Илия Троянов - Собиратель миров

• Название: Собиратель миров
• Автор: Илия Троянов
• Издательство: Европейские издания
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-98797-035-5

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.

Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки. Это удостоенное премии Лейпцигской книжной ярмарки (2007) произведение — индивидуальное приближение к тайне Другого, движимое желанием даже не разгадать ее, но самому обогатиться через нее.

---

Он уже протиснулся между ними и начал стучать указательными пальцами, потряхивая гривой.

Бом-Бом-Бэй-Бэй
Бом-Бом-Баи-Баи
Мум-Мум-Баи-Баи
Бом-Бом-Бэй-Бэй.

— Грубо и резко, как и подобает ритму, стучащему не первый век: Европа с одной стороны, Индия — с другой стороны. Вообще-то просто, для всякого, кто может слышать.

Его глаза довольно улыбались. Лучших пассажиров позвали на заселение страны, шлюпка ожидала, Индию отделяло несколько ударов весла. Бёртон помог одной из восторженных дам спуститься по трапу. Когда она надежно уселась в лодке, он обернулся. Беловолосый белобородый барабанщик жестко стоял около поручня, ноги широко расставлены, руки сложены за спиной. Глаза за толстыми стеклами очков покатывались со смеху. Идите, идите! Но следите за багажом. Здесь не Британия. Вы ступаете на вражескую землю! Его смех улетел прочь, когда шлюпка с кряхтением стала опускаться на канатах к морю.

При высадке обоняние разоблачило обман бинокля. Причал был выстроен на тухлой рыбе, покрыт слоем высохшей мочи и желчной воды. Рукава поспешно заслонили носы. Века гниения утрамбованы босыми ногами в плотную почву, на которой сейчас с криком потел человек в форме. Прибывшие робко озирались. Любопытство отложено до лучших времен. Позвольте нам, мы выполним для вас всю работу! Ричард Бёртон парировал на хиндустани липкий английский язык агента, с нарочитой гордостью. Он подозвал кули, который стоял поодаль, игнорируя суматоху, спросил, выслушал, поторговался, проследил, как его сундуки были нагружены на спину и перенесены к поджидавшей повозке. Дорога не далека, сказал возница, и его цена не высока. Повозка скользила в толпе, как челнок на буксире. За кильватером — кепи и лысины, тюрбаны и тропические шлемы. В водоворотах вокруг он не мог разглядеть ни одного лица, и потребовалось время, пока глаз выхватил осмысленную картину: неподвижные лапы торговца на рисовых мешках перед лавкой. Бёртон откинулся назад, повозка, выкатившись из гавани, свернула в широкую улицу. Мальчик вынырнул из-под копыт так поздно, как требовалось для пробы мужества, и наградил себя ухмылкой. Мужчину брили прямо около мчащихся колес. Бёртону протянули ребенка без кожи. Он кратко испугался и тут же забыл. Возница