Бернард Шоу - Карьера одного борца

• Название: Карьера одного борца
• Автор: Бернард Шоу
• Издательство: Панорама
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993

Известный драматург и прозаик Джордж Бернард Шоу (1856-1950) был удостоен в 1925 году Нобелевской премии «за творчество, отмеченное идеализмом и гуманизмом, за искрометную сатиру, которая часто сочетается с исключительной поэтической красотой». Том «Избранных произведений» включает пьесы «Пигмалион» (1912), «Святая Иоанна» (1923), наиболее известные новеллы, а также лучший роман «Карьера одного борца» (1885).

---

Алиса возвращалась домой, ожидая застать свою семью в смешанном настроении радости по поводу найденного ею хорошего места и горести из-за предстоящей разлуки. Ее понимание человеческой души и семейных чувств было еще очень наивно и романтично. Совершенно неожиданно для Алисы в госпоже Гофф обнаружилась зависть к роскоши и богатству, в которых будет жить ее дочь, и она осыпала бедную девушку горькими упреками в бесчувственности, желании покинуть мать и стремлении к пустым удовольствиям. Алису горестно поразили эти обвинения. Она до сих пор не позволяла проникнуть в свое, еще детское, сердце сомнению в святой добродетельности матери и закрывала глаза на частые проявления ее деспотического эгоизма. Горечь несправедливой обиды сильно потрясла ее, и сквозь рыдания она объявила, что больше не вернется в замок и что ни за что не согласилась бы провести у мисс Кэру даже эту ночь, если бы не знала, что на ней лежит обязанность поддерживать семью. Госпожа Гофф, по опыту хорошо знавшая, что легче довести Алису до безрассудного решения, чем потом заставить ее отказаться от него, испугалась слов своей дочери. Сильнее всего она боялась, как бы не заговорили в Уилстокене о том, что она по зависти помешала дочери хорошо устроиться. Поэтому она подавила свое неприязненное чувство и прочла Алисе суровое наставление за невоздержанность характера и опрометчивость решений. Она объявила дочери, что ее долг по отношению к матери, а еще больше по отношению к Всевышнему — принять с благодарностью предложение мисс Кэру и потребовать хорошую плату, как только хорошим поведением она сделает свое присутствие необходимым для мисс Кэру. Алиса долго не сдавалась и вынудила мать напомнить Алисе о дочерних обязанностях к памяти покойного отца и даже изобразить неутешное вдовье горе. Только последнее сломило упрямство Алисы. Она обещала вернуться в замок после того, как повидается с сестрой, которая ушла на уроки, и попросит у нее прощение за тревогу, причиненную ей тем, что она не вернулась прошлую ночь домой. (Госпожа Гофф, чтобы больнее задеть Алису, выдумала, будто бы Дженет всю ночь проплакала, поджидая сестру.) Но госпожа Гофф хотела отправить Алису из дома до возвращения старшей сестры, опасаясь, что обнаружится ее ложь. Поэтому она уверила Алису, будто бы Дженет вернется очень поздно, и что нехорошо оставлять мисс Кэру так долго одну. Алиса послушалась и, осушив последние слезы, вернулась в замок, чувствуя себя очень несчастной и стараясь утешиться хотя бы тем, что ее любимая сестра была избавлена от только что разыгравшейся тяжелой сцены.

Люциана Уэббера еще не было, когда она вошла в замок. Лидия заметила ее расстроенное лицо, но ничего не спросила об этом. Она только отложила книгу, лежавшую перед ней, еще раз внимательно посмотрела на свою новую компаньонку и сказала:

— Вот уже почти три года, как я не шила себе новых платьев.

Алиса удивленно взглянула на нее.

— Так как теперь вы можете помочь мне в выборе, мне хочется обновить весь мой гардероб. Я хотела бы, чтобы и вы при этом случае сшили что-нибудь для себя. Вы увидите, что моя портниха, мадам Смите, шьет недурно, хотя дорога и не совсем честна. Когда Уилстокен нам надоест, мы поедем в Париж и не упустим, конечно, случая найти там что-нибудь по нашему вкусу. Но пока можно удовлетвориться мадам Смите.

— Я не могу заказывать дорогих платьев, — простодушно заметила Алиса.

— Да я и не хочу, чтобы вы себе заказывали. Но я уже предупреждала вас, что вам придется разделять со мной мои привычки к роскоши.

Алиса поняла, но колебалась. Ее соблазняло предложение мисс Кэру; она слишком долго страдала от бедности, чтобы не быть благодарной Лидии за ее доброту. Но мысль о красивой одежде, дорогой шляпе, о возможности встретить, прогуливаясь в одном из Лидиных экипажей по Уилстокену, Дженет, идущую с урока на урок, в бедном старом платье и потертых перчатках, смущала ее, заставляла вспомнить упреки матери и невольно признать их справедливыми. В конце концов она решила, что ее отказ не принесет никакой пользы Дженет.

— Было бы нехорошо с моей стороны отказаться от вашей любезной заботливости, — ответила она, — но вы слишком добры ко мне.

— В таком случае, я сегодня же напишу мадам Смите, — радостно проговорила Лидия.

Алиса собиралась еще более утонченным способом возобновить проявления своей благодарности, когда доложили о прибытии мистера Уэббера. Она с волнением приготовилась встретить посетителя, тогда как Лидия не тронулась с места. Люциан, которого со всей торжественностью светского обихода ввел в комнату камердинер, был несколько смущен и по манерам больше походил в эту минуту на бедную компаньонку, чем на свою аристократическую кузину. Его приняли с некоторым оттенком насмешливости: это был обычный тон, с которым Лидия встречала своего двоюродного брата, и Алиса была рада поддаться ему, чтобы скрыть свое смущение перед светским молодым человеком.

Отвечая на приветствие Алисы, мистер Уэббер глубокомысленно отметил, что сегодняшний день холоднее вчерашнего, а в ответ на поклон Лидии сообщил успокоительным тоном, что резолюция, внесенная в палату общин лидером оппозиции, не опасна министерству, так как за последним обеспечено большинство. Важных новостей не имеется. Он провел день вместе с лордом Вортингтоном, который приехал в Уилстокен навестить своего больного друга, и они вместе вернутся в Лондон с восьмичасовым поездом.

За обедом Алиса уже не боялась смотреть в глаза слугам и, наученная опытом вчерашнего дня, не совершила никаких промахов. Разговор между Лидией и гостем шел все время о политике, и, так как Алиса ничего не понимала в ней, она принуждена была промолчать весь обед. Это укрепило ее в обычном ее мнении, что смешно и недостойно женщины говорить о том, что пишется в газетах. Тем не менее, на нее произвел впечатление деликатный, но вместе с тем авторитетный тон Люциана, и она решила, что он все знает. Она заметила также, что Лидию интересовали его сообщения, но что она оставалась совершенно равнодушной к его мнениям.

Когда приблизился час отъезда Люциана, Лидия предложила проводить его пешком до станции. Люциан отнесся к этому с неодобрением, и Алиса, чтобы показать, что у нее имеются собственные понятия о светских приличиях, выказала даже открытое возмущение против этого плана. Но их протесты не смутили Лидию. Она быстро надела свою соломенную шляпу, накинула на плечи шарф и, без перчаток, решительно вышла из дому в сумерки весеннего вечера. Алиса едва успела сбегать в свою комнату и, впопыхах одеваясь, не имела даже времени оглянуться в зеркало, чтобы проверить впечатление, какое она произведет, первый раз появляясь в настоящем светском обществе. Когда она спустилась вниз и присоединилась на лужайке к поджидавшим ее Лидии и Люциану, последний говорил:

— Вортингтон боится вас, Лидия, — и не напрасно, мне кажется.

— Почему?

— Потому что вы знаете гораздо больше его, — поспешил ответить он, довольный, что Лидия, против своего обыкновения, просит у него разъяснений. — Но вы, кажется, сочувствуете его вкусам больше, чем он предполагает.

— Я должна объяснить вам, Алиса, что лорд Вортингтон, — это молодой человек, который признает только спортивный календарь и который занят лошадьми и атлетами больше, чем Люциан министрами и независимыми радикалами. Он никогда ничего не читает и не общается с людьми, читающими что-нибудь. Поэтому с ним не скучно разговаривать. Хотели бы вы поехать на аскортские скачки, Алиса?

Алиса ответила так, как, она чувствовала, ждет того Люциан, — что она никогда не была на скачках и не имеет вовсе желания быть на них.

— Вы измените свое мнение, когда на будущий год мы поедем с вами на Дерби, Алиса. Скачки интересуют всякого, чего нельзя сказать об опере или драматических спектаклях в Академии.

— Я была в Академии, — сказала Алиса, ездившая один раз со своим отцом в Лондон.

— А были ли вы в Национальной Галерее?

— Кажется, нет. Не помню.

— Любите ли вы вообще живопись?

— О, конечно.

— Вы убедитесь, Алиса, что скачки гораздо интереснее.

— Позвольте предостеречь вас, — обратился Люциан к Алисе, — что моей кузиной овладел странный каприз — разочаровывать всякого в искусстве, которому сама она страстно предана. И в литературе, без которой она жить не может.

— Милый Люциан, — возразила Лидия, — если когда-нибудь оборвется ваша политическая карьера и ваше честолюбие потерпит поражение, то попытайтесь жить всецело искусством и литературой. Если они дадут вам удовлетворение, то я соглашусь с вашим мнением, будто они могут служить опорой жизни. До этого же времени позвольте мне продолжать считать их простой приправой.

— Вы, по обыкновению, сердитесь, Лидия? — заметил Люциан.

— А вы, по обыкновению, делаете мне поучительные замечания, — с нескрываемой досадой ответила Лидия.