Коростышевская Татьяна - Мать четырех ветров

• Название: Мать четырех ветров
• Автор: Коростышевская Татьяна
• Жанр: Прочий юмор
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9922-1853-4

Дамы и господа, спешите видеть!

Впервые под жарким элорийским солнцем для вас разыграется уди­вительное представление!

Любовь и страсть, придворные интриги, пышные балы, свидания и расставания, дуэли и пикантные ситуации. В главной роли — неугомон­ная Лутеция Ягг, юная рутенская ведьма, внучка бабы Яги. Во всех про­чих — ее многочисленные друзья, недоброжелатели, поклонники, а так­же великий и ужасный князь Влад по прозванию Дракон.

Пожалуйте, дамы и господа! Скучно не будет!

---

— Приятно видеть, как алеют твои щеки, — сообщил Зиг­фрид, прокладывая нам путь. — Надо почаще выводить тебя в свет.

Я неловко оступилась, мимоходом подумав, что морок следует подновить, ибо сквозь румянец наверняка проступа­ют уже пятна грязи.

Представления я любила. С самого детства, когда впервые увидела на деревенской ярмарке заезжих скоморохов. Писк­лявый четырехпалый Петрушка, помнится, веселил народ в Мохнатовке скабрезными шуточками. То, что я большую часть их по малолетству не понимала, нисколько не мешало получению удовольствия. И соперники у кукольного молод­ца были самые потешные — толстопузые бояре, жрецы, носа­тые романцы с кольцами в деревянных ушах. Эх, время-времечко!..

Мы с бароном протиснулись к настилу, на котором стоял матерчатый шатер. «Сцена», — вспомнила я слово из одного мертвого языка.

— Тебе хорошо видно? — обернулся предупредительный Зигфрид.

Я только кивнула в ответ, опасаясь пропустить хоть что-то из представления. Перед занавесью притопывала и хлопала в ладоши изящная танцовщица. В свете факелов ее длинные волосы отсвечивали синим, а лицо прикрывала чер­ная кружевная полумаска. Я невольно залюбовалась ею.

— Бромиста! — вдруг крикнула девушка, воздев руки. — Бромиста! Бромиста!

Толпа подхватила четкий ритм.

— Бро-мис-та! Бромиста! — вопила я вместе со всеми и также притопывала в чудном ломаном ритме. — Бро!..

Занавесь распахнулась. Деревянная кукла, почти в чело­веческий рост, появилась под звон тарелок.

— А вот и я! — Писклявый Петрушечный голосок пере­крикивал толпу. — Я, великий Бромиста, весельчак и бала­гур, опять с вами!

Освещение изменилось; факельщики поднесли огонь к полированным медным щитам, и волна мягкого света зато­пила сцену. Танцовщица изогнулась, ринулась вперед, и юбка пеной алых кружев метнулась за ней. Теперь на помос­те было две фигуры — воплощение жаркого огня и несклад­ный деревянный человечек, этого огня нисколько не боя­щийся.

— Ты этого ожидала? — переспросил Зигфрид. — Это буратини?

— Лучше, — ответила я. — Это марионетка. И насколько я могу судить, ее кукловод талантлив, как сам бог театра.

А представление между тем набирало обороты. Юная си­неволосая донья умело изображала внезапно вспыхнувшую страсть, игрушечный партнер отвечал ей взаимностью. Они станцевали милый пасторальный танец, по ходу дела объяс­няя публике, что деревянный Бромиста работает пастухом и намалеванные на заднике толстенькие овечки являются его стадом.

Я пыталась высмотреть нити, за которые дергает невиди­мый кукловод. Ночное зрение, обычное, опять ночное… Безу­спешно. Мне захотелось познакомиться с человеком, кото­рый так продуманно расставил осветителей.

Идиллия не могла продолжаться долго, ей помешали. Зло приняло обличье подлого герцога, местного помещика, у ко­торого красотка служила горничной. Антагонист скорее был персонажем комическим, но, когда он явился из тьмы кулис, путаясь в длиннейшей бороде и приволакивая ногу, мое сер­дце тревожно забилось. Герцог тоже был в черной полумаске, оставляющей открытой нижнюю часть лица.

— Кто посмел? Накажу! Не пощажу! — Подведенные кар­мином толстые губы злодея будто жили своей собственной жизнью, а голос был гулким, как из бочки. И каким-то смут­но знакомым.

Я поежилась.

Девушку разлучили с безутешным пастушком. Герцог кликнул двух стражников, которые немедленно появились под бряцанье оружия. Бромиста горестно стенал: «Сильвестрис! Любовь моя!» Гитара плакала вместе с ним, и так же всхлипывали многочисленные зрители. Да чего уж там, у меня самой в горле стало солоно. Пронзительный гитарный аккорд, падающий занавес… Я украдкой вытерла глаза.

— После перерыва они продолжат, — приобнял меня за плечи Зигфрид. — Тебе понравилось?

— Очень. Я никогда ничего подобного не видела. Хочу за­платить за удовольствие. Одолжишь пару монеток?

— Мой тощий кошелек к твоим услугам, — галантно отве­тил барон. — Сейчас вынесут блюдо для сбора денег, и мы…

Я поблагодарила кавалера кивком и дернулась, ощутив влажное прикосновение к щиколотке. Снизу на меня скорб­но смотрели карие собачьи глаза.

