Бернард Шоу - Другой остров Джона Булля

• Название: Другой остров Джона Булля
• Автор: Бернард Шоу
• Издательство: Искусство
• Жанр: Драматургия
• Год: 1979

Ирландец Шоу написал десяток пьес и все — об англичанах. Известность, которой он достиг в начале XX в., побудила его соотечественников обратиться к нему с просьбой написать пьесу для Ирландского литературного театра (предшественника прославленного «Эббитиэтр» — Театра Аббатства в Дублине). Инициатива исходила от ирландского поэта У. Б. Йитса. Идея увлекла Шоу, и он в 1904 г. написал «Другой остров Джона Булля». Как известно, Джон Булль (Джон Бык) — нарицательное имя для обозначения Англии и англичан. «Другим островом Джона Булля» была Ирландия, входившая тогда в состав Британской империи.

Послесловие к пьесе А. А. Аникста.

Комментарии к пьесе А. Н. Николюкина.

---

В то время как деятели Ирландского Возрождения романтически идеализировали традиции древней Ирландии, Шоу заявил, что преклонение перед национальной отсталостью противоречит интересам ирландского народа. Он сознавал, что ирландский национализм с его крайностями был реакцией на британский гнет. «Здоровая нация не сознает своей национальности так же, как здоровый человек не ощущает своих костей, — писал Шоу в предисловии к пьесе. — Но если нация угнетена, люди не могут думать ни о чем другом, как только о том, чтобы избавиться от гнета. Они не станут слушать никаких реформаторов, философов, проповедников до тех пор, пока их национальные требования не будут удовлетворены. Никаким, даже самым важным делом они не станут заниматься, так как озабочены только задачей объединения и освобождения страны.

Вот почему Ирландия останется в застое, пока не завоюет самоуправление (гомруль), то есть независимость»[45].

Государство, обладающее более высоким уровнем цивилизации, по мнению Шоу, не имеет морального права господствовать над отсталыми народами. «Демонстрировать достоинства правления чужеземцев, иногда даже выглядящие убедительными, так же бесполезно, как доказывать, что искусственные зубы, стеклянный глаз, серебряная трубка для дыхания, патентованные протезы вместо ног лучше, чем настоящие органы тела»[46].

Вместе с тем Шоу считал, что национальное движение, не ставящее себе иных целей, кроме освобождения от иностранного ига, ограничено. «Нет большего несчастья для нации, чем националистическое движение, являющееся ответом на подавление нации. Покоренные народы не участвуют во всемирном прогрессе, ибо озабочены лишь тем, как избавиться от своего национализма, добившись национального освобождения»[47].

Если в предыдущих пьесах Шоу уделял значительное внимание построению занимательного действия, то в «Другом острове Джона Булля» фабула сведена к минимуму. На первый план выдвинуты характеры.

Центральные персонажи пьесы англичанин Томас Бродбент и ирландец Ларри Дойл, по замыслу Шоу, призваны воплощать типичные черты своей нации. Но это живые характеры, отличающиеся своеобразием и противоречивыми чертами. Бродбент, конечно, деловит; таким именно традиционно представляли себе англичанина ирландцы. Но практицизм Бродбента сочетается со смелым прожектерством, обнаруживающим в нем богатое воображение. Ему свойственно увлекаться, и он быстро обнаруживает эту черту. Вместе с тем в нем есть простодушие, благожелательность, готовность пойти навстречу неизвестности. По складу личности и воззрениям он либерал. Обладая рядом несомненно положительных качеств, Бродбент тем не менее смешон. Этот веселый и жизнерадостный хлопотун является одной из главных, если не самой главной комической фигурой пьесы. В глазах Шоу он комичен главным образом потому, что не способен трезво смотреть на действительность. Комментируя созданный им образ, Шоу, однако, писал, что ирландцы напрасно будут смеяться над этим «нелепейшим из англичан», ибо, при всех его странностях и причудах, «он преуспеет там, где ирландца постигнет неудача». Настойчивость, с какой Бродбент стремится к поставленной цели, дает ирландцам образец, как надо добиваться своего.

В глазах англичан Бродбент, как полагает Шоу, тоже должен выглядеть фигурой карикатурной, но соотечественники смотрят на него иначе, чем ирландцы. Их потешает серьезность, с какой Бродбент относится к политической шумихе буржуазной демократии. Англичане считали, что своими успехами фирма Бродбент и Дойл обязана англичанину; ирландцы, наоборот, видели причину успеха в достоинствах Дойла. «Я же, — писал Шоу, — считаю, что оба вместе достигли большего успеха, чем если бы действовали врозь. Не претендуя на то, что я в таких вопросах разбираюсь лучше других, я считаю, что главным вкладом Бродбента в дело были сила, самодовольство, убежденность в правильности существующих порядков и бодрая уверенность, которую придают всем здоровякам деньги, комфорт и хорошее питание; а главным вкладом Дойла были свобода от иллюзий, способность смотреть фактам в лицо, острота ума, легко ранимая гордость человека с богатым воображением, выбившегося из нужды, несмотря на враждебность общества».

Таким образом, у Шоу практичный англичанин оказывается в некотором роде романтиком, а ирландец, которому как раз и надлежало, согласно общепринятому мнению, быть романтиком, предстает как человек трезвой и даже скептической мысли. Мы видим, следовательно, что в обрисовке двух главных персонажей Шоу применил свой излюбленный метод парадокса.

Томас Бродбент и Ларри Дойл вполне живые люди, но они также образы драмы идей, фигуры, предназначенные воплощать в пьесе конфликт разных понятий о жизни. При этом они далеки от того, чтобы казаться схематическими воплощениями типов англичанина и ирландца. Они становятся особенно живыми, благодаря неподражаемому юмору Шоу, который не боится ставить свои персонажи в смешные положения; слабости его героев не меньше, чем их достоинства, возбуждают симпатии зрителей.

Вокруг главных фигур Шоу создал ряд персонажей, которые как бы низводят все разговоры об Ирландии с высот абстракции на землю. Перед нами не носители тех или иных национальных качеств, а характеры, написанные сочными реалистическими красками.

Таков рыжий ирландец Тим Хаффиган с потертой, но еще несколько благообразной внешностью, позволяющей, по словам Шоу, принять его за сельского учителя. Он тут же обнаруживает и свою склонность к алкоголю, и умение вытягивать деньги из простака Бродбента. Первый ирландец, появляющийся в пьесе, по манерам и говору похож на ирландцев, как их было принято изображать на английской сцене. Но дальше выступают персонажи другого склада.

Хитрый юноша Патси притворяется дурачком; притворство служит ему для того, чтобы вводить в заблуждение других, особенно англичан. Жизнерадостный толстяк священник Демпси стал духовным лицом отнюдь не из набожности, но и не ради карьеры. Священничество для него — хороший способ устроить бездеятельное существование с достаточным доходом за счет щедрот прихожан. Корнелий Дойл — земельный агент, получающий нищенский доход со своего дела, потому что он католик и патриот, тогда как богатые землевладельцы округа по большей части протестанты и из-за религиозных разногласий не вступают с ним в коммерческие отношения.

Скептические суждения Ларри Дойла о его родине получают подтверждение в том, какими предстают перед нами обитатели Роскулена, местечка, куда приезжают Бродбент и Дойл. Мы видим мелких людишек с ничтожными интересами, безнадежно погрязших в тине бездумного существования. Над всеми возвышается Питер Киган, человек яркий и необыкновенный. Он не носит пасторской одежды, но он в подлинном смысле слова духовное лицо, в отличие от отца Демпси, полностью разделяющего низменные житейские интересы среды, духовным пастырем которой ему надлежало бы быть. Кигану чужды предрассудки захолустных ирландцев, и он скорбит о том, что его соотечественники утратили нравственную силу и стойкость. Он правильно видит причину деградации в том, что чужеземный гнет растлевает души ирландцев. Практикам и деловым людям Бродбенту и Дойлу в образе Кигана противопоставлено стремление обрести утраченные идеалы и веру. Речь идет не об официальной религии, а о некоем религиозно-мистическом освящении духовных ценностей жизни.

Если в начале пьесы идейный конфликт сосредоточен на различии мнений и темпераментов «идеалиста» Бродбента и «реалиста» Дойла, то, по мере приближения к финалу, возрастает значение другого мотива. Киган вносит в идейный конфликт пьесы новую ноту, с неожиданной силой звучащую под конец, когда поэт-проповедник говорит: «Мое отечество не Ирландия и не Англия, а все великое царство моей церкви. Для меня есть только две страны — небо и ад; только два состояния людей — спасение и проклятие». Ларри Дойл с презрением смотрит на Кигана, видя в нем столь ненавистного ему ирландского мечтателя, неспособного к действию и лишенного практицизма. Бродбент, прямолинейно понимающий Кигана, склонен рассматривать его в духе ортодоксальной религиозности. Но когда Киган объясняет, как он представляет себе рай, мы видим, что в религиозную оболочку облечено вполне определенное социальное содержание: «Это страна, где государство — это церковь, и церковь — это народ; все три едины. Это общество, где работа — это игра, а игра — это жизнь; все три едины. Это храм, где священник — это молящийся, а молящийся — это тот, кому молятся; все три едины. Это мир, где жизнь человечна и все человечество божественно; все три едины».

В этой тираде главными являются последние слова Кигана. Таким образом, свой гуманистический идеал Шоу облекает в форму некой новой религии. Хотя он и пародирует христианскую концепцию троицы, подставляя на ее место свое идеальное представление об обществе равных друг другу людей, все же религиозная терминология не является случайной. В ней отразилось явление, уже отмеченное раньше в связи с пьесой «Человек и сверхчеловек», — попытка найти идеал в форме нового учения, подобного религии, но не связанного с официальной церковью. Мы увидим далее, как развивались мысли Шоу о религии в пьесе «Андрокл и лев».