Ашот Хачатурян - М.Л. Налбандян

• Название: М.Л. Налбандян
• Автор: Ашот Хачатурян
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Книга посвящена жизни и творчеству Микаэла Налбандяна — крупнейшего представителя революционно-демократической мысли Армении, одного из видных деятелей общероссийского освободительного движения, соратника А. И. Герцена, Н. П. Огарева, Н. Г. Чернышевского.

Для широкого круга читателей.

---

Налбандян был достаточно хорошо знаком с историей философии и внимательно следил за происходившей в его время борьбой на философском фронте. В отличие от позитивистов, он не противопоставлял науку и философию, а исходил из их единства. Одну из главных закономерностей развития наук Налбандян видел в их тесной взаимосвязи, поэтому он считал неприемлемым толкование философии как науки наук и выступал против абстрактного системотворчества, подчеркивая значение положительных наук в развитии философии. Говоря о греческой философии, он многие ее недостатки объяснял пренебрежительным отношением к эмпирическому. Философия, с точки зрения Налбандяна, представляет собой особую самостоятельную науку, которая в отличие от других наук прежде всего решает вопрос об отношении бытия и сознания, материального и духовного, рассматривает то общее, что присуще всем предметам и явлениям. Согласно Налбандяну, философия делится на три раздела: логика, натурфилософия, учение о нравственности.

Еще в деистический период своего творчества Налбандян подвергал критике позитивизм. Как известно, позитивисты отрицали наличие в самой действительности причинности и закономерности и вследствие этого считали, что задача науки — не объяснение, а лишь описание явлений. Уже в письме к А. Гёкчану (май 1855 г.) Налбандян подчеркивает, что ученый должен не только изучать отдельные факты, но и стараться понять общие законы, связи, лежащие в их основе (см. там же, 617–619). В работе «Речь об армянской словесности» он по существу подвергает критике позитивистское понимание истины. «…Мне кажется, — пишет Налбандян, — что для армянских ученых нет истины, кроме той весьма сомнительной, которую они приемлют из уст приятелей, но истина, исходящая из уст врагов, для них неприемлема.

Следовательно, получается, будто истину следует измерять мерилом дружбы или вражды…» (там же, 74). К истине, утверждает он, неприменим критерий полезности. Для науки факт — не самоцель, а отправная точка на пути к раскрытию причинных связей, объективных закономерностей. Эти идеи Налбандяна носят явно антипозитивистский характер.

В своих статьях и письмах Налбандян неоднократно указывает, что многие недостатки отдельных наук объясняются отсутствием общефилософского решения основных вопросов миропонимания. Так, он отмечает, что узкий эмпиризм в подходе к тем или иным природным и общественным явлениям неизбежно приводит к путанице и отступлению к идеализму и даже мистике. В этом плане большой интерес представляет его письмо к брату, написанное в Петропавловской крепости 1 мая 1863 г. Это по существу целая статья о соотношении науки и практики. Конечной целью науки, пишет Налбандян, является практика: «В сущности дело состоит в том, чтобы наука способствовала улучшению быта человека…» (там же, 653). Большое будущее, указывает он, у прикладной зоологии и прикладной ботаники — без них невозможно дальнейшее развитие сельского хозяйства. Важное значение для практики имеют также химия, медицина, политическая экономия. Однако к науке, подчеркивает Налбандян, не следует подходить с узкопрактической точки зрения: наука должна теоретически объяснять изучаемые ею явления, иначе она превратится в простое ремесло. «Жаль, что химия еще хромает во многом, — отмечает Налбандян, — она хотя наука положительная, но до сих пор эмпирическая, отчета мы не можем давать в ней во многом. На множество „почему?“ и „на каком основании?“ у нас или ответа нет, или он до такой степени пошл, что стыдно теперь говорить» (там же, 654). В этих суждениях Налбандяна достаточно отчетливо выражено отрицательное отношение к позитивизму, понимание его основного порока — боязни теоретических обобщений, связанных с выяснением сущности явлений.

Отвергая позитивистский подход к науке и философии, Налбандян выступает и против истолкования философии как науки наук, как такой науки, которая содержит в себе все истины. Философские системы, претендующие на абсолютную истину, неизбежно обнаруживают антинаучность, умозрительность, догматизм. Налбандян подвергает резкой критике абстрактное, спекулятивное системотворчество, особенно характерное для идеалистов. «Все эти философы, — пишет он, — предписывают теорию за теорией, до сих пор еще наивно предполагая, что жизнь человека слагается по предначертанной теории… Много уже выстрадало человечество во имя всякого рода идеальных систем, на[д] которы[ми] оно теперь смеется, но некоторые еще в почете!» (там же, 644). Это замечание Налбандяна по своему духу близко к той оценке старых идеалистических философских систем, которую дал молодой К. Маркс. «До сих пор философы имели в своем письменном столе разрешение всех загадок, и глупому непосвященному миру оставалось только раскрыть рот, чтобы ловить жареных рябчиков абсолютной науки» (1, 1, 379).