— Парус? — недоверчиво прошептала я, наклонившись. — Хороший песик…

В ноздри ударил запах достойной собачьей старости.

— Это ведь ты был? Там, за ширмой?

Он ответил еще более скорбным взглядом. Видимо, моя непонятливость доставляла ему мучительное неудобство.

У меня в голове будто провернулись шестеренки дико­винного механизма. Студентку Квадрилиума пытались на­нять лицедеи? Да я готова съесть длинную бороду потешного злодея, если это не он беседовал со мной, спрятав лицо под длинноносой маской. Я радостно обернулась к Зигфриду, чтобы поделиться своим открытием и заодно пересказать ис­торию своих ночных похождений. Но кавалер был занят де­нежными делами. Он доставал монетки из потертого кошеля. В кожаном раструбе на мгновение показалась нить блестя­щих бус. И я умилилась, представив, как вечером барон будет дарить украшение своей даме сердца. Манерную Крессенсию я недолюбливала, но ведь главное, чтобы Зигфрид был с ней счастлив. В свои почти двадцать лет я понимала, что нам, женщинам, мужских пристрастий не понять.

Опять настойчивое влажное прикосновение. Пес дважды повел лобастой головой и затрусил прочь. Я колебалась. Меня явно куда-то приглашали, и явно одну, без спутника.

— Зиг, мне нужно отлучиться.

— Позволено ли мне будет узнать куда?

«На кудыкину гору!» — раздраженно подумала я, но отве­тила лишь удивленным взглядом.

— После захода солнца девушке опасно находиться за сте­нами Квадрилиума без сопровождения.

— Это ты мне сейчас какую-то инструкцию зачитываешь? Девушки бывают разными, и некоторые более опасны для ночного города, чем город для них.

— Ты думаешь, Мануэль Изиидо избежал ареста и ждет тебя в условленном месте? — проявил Кляйнерманн чудеса смекалки. — Тогда я провожу тебя. Мне не терпится познако­миться с этим кабальеро.

Я звонко рассмеялась.

— Да нигде он меня не ждет! И, если хочешь знать, ты — последний человек, которому я хотела бы представить этого разбойника.

— Так ты признаешь, что он преступник?

— Зачем такие жестокие слова, мой господин? — Если бы у меня был веер, я бы сейчас с большим удовольствием ша­ловливо отхлестала барона по хитрому носу. — Бедный про­винциал слегка нечист на руку, но кто из нас без греха, в это неспокойное время, когда налоги короны так велики, а при­были от земель ничтожны?

— Очень правильные слова, донья, — поддержал меня не­кий господин, стоящий неподалеку. — В тяжелое время жи­вем. Не живем, а выживаем…

Зигфрид одарил говорившего остекленевшим взглядом и взял меня под руку.

— Мы возвращаемся в университет!

— Я хотела досмотреть представление, — хныкала я, пока мы пробирались сквозь толпу. — Да я бы вернулась быстро…

— Твой сын спрашивает, где папа! — вдруг преградила нам путь статная красавица, ее черные глаза метали молнии, грудь гневно вздымалась.

— К-какой сын? — слегка заикаясь, спросил Зигфрид.

— Все трое! — Незнакомка заговорщицки мне подмигнула и схватила барона за руку. — Дочери тоже по тебе тоскуют…

Я юркнула за чужие спины и пошла прочь, ведомая умной псиной по кличке Парус. Синеволосая танцовщица продол­жала стенать, вызывая смех зрителей. Розыгрыш был похож на заранее подготовленный, и мне подумалось, что красотка каждый вечер высматривает себе в толпе жертву побезобид­нее, чтобы всласть над ней покуражиться. Зигфрид, кажется, пока не сообразил, что над ним дурачатся. Он растерянно крутил головой, беззвучно по-лягушачьи открывал рот и представлял собой ожившую картину под названием «Про­стак обыкновенный».

Дощатый помост охраняли вооруженные стражники в блестящих гребенчатых шлемах и медных нагрудниках, на которых я с удивлением заметила отчеканенные шестико­нечные звезды. Доксов знак? Не может быть! Никогда не слышала, чтоб многомудрые создатели големов разменива­лись на легкомысленные площадные развлечения. Да и оби­тают они далековато от наших пенатов. От любопытства у меня даже кончик носа зачесался. Пес подождал, обернув­шись, и потрусил прямо на алебарды. Я вздрогнула, когда ос­трие коснулось моей груди и прошло насквозь, будто не встречая сопротивления. Простенькая личина, наброшенная в трактире, лопнула, как мыльный пузырь в детской ладош­ке. Я рассмеялась; славное колдовство — не стихийное, Ис­точник мороки не питает. Давным-давно, еще когда моим об­разованием занималась бабуля, я изучила несколько доксовых заклинаний, но такого среди них не припомню. Это из чего они мороков тут наплели? Я почесала нос.

Пахло деревянной стружкой, псиной,благородными при­тираниями. Ароматическая какофония казалась вполне уме­стной, но чихнула я знатно, так что искры из глаз посыпа­лись.