл обыкновенной человеческой жизни состоит в том, что не стоит искать в ней какого-то изначально божественного мистического помысла, - потому что он (смысл-промысел) изначально не предусмотрен Создателем.

И статистика (вот здесь-то и пригодится математика) подтверждает мою, безусловно, немудрящую, - но вполне откровенную для меня - догадку, что человечество век за веком, год за годом приближается к черте, за которой умственно полноценных людей можно будет пересчитать по пальцам (а здесь уже арифметика).

И, следовательно, звание мое нелегальное (пока) - "первый свидетель", - это своего рода ВИП-пропуск в некое близкое будущее, в котором я буду приписан к этим арифметически-мизерным субъектам, обладающим божественным мыслительным аппаратом...

... Зачем же все-таки я понадобился моей вице-давалке?

... Я любовался на ущербные зефирные блики отморозного резака, и нехотя вспоминал: а куда же подевался мой товарищ-наган? Куда он, паршивец, запропастился...

...Я наглаживал чернильно-черный бугорчатый хребет Фараона, приговаривая с издевкой:

- Нинель Валерьевна, а ведь вы дочь моя! Всякое в ночи случается... Совместно грешим в ночи, дочка...

... Под утро температура спала до 37,2.

То есть кризис, я пережил более-менее доблестно.

Прохватило на днях сквозняком, и, как закономерный итог обыкновенной русской (полагающейся на авось) лени, - ОРВИ (острая респираторно вирусная инфекция). И вдогонку за едучей капелью из носа - взбунтовались миндалины: отвратительная детская боль в глотке, затем сотрясательный озноб, приличный скачок температуры - за тридцать девять! И...

...И бред, - мучительный, о д и н о ч н ы й, болючий...

В общем, скучные мелочные частные страдания всеми подзабытого индивидуалиста.

И сейчас, в эти утренние, затяжно пасмурные часы, в странно просветленных мозгах единственно детское желание - чего-нибудь перекусить, - а лучше всего откушать горячего чая! Целую фуру горячего чая, настоянного на мизерной щепотке, своедельской мяты, китайского жасмина и крупных чайных индийских листках...

На мне еще довольно влажные - трикотажная пижамная майка, цветастые богатырского габарита трусы, - все затрапезные постельно-холостяцкие атрибуты волка-одиночки.

И уже на осветленной из улицы кухне, прихлебывая вожделенный круто заваренный напиток из фиолетовой узбекской толстостенной пиалы, я с некоторой оторопью присматривался к своим памятливым мыслеобразам, в которых запросто фигурировала - обнаженная, изготовившаяся к соитию, прекраснодушная женская попа, в обрамлении поясной элитной сбруи - черных интригующих подтяжек...

Прельстительно умело колыхающееся загорелое гузно, моим жадничающим глазам было совершенно незнакомо...

Выходило, что меня этому шафрано-чарующему "ренато-гуттузовскому" натюрморту никто не представлял...

Но видение заголенной задранной в позицию задницы было настолько ясным, дотошным и обаятельным, что своей очевидной субъективностью повергало мое пробуждающееся сознание в некий конфузливый и одновременно победительный шок...

Этим доступно-причинным, стильно выскобленным, окропленным благовонной смазью, местом я обладал, - владел! и совсем недавно, и совсем не в будуарной домашней обстановке...

Но припомнить полное имя-отчество хозяйки этого янтарно пропеченного, шаловливо шевелящегося шедевра, - этого умственного упражнения, мои, слипающиеся от ночного жаростойкого бреда, извилины не могли осилить, или позволить...

А еще меня, диктатора моих мозгов, занимало другое побочное недоумение. Опорожнив вторую пиалу целительного напитка, вызвав в кожных протоках и порах некоторую слабосильную дурь-влагу, я вновь доверил вопросительную работу собственному серому веществу, - с белоснежной холодильной крыши "BOSCH" свисал бронзово-узорчатый кожаный темляк, явно здесь посторонний, явно черт знает чей...

Этот чужой джигитский кушак, теребил прихворнувшую волю, не дозволяя полностью понежиться, побарахтаться в неге, - мне, пережившему какой-то затейливый, обрывочно памятливый болезненный температурный кризис...

После четвертой, абсолютно неспешной пиалы, я обнаружил буквально во всех членах утомительную пренеприятную слабину, - этакое позорное штилевое провисание всех поднятых парусов.

Мертвая предательская зыбь перетрудившихся нервов, чаяний, желаний...

Боже мой, что за чертовщина со мною творится? Новое уведомление судьбы - курьезный зигзаг здоровья. Зачем он? Я абсолютно не готов болеть. И тем более защищаться от слабосильности, почти стариковской...

Оставив в покое недоопорожненную подостывшую чайную посудину, с некоторой неприязнью покрутил перед чуть замутившимся взором собственную руку, увитую светлым негустым выгоревшим волосом. Под нестойким столичным загаром кожи пряталось вполне достойное мускулистое хозяйство, вполне стойкие, не дряблые жилы и кости...

Однако кожа проблескивала росным дурным токсикозным потом, и демонстрировать ее во вскинутом положении оказалось довольно затруднительным упражнением. А тут еще эта, неизвестно откуда взявшаяся, изукрашенная ременная утварь, видимо, предназначенная для носки меча или сабли...

С брезгливостью, бросив на стол обессилевшую обмоченную немочью длань, я перевел, утерявший всяческий праздничный (еще минуту назад!) пиетет, взор в сторону кухонного проема, - там обнаружилось родное египетское видение...

Под видом спасительного привидения, красиво выпендривалось, выхвалялось существо роскошного ночного колера, имеющего собственное отличительное мистическое прозвище - Фараон...

Фараон, собственной субстанционной персоной, - ухоленный, с умасленною и смазливой угодничающей мордахой, топорща усы и исчерни блестящий веник хвоста, - пристыжено пристыл в дверном окоеме, будто бы не решаясь переступить-нарушить одному ему ведомую (или видимую) границу-черту, словно ожидая от меня отменного запоздалого нагоняя: где, мол, тебя Фарик, черти носили-таскали?!

Получалось, - так сигнализировали мне мои скисшие мозги, - мы с моим сотоварищем и соквартирником не виделись почти год... Или я опять что-то путаю?

- Дружбанчик, а ты знаешь, твой любимчик прихворнул. Да. И приочень скверной болезнью... Амнезия - вот как эта сволочная болячка прозывается. А ты, понимаешь, того... Исчез с горизонта. Смылся без разрешения верховного командования, - ушел в наглую самоволку. Портить кошек... Так, вроде бы это никак невозможно...Мы же тебе подпортили портилку... А, Фарик? Невозможно тебе...

И Фараон не стал медлить с ответом.

Правда, вместо своего благозвучного мяуканья, мой верный дружок, запросто позаимствовав, чрезвычайно моим ушам знакомую, приблатненно светскую сипловатость, самодовольно промурлыкал, совершенно не свойственную его трусоватой интеллигентской особе, лагерно-лапидарную, выдержанную в духе нашей новопросвещенной эпохи, речугу-спич: