Виктор Дьяков - Целинники

• Название: Целинники
• Автор: Виктор Дьяков
• Жанр: Русское современное

История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.

Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу. Исконную русскую землю в двадцатом веке просто некому стало обустраивать – Целина, ударные комсомольские стройки, растущие города высосали, обескровили среднерусскую деревню.

---

Виктор Дьяков Целинники

1

Лето 1961 года, классическая русская лесная деревня Горбылиха, затерявшаяся в одном из захолустных уголков Тверской земли. Два ряда изб, так называемые, красный и черный посады, меж ними проезжая часть, летом пыльная, весной и осенью грязная, зимой заснеженная. Избы и похожи друг на дружку, и в то же время отличны. Похожи бревенчатыми срубами, высокими остроконечными, крытыми дранкой крышами, против каждой избы колодец с вертушкой, сзади, вплотную к избам примыкают скотные дворы, за ними огороды и приусадебные участки. Отличие?… Ну, во-первых, размер изб. Как ни уравнивали в тридцатые годы коммунисты крестьян, раскулачивали и выселяли тех, кто побогаче, тем не менее, к шестидесятым даже по внешнему виду изб наблюдалось определенное расслоение. Например, самый большой и нарядный, обитый новым тесом, сверкающий свежевыкрашенными резными наличниками дом у местного бригадира. То есть, фактического главы деревни, входившей в колхоз, объединявший несколько таких, чуть меньше, чуть больше деревень вокруг большого села, выполнявшего роль центральной усадьбы. Как ни уравнивай, а хозяева-то в избах разные, и если мужик не пьет, или пьет в меру, к тому же тащит не из дома, а в дом, то даже при условии почти дармовой колхозной работы, вполне можно свое жилище содержать в относительном порядке. Ну, а если пьяница, или лодырь, или то и то в одном «флаконе»… У таких, конечно, и крыша течет, и тес гниет и вообще изба заваливается на бок или назад. Все это имело место и в Горбылихе. Наряду с бригадирским, одним из таких же крепким, зажиточным жилищем смотрелся дом относительно молодых супругов Черноусовых. Жили там, сам Илья Черноусов, мужик ухватистый, с головой, жена его Зинаида, баба работящая и дети, трое сыновей. В начале прошлого 1960 года, когда подводили итоги предыдущего 1959-го, горбылихинская бригада по ряду показателей оказалась в числе отстающих. Естественно в этой связи встал вопрос о замене бригадира Василия Яснова. Де, за несколько лет бригадирства он зазнался, стал меньше уделять внимания колхозным делам, а больше личным, жену свою устроил зав. фермой, а та вроде бы занималась приписками. Тут и всплыла кандидатура Ильи Черноусова, молодого энергичного, активного. Он и сам был не прочь порулить бригадой. Много усилий приложил Яснов, чтобы не случилось это переизбрание: все свои связи в колхозном правлении задействовал, лично съездил к председателю, отвез лучший кусок мяса от срочно забитого его личного бычка, вроде и еще чего-то там поднес, говорили, что деньги немалые. Так или нет, осталось тайной, но смены бригадира не случилось. В правлении Василию объявили строгий выговор за упущения в работе, но с должности не сняли. Ох, как обиделся, разозлился тогда Илья, ведь его обнадежили, вроде даже наверняка обещали. Злой на все колхозное начальство, он весной 1960 года взял да и завербовался на Целину. Конечно, как ценного работника его бы могли под каким-нибудь предлогом придержать, не отпустить. Но Яснов удерживать не стал – зачем ему столь опасный конкурент в бригаде, пусть едет. И вот через год…

В доме Черноусовых кипело застолье. Вообще-то летом у колхозников выходных как таковых не бывало. Но в этот воскресный день Василий Яснов не мог не представить таковой многим членам своей бригады. Уж больно весомым и необычным был повод: Илья Черноусов, год назад отбывший на Целину, приехал домой, чтобы теперь забрать с собой и семью. Несмотря на громогласную пропагандистскую трескотню во всех доступных в Горбылихе СМИ, то есть по радиотрансляции и в центральных газетах на которые заставляли подписываться всех даже неграмотных… Так вот, несмотря на раздающиеся уже несколько лет призывы ехать на освоение целинных земель, из Горбылихи еще никто кроме Ильи не поехал туда. Потому вся без исключения деревня желала из первых уст, от очевидца, земляка узнать всю правду об этой самой Целине. Конечно в документальных киножурналах «Новости дня», которые всегда показывали перед демонстрацией художественных фильмов в деревенском клубе, про Целину и рассказывали, и показывали. По той же радиотрансляционной сети чуть не каждодневно исполняли залихватскую песню: «Здравствуй земля целинная»… И, тем не менее, свидетельство побывавшего там односельчанина это не кино и песни по радио.

Илья Черноусов коренастый мужик тридцати двух лет, с преисполненным уверенности видом восседал во главе стола. Рядом бригадир Яснов, соседи, друзья-приятели… Зинаида, жена Ильи, тридцатилетняя среднего роста и полноты с обыкновенным лицом деревенской женщины, обветренным, «прожаренным» до кирпичного цвета полевым солнцем, с крупными не женскими ладонями доярки… Зинаида снует от стола в кухню, орудует ухватом, достает из зева большой русской печи чугуны с различными угощениями. Тут же рядом ее мать, усохшая старуха, живущая отдельно в своей избе, но ради такого случая прибывшая на подмогу дочери. Гости, человек двадцать, в основном мужиков, едва умещались за двумя сдвинутыми столами. Иван неспешно, не повышая голоса вел рассказ. Гости напряженно вслушивались, боясь упустить хоть одно слово, отвлекаясь лишь на то чтобы выслушать или сказать какой-нибудь тост, выпить и закусить.

– Хлеба там во! – Илья чиркнул ребром ладони себе по горлу. – Но год на год не приходится. Земля ровная, конца нет, степь бескрайняя, только паши. Дома, квартеры сразу дают и деньги подъемные. Если с семьями, детями приезжают, в поселке школа-десятилетка, садик, ясли. Ну и сами судите, мужики, там ведь совхоз, а совхоз не колхоз, в совхозе воскресенье всегда выходной день, вынь да положь.

– Неужто и в страду, в уборочную тоже выходной? – не поверил в такую благость один из старых приятелей Ильи.

– Конечно, когда работы не впроворот и в воскресенье работаем, но потом за это обязательный отгул по осени среди недели предоставляют. Я ж там сейчас сам бригадир, учет отгулам строго веду… Не, мужики, там все строго по закону, по справедливости. Не как тута, – Илья скосил глаза на сидящего рядом Яснова, давая понять, что он целинный бригадир, и потому встал даже не вровень, а выше своего бывшего начальника, и о справедливости разумеет куда больше.

– А ты нам объясни Илья Никифорыч, как же ты там в бригадиры-то так быстро вышел? Ить году не отработал, а уж начальником стал, – прозвучал вопрос с противоположной стороны сдвинутых столов.

– Ладно, мужики, давай еще по одной тяпнем, чтобы говорилось легше, а то никогда так много не говорил, в горле першит, – решил повременить с ответом на этот вопрос Илья.

Стаканы тут же наполнились мутным самогоном. Под «чтобы не в последний раз» выпили.

– А вот так и стал, – Илья закусил кругом соленого огурца, выпил из стоявшей тут же банки рассолу и, утершись рукавом, продолжил. – Совхоз наш еще пять лет назад организовали. В нем пять полеводческих бригад. Четыре в общем крепкие такие бригады, а в пятой все в кривь, да вкось.

– Что, мужики сильно пьют? – кто-то подсказал самое естественное.

– Да нет, пить-то во всех пьют, да работе то не помеха. Тут вот в чем дело. Там ведь в основном пришлый народ, вроде меня, завербованные, но и тамошние есть, – с неожиданным вздохом произнес Илья.

– А они, эти местные от вас приезжих нос воротят, – подсказал тот же голос.

– Да нет… вы это… не перебивайте, сейчас я вам все объясню. Тут дело не простое, политическое, – последнюю фразу Черноусов произнес тише и многозначительно обвел глазами слушателей. – Дело в том, что тамошние местные в основном нерусские. В первые четыре бригады народ вербованный в основном с России и Украины приехавший. А в пятой там и вербованные есть, но есть и казахи, и немцы. Понимаете, какой кисель получается?

– Немцы! Какие немцы, пленные, что ли? – этот вопрос чуть не в один голос задали сразу несколько слушателей.

– Да какие пленные, с ума что ли посходили, вроде и выпили-то чуть чуть, а несете не пойми что, – в очередной раз выразил недовольство, тем что его перебили, Илья. – Живете здесь как в берлоге и не знаете, что в свете деется. И я вот тоже, как и вы сейчас, пока отсель не уехал ничего не знал. А за энтот год узнал, наверное, больше, чем за всю прежнюю жизнь. Немцы там не с Германии, а которые здесь в России родились. Их еще в войну туда выселили с Волги и Украины. Ну, вот оне там и живут. Работники хорошие, но сами понимаете, веры им быть не может.

– А с этими казаками, с ними наверно трудно? Тут нам фильм казали, «Тихий Дон» называется, ох и драчливый народ. Она, наверное, и там бузят, – несмотря, на недовольство Ильи гости, находясь уже под легким хмельком, все более лезли со своими вопросами и домыслами.

– Ох, мужики за…ли вы меня, ей Богу. Я не про казаков говорю, а про казахов. Казаки там тоже жили, но это чуток подальше, на берегу Иртыша. Но тамошние казаки за белых все воевали и их еще в гражданскую под корень извели, а которые остались в Китай поубегли. А казахи – это такой нерусский народ с глазами узкими. Вот с ними трудно. Они к земле почитай никакой сноровки не имеют. Скотину водить – это они могут, а пахать, сеять, полоть, для такой работы у них совсем нету желания. Я ведь в той бригаде спервоначалу тоже простым рабочим был. А перед нонешней посевной старого бригадира сняли, стали искать другого. А ставить-то и некого, один пьет, второй ворует, третий с бабами напропалую гуляет, немцев нельзя, казахи в полеводческом деле без понятия. Предложили одному хохлу, а тот условия стал ставить, чтобы бригаду всем обеспечивали наравне с другими, а то бригадирить не стану. А другие-то уже по нескольку лет работают, у них все налажено и люди все опытные, трактористы, там комбайнеры и остальные. А у нас-то бригада без году неделя как собрана, взаимодействие не налажено. Ну, ей все в последнюю очередь доставалось, и техника, и ГСМ, и прочее. Как, значит, хохол отказался директор совхоза тогда меня вызвал и говорит: принимай Илья бригаду, хоть ты к нам и недавно приехал, но более ставить не вижу кого. А я, что я, согласен, говорю, Петр Сергеич, оправдаю доверие, и никаких там условий ставить не стал. Вот так и поставили на бригадирство. Сначала срок испытательный дали. Посмотрели, как я с посевной справлюсь. Ну, я понял, что на той посевной судьба моя решается… – Илья вдруг вздохнул и, словно забыв о чем только, что говорил, опрокинул в себя рюмку самогона.