Лео Бретхольц - Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

• Название: Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе
• Автор: Лео Бретхольц
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-94282-685-7

Эта книга — рассказ о подлинном мужестве перед лицом смертельной опасности. Автор повествует о нечеловеческих испытаниях, пережитых им в течение семи лет бегства от великолепно отлаженной фашистской машины уничтожения евреев. Это уникальная, не придуманная история спасения, которое удалось лишь единицам из миллионов жертв фашизма.

---

Мы поехали в Страсбург повидаться с Бланш Александер, с которой я работал в Лиможе. Ее кузен рабби Дойч, руководивший нашей группой Сопротивления, был теперь главным раввином Страсбурга. Наши дети отстраненно слушали некоторые из наших старых рассказов о войне. Для них все это выглядело древней историей.

Дальше мы направились в Люксембург, к реке Сауэр, которую я переплыл холодной осенней ночью 1938 года, в начале моего длинного бегства. Я вспомнил, как Беккер посоветовал мне снять носки и потом мы смеялись над этим. Спустя столько лет я стоял здесь со своей семьей и смотрел на узкую, бодро журчащую речку. Семьи с детьми, радуясь послеобеденному солнцу, расположились на берегу.

Лео, будь осторожен в воде, — услышал я мамин голос.

Однако сейчас в реке было очень мало воды, и когда я рассказывал своим близким, что в 1938 году это был бурный, стремительный поток, они кивали, соглашаясь, но я сомневался, что они верили мне.

В Эхтернахе я пошел в маленький отель с рестораном, принадлежавший Милли Кахен и ее мужу. Я помнил Милли в последнюю ночь в Ривзальте — утром меня отправляли в Дранси. Мы стояли у колючей проволоки и плакали, потому что не знали, останемся ли мы в живых. Теперь я узнал, что она умерла: погибла несколько месяцев назад в автомобильной катастрофе. Среди моих знакомых Милли была одной из самых сердечных.

Затем мы поехали в Трир и нашли монастырь, в котором я останавливался перед пересечением Сауэра. Теперь там располагалась реабилитационная клиника. Мы уехали в Париж повидаться с тетей Эрной, и туда же прилетела моя кузина Хелен из Лондона. На этот раз, спустя столько лет, нам было немного легче вспоминать прошлое.

Весной 1992 года мы с Фло вновь посетили Европу. Прошло двадцать два года с нашей последней поездки сюда. Моя кузина Хелен потеряла мужа; кузина Хильде была тяжело больна и лежала в больнице в Брюсселе; тете Эрне было почти девяносто, но она все еще была полна сил и жила в Париже; ее сын, мой кузен Поль, умер несколько лет назад в возрасте пятидесяти пяти лет; а кузина Соня все еще была в Вене. Появилась новая, вынудившая меня вернуться сюда, причина: я получил письмо из Англии от Хелен. Пока она выздоравливала после операции, у нее оказалось много времени подумать о прошлом; о своем отце, моем дяде Морице; о матери, моей тете Кароле, которая никогда не разговаривала со своей сестрой, моей мамой.

Хелен почувствовала, как быстро пролетают годы, и ей захотелось освободиться от бремени. Спустя годы мы раскрываем такие тайны… Она написала:

Наши письма непременно пересекались, и это еще один знак того, что мы намного ближе друг к другу — не в пространстве, а в наших душах. Телепатия.

Наконец-то я могу высказать то, что неотступно преследовало меня долгие годы… Мой отец был одним из тех особо привлекательных парней, кто мог очаровать любую птичку на дереве — с оперением или без. Он одерживал победы не только над совсем невинными девицами, но и над опытными женщинами, не сумевшими устоять перед его шармом.

Как-то, в то время как мою маму вместе с детьми и очень верной домработницей Лизль отправили в деревню, где было больше еды, чем в городе, твоя мать, тетя Дора, вела домашнее хозяйство у нас дома. После трех месяцев отсутствия — июнь, июль, август — мы вернулись домой, отъевшиеся и с кучей продуктов для нашей пустой кладовой. Тут выяснилось, что тетя Дора была сражена шармом моего отца или стала его жертвой, как это ни называй.

Вспышки гнева моей мамы были хорошо известны. Разумеется, она и теперь дала себе волю. Неудавшаяся попытка самоубийства держалась в тайне, и необходимо было срочно найти решение.

Макса Бретхольца, некоторое время выполнявшего портняжные работы в нашем магазине, не особо привлекательного, но очень порядочного парня, убедили жениться на тете Доре и взять на себя финансовую ответственность за новорожденного. За это ему многое пообещали плюс дали квартиру позади магазина и постоянную работу.

Уверяю тебя, он был более доволен, чем Дора, но это было лучшее решение в сложившейся ситуации. Оно было согласовано со всей семьей Бретхольцев.

Когда ты родился, мой папа — после трех дочерей — был в восторге, что теперь у него есть сын. Марта, когда подросла, узнав об этом, всегда защищала папу и находила ему оправдания.

Да, Лео, это — правда. Несколько лет назад я поделилась этим с твоим другом Фредди. Он поклялся ничего не рассказывать тебе, учитывая твои тесные и прекрасные отношения с семьей Бретхольц, в Штатах. Мы считали, что лучше держать все в тайне. Между тем я сомневаюсь, что кто-нибудь из этого поколения Бретхольцев еще жив.

Что бы ты об этом ни думал — ты был ребенком любви, и как бы мне ни было тогда трудно простить папу, я рада, что это произошло, потому что появился ты — мой брат.

Я перечитал письмо несколько раз, чтобы убедиться, что это не галлюцинации. «Да, Лео, это — правда», — писала Хелен. Понадобилось всего пятьдесят лет добровольно взятого на себя молчания, чтобы раскрыть тайну. Теперь я знал происхождение своей жизни и свое подлинное лицо. Во время войны я старался изо всех сил скрыть его от врагов и становился Марселем Дюмоном, Полем Мёнье и Максом Анри Лефэвром. В то время как истина была скрыта от меня самого. Теперь я узнал, что кузина Хелен, которую я всегда особенно любил, была мне также сестрой. Я понял, почему был похож с Хелен, а особенно с Соней так, что люди иногда принимали нас за близнецов. Теперь стало ясно, почему дядя Мориц покровительствовал мне после смерти Макса Бретхольца и почему не разговаривали между собой моя мама и тетя Карола.

И наконец-то я понял, о чем шептались взрослые в день похорон Макса Бретхольца: тайны нужно сохранить.

К тайне, раскрытой Хелен, добавился еще иронический постскриптум. В письме она выражала сомнения, что кто-нибудь из старшего поколения Бретхольцев еще жив. Я получил это письмо как раз в тот день, когда вернулся с похорон тети Мины, которая так ужасно рыдала на похоронах своего брата — Макса Бретхольца, ставшего моим отцом, чтобы уладить задним числом объяснение моего зачатия. Тетя Мина была последней из этого поколения Бретхольцев.

В заключение мы с Фло отправились в поездку, которую я должен был совершить: в Дранси — последнюю остановку перед Аушвицем, последнюю остановку перед предназначенной мне смертью во время войны. Мы поехали туда на метро и вышли на станции рядом с большой площадью с названием Place des Deportées (Площадь депортированных). Лагерь стал теперь жилым массивом с административными учреждениями на первых этажах. Здесь был мемориал, напоминающий о преследованиях и депортации почти восьмидесяти тысяч евреев из Франции. Здесь же был товарный поезд, такой же, как те, везшие тысячи несчастных на смерть. Мы вошли во внутренний двор зданий, являвшихся некогда жильем для людей в последние дни их жизни. Сейчас на месте, где когда-то выстраивали детей для их последней поездки, находилась детская площадка. На первом этаже — табличка, призывающая к заботе о детском здоровье и безопасности. Когда я ее читал, женщина открыла окно и спросила, ищем ли мы кого-нибудь.

— Нет, — ответил я. — Меня привели сюда воспоминания. Эта табличка призывает к заботе о детях. Когда я был здесь в 1942 году, детей…

Женщина громко захлопнула окно. Бывает, мир не хочет слушать о вчерашних страданиях и считает, что об этом уже сказано слишком много.

Сменилось несколько поколений после войны, когда федеральный канцлер Австрии Франц Враницки обнародовал заявление, в котором признавал виновность своей нации. Несколькими годами позже Вена начала организовывать поездки туда для своих бывших жителей. В 1996 году мы с Фло приняли приглашение посетить Вену.

Приехав туда, я отыскал могилу Макса Бретхольца. Он не был моим родным отцом, но стал и до самой своей смерти оставался мне отцом и защитником и был родным отцом моих сестер. На кладбище, где он похоронен, мне понадобилось несколько минут, чтобы очистить могилу от бурно разросшейся сорной травы и плюща, прежде чем я нашел его имя на тронутом временем надгробном камне.

Склонив голову, я прочитал Каддиш, поминальную молитву, и положил маленький камень на его надгробную плиту. Прощай, прощай, мой дорогой отец. Макс Бретхольц был добрым человеком, и я благодарен ему за ту любовь, которую он дарил мне, — любовь настоящего отца к сыну и за то, что он сохранил от меня свою тайну.

Я вспомнил об удаче, сопутствовавшей мне среди ужасов войны, и подумал о тех, кто помог мне выжить. Я отправил письмо в Centre Hospitalier Régional в Лиможе с просьбой разыскать сестру Жанну д’Арк. В ответ мне прислали ее последний известный адрес, порекомендовав написать ей. Я написал несмотря на то, что не знал, жива ли она.

Работая медсестрой. Вы, я уверен, встречали тысячи людей и заботились о них. Хорошо понимаю, Вам было бы трудно удержать каждого в памяти. Однако я никогда в жизни не забуду момент, когда я впервые оказался в Вашем присутствии. 8 мая 1944 года скорая помощь привезла меня в больницу с ущемленной грыжей. Мой «псевдоним» был тогда Анри Лефэвр. Я был еврей, работающий для Сопротивления, и надеялся выжить с фальшивыми документами. Я боялся, что во время операции откроется, что я еврей. Когда я очнулся от наркоза, нежный голос прошептал мне прямо в ухо слова утешения и поддержки: «Пока я в этом отделении — Вам нечего бояться».