Этери Чаландзия - Уроборос

• Название: Уроборос
• Автор: Этери Чаландзия
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9614-3325-8

Все счастливые сказки о любви заканчиваются словами: «И жили они долго и счастливо». Примерно с этого момента начинается действие нового романа известного журналиста и прозаика Этери Чаландзия. Любовь оказывается испытанием, преодолеть которое под силу немногим. В драматическом развитии сюжета и чередовании напряженных внутренних монологов от лица мужчины и женщины — щемящее чувство непростительной потери, предчувствие неотвратимой трагедии. «Не всех можно отпускать и терять. Не со всеми можно просто так расставаться». Этот роман — страстная и отчаянная попытка понять, что ведет любящих друг друга людей к точке невозврата и можно ли остановить разрушительную стихию гибели отношений.

---

Дальнейшее напоминало сон во сне. Вокруг Нины закрутился какой-то странный мир из запахов, звуков и прикосновений. В нем она была как кукла, беспомощная и бестолковая. Егор умолял ее расслабиться и не мешать, но Нина не сдавалась. Когда она поняла, что и правда будет много легче, если она перестанет подозрительно тянуть руки во все стороны, принюхиваться и прислушиваться, дело пошло быстрее.

Для начала ее одели во что-то явно чужое. Она пожаловалась, что в рукаве жмет и в боку колет, но Егор только поцеловал ее в лоб. Дальше была еще какая-то возня, шепот и тихие переругивания, потом все вышли из дома и отправились в поход. Альберт и Лиля поддерживали Нину с обеих сторон, но Егору вскоре надоело гадать, на каком повороте она свалится в кусты, он подхватил жену на руки и бодро зашагал вперед по слегка подмороженной тропинке. Спустя некоторое время они зашли в помещение. У Нины в тревожном предчувствии сжалось сердце. Здесь было жарко, пахло ладаном, слышалось шевеление толпы и потрескивание свечей. Егор снял повязку с ее глаз.

В белом платье она стояла перед алтарем. Рядом Егор, друзья и незнакомые люди за спиной в казавшейся теперь огромной церкви. Молодой священник внимательно посмотрел на них, кивнул и начал службу.

Мерно гудел его голос, за клиросом тихо пел хор, друзья держали над их головами венцы — те самые короны Ричарда III, на ней было платье Офелии, на Егоре сюртук Моцарта, и от жары и ладана у Нины начала кружиться голова. Ей казалось, что алтарь раскачивается в воздухе, то приближается, то медленно удаляется. И голос священника то звучит совсем рядом, то затихает где-то вдали. Она достояла до конца. Их благословили. Они поцеловались. Короткая процессия двинулась к выходу. На пороге на их головы посыпался рис вперемешку с конфетти. Собравшиеся оживленно галдели, кто-то фотографировал, кто-то утирал слезы, кто-то был уже пьян и счастлив. И все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. Нина и Егор были некрещеными.

Нина знала, что религиозность Егора всегда стремилась к нулю. Ее, впрочем, тоже. Она понимала, что он мог соврать, умолчать, в конце концов, просто заплатить священнику. И вот теперь, когда их без лишних вопросов обвенчали, подозрение, что они совершили ошибку, не отпускало.

Как Нина и предполагала, Егор ее не понял. Он придумал и устроил нечто особенное. То, что наверняка они оба запомнят навсегда. Остальное не имело значения. Нина не знала, во что верил Егор, но догадывалась, что меньше всего он верил в человека.

Нехорошее предчувствие преследовало, она упрекала себя за то, что доверилась Егору и не сняла повязку. Однако терзаться бесконечно невозможно. Постепенно тревога ослабела и жизнь, как река, потекла дальше, похоронив на своем дне еще одну человеческую глупость.

* * *

Нина втолкнула небольшой саквояж в купе и с силой захлопнула тяжелую дверь. Щелкнул замок, и она разрыдалась. Да что же это такое, в самом деле? Совсем расклеилась. Она утерла слезы и села у окна. До отхода поезда оставалось еще полчаса.

* * *

Жили неспокойно, но весело. Они были очень разными: он стоял обеими ногами на земле, а она вечно витала в облаках. Но и Егор кое-что понимал про облака, и Нина, как могла, старалась заземлиться. После женитьбы переехали в небольшую квартиру на Тишинке. Она принадлежала семье Егора и долгое время пустовала. Нина пришла в восторг, увидев это ободранное и запущенное жилье с рассохшимися рамами и гнилым паркетом. Егор правильно оценил энтузиазм и созидательный блеск в ее глазах и передал ключи и полномочия. Спустя три месяца он с раскрытым ртом стоял посреди квартиры, в которой знакомым казался только вид из окна.

Он в полной мере смог оценить талант самопровозглашенного строителя. Подчинившись семейной традиции, Егор закончил архитектурный вуз, но, получив диплом, так ни разу и не дотронулся до рейсфедера и линейки. После нескольких более или менее удачных попыток открыть свое дело он приобрел съемочные павильоны и мастерские по производству декораций. Егор очень хорошо угадал момент. Реальная жизнь была настолько несовершенной, а порой и невыносимой, что коллективное бессознательное требовало вымысла. Чего только ни снимали одуревшие от своих героиновых фантазий режиссеры и операторы. Однажды Егор приехал в павильоны, занятый телефонным разговором, прошел внутрь еще недостроенной декорации и опешил. Сомнений не было. Егор стоял внутри колоссальной женской вагины. Осмотрев алые стенки и с опаской заглянув в таинственную глубину, он в сердцах плюнул и ушел в кабинет. Но в целом ему нравилось. Дело спорилось, деньги прибывали, а мысль об искусственных мирах, построенных из ДСП и пенопласта под крышей металлического ангара, развлекала.

После беглого осмотра квартиры, Егор убедился в том, что Нина построила идеальную декорацию для их жизни. Пожалуй, он даже не ожидал того, что увидел. Не то чтобы он не верил в Нину, но она всегда казалась ему беззаботной и безалаберной, как ребенок. Она была редактором в небольшом издательстве, после того как они поженились, перешла на договор, на какую работу подписывалась, ту и выполняла.

Егора всегда удивляло, как ей удается хоть в чем-то навести порядок, ее мир казался ему миром хаоса. У нее всегда все было «наверное» и «скорее всего», а когда она говорила «да-да, конечно», ему казалось, что ничего точно не произойдет. Она с энтузиазмом подхватывала любую идею, но по мере приближения даты запланированного мероприятия — пьянки, поездки или прогулки — ее мозг начинал с энтузиазмом выискивать сотни причин и поводов для отходного маневра. Обаяние было ее второй натурой, ей все всегда прощали, но мысль о том, что в жизни Нины все сшито на живую нитку и держится на честном слове, не оставляла Егора.

Однако насколько он понимал, со своей работой она справлялась прекрасно, железной рукой правила тексты, уверенно расплетая запутанные хвосты деепричастных оборотов и вымарывая ошибки и описки. Точно так же расправилась она и с хаосом в квартире. Теперь здесь все было подчинено простой и ясной логике. Едва переступив порог, Егор ощутил устойчивое дежавю, казалось, он уже жил здесь. Все было знакомо, вещи стояли на своих местах, в обстановке не было ничего лишнего. Темная мебель, светлые стены. Картина точно там, где надо. Черно-белый шахматный пол, как он любил, на кухне и в ванной. Возможно, он ошибался в Нине, возможно, недооценивал ее способностей. Он думал, что они заедут на час, посмотреть, что и как, а оказалось, можно никуда и не уезжать. И они остались.

Со временем их друзья и приятели перезнакомились между собой. Егор с Ниной ни от кого не прятались, часто обедали и ужинали в компаниях, были желанными гостями и попутчиками, но все же окружающим казалось, что этим двоим вообще-то мало кто нужен. Обычные и не такие как все, в чем-то особенные, а в чем-то совершенно заурядные, они были свежеиспеченной парой влюбленных, еще одним вопросом к судьбе, на который та не спешила с ответом, как будто и сама пока сомневалась. Не то чтобы затаясь, но все же многие ждали, получится ли у них что-то или будет как у всех. Это «как у всех» пугало Нину, она часто перебирала их свадебные фотографии, что-то бормоча над ними, словно отгоняя враждебных и завистливых духов.

Конечно, картина их жизни вовсе не была идеальна. Они к этому и не стремились. Время от времени случались ссоры, размолвки, приступы хандры и взаимного раздражения. Но на этот мусор было принято не обращать внимания, отдавая должное масштабу и сочности полотна в целом. Были на этом полотне и едва заметные трещины. Но никто не предполагал, что когда-нибудь они вскроются, превратятся в траншеи и окопы, станут частью батальной сцены, и прекрасной картине придет конец.

Поезд тронулся, и в купе заглянула проводница, предлагая чай и меню из ресторана. Нина только покачала головой. Ни есть, ни пить ей не хотелось. Она достала телефон, чтобы позвонить Егору, но связи не было. Неожиданно для самой себя Нина окликнула проводницу. Та ушла недалеко и с готовностью вновь нарисовалась на пороге.

— Принесите, пожалуйста, вина, — попросила Нина.

— Вам красненького, беленького? — услужливо поинтересовалась женщина.

«Зелененького». Нина поморщилась. Эти миленькие маленькие суффиксы…

— Сухого, белого, холодного.

— Одну минуточку, сейчас принесу.

Проводница исчезла, а Нина подумала, что не сказала, чего хочет, бокал или бутылку. Теперь за нее будет решать эта миленькая женщинка.

За окном в темноте пролетали заснеженные поля.

* * *

Они познакомились в Берлине. Она гостила у друзей. Он приехал по делам — оформлял какой-то заказ. Друзья и дела пересеклись, отменившийся авиарейс и слепой случай свели их в одном доме и усадили за один стол. Они провели вместе вечер, ушли из гостей, не смогли разойтись и до утра гуляли по городу. Стоял капризный май. То и дело набегали тяжелые тучи, начинало отчаянно моросить, потом вдруг прорывало коротким сильным ливнем. Вскоре он стихал, и наплывала волна почти летнего, густого и влажного жара. Пахло сиренью, дизелем и кебабом, и обреченная мошкара билась в круге света под фонарем, не зная, когда очередной дождевой поток навсегда прервет их веселые танцы.