Имея в виду подобные системы, Налбандян писал в работе «Гегель и его время» (1863): «Что касается меня, я не признаю ни одной из философских систем, а те, кто рабски следует всяким системам, пусть не ждут от меня ничего, кроме насмешки» (5, 459). Это и другие подобные высказывания Налбандяна послужили для некоторых исследователей поводом к тому, чтобы рассматривать армянского мыслителя как сторонника позитивизма (см., например, 11). Однако выступление Налбандяна против спекулятивно-идеалистических философских систем не означает отрицания возможности научной философии. Речь идет не о том, что он не признает философию как науку вообще, а о том, что ни одно из предшествующих философских учений (Канта или Гегеля, Фейербаха или Конта) он не считает научным и приемлемым. В той же работе Налбандян далее уточняет свою позицию: «Мы бросаем перчатку не философии, не познанию вообще, а той его форме, осуждаем то учение, которое выступает как догма» (5, 462). Армянский мыслитель подчеркивает важную роль философии в социальной жизни. Так, он утверждает, что нельзя понять Великую французскую революцию без анализа концепций французских просветителей, отмечая вместе с тем решающее воздействие революции на культуру и философию Франции. До того, как во Франции назрела революция, пишет Налбандян, французские философы многие свои идеи заимствовали из английской философии, сформировавшейся в условиях более прогрессивного социально-политического строя. Но после Великой французской революции роли этих двух стран переменились: ведущую роль стала играть французская материалистическая философия, идеология французского Просвещения. Эти оценки Налбандяна, говорящие о том, что он сознавал значение философии, в корне противоположны позитивистскому подходу.

Чтобы быть научной, философия, пишет он, должна исходить из того, что существуют объективные законы развития природы и общества, которыми необходимо руководствоваться. Такое понимание философии, по убеждению Налбандяна, неизбежно связывает ее с потребностями общества и человека, ставит перед ней в качестве задачи поиск средств их удовлетворения, придает ей боевой характер, превращает в руководство к действию. Философия призвана искать пути к преобразованию социальной действительности. «Найти простой и естественный путь, изыскать истинные человеческие, разумные средства, чтобы человек обрел себе приют, имел хлеб, прикрыл свою наготу, удовлетворил природные потребности, — в этом, — пишет Налбандян, — суть философии» (там же, 460). Хотя Налбандян не был знаком с произведениями К. Маркса, его понимание социальной функции философии, связи ее с общественной практикой по духу своему близко к той трактовке философии, которую дал Маркс. «Теперь философия стала мирской; это неопровержимо доказывается тем, что само философское сознание не только внешним, но и внутренним образом втянуто в водоворот борьбы. Но если конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решений для всех грядущих времен не есть наше дело, то тем определеннее мы знаем, что нам нужно совершить в настоящем, — я говорю о беспощадной критике всего существующего, беспощадной в двух смыслах: эта критика не страшится собственных выводов и не отступает перед столкновением с властями предержащими» (1, 1, 379).

Научная философия, говорит Налбандян, возникает не в результате отвлеченного умозрения, а на основе обобщения материала наук о природе и обществе. «…Подлинным источником и прочной основой философии являются всеобщая история и естествознание. Изучай историю, изучай природу, изучай человека, исследуй общество, его законы, явления человеческой жизни, познай ее потребности, средства удовлетворения этих потребностей — и ты станешь философом без признания чьей-либо готовой системы» (5, 461). Если философия не имеет такого основания, значит она является результатом насилия над мыслью и должна быть отогнута, заключает армянский мыслитель.

Излагая свое понимание предмета и задач философии, Налбандян иногда допускает неудачные формулировки, которые могут привести к неверному пониманию его взглядов. Так, например, в работе «Гегель и его время» он пишет: «Философия должна отражать жизнь народа, а эта жизнь на каждом шагу, на каждой своей фазе должна порождать новую точку зрения. Созданные в прошлом системы застряли на одном месте, они уже изжили себя в тот момент, когда их последняя мысль была положена на бумагу» (там же, 459). Было бы слишком поспешным делать отсюда вывод о релятивизме Налбандяна, о его негативном отношении к философским системам прошлого. Эту формулировку необходимо рассматривать в контексте всей работы, в связи с ее основными идеями. Прежде всего здесь имеются в виду главным образом социально-политические учения. Прав ли Налбандян, когда утверждает, что социальнополитические учения Канта, Гегеля, Руссо, Сен-Симона уже изжили себя? По-видимому, да. Он понимает, что социально-политические учения и идеи, прогрессивные для своего времени, на другой фазе развития перестают быть таковыми. Один и тот же народ на разных этапах своего социально-политического развития объективно имеет разные потребности и разные задачи. «Философия данного народа даже для того же самого народа, — отмечает он, — не может быть истиной на все времена, ибо время идет вперед…» (там же, 458). Следует также учесть, что до марксизма не было создано ни одного социально-политического учения, которое можно было бы принять целиком как научную систему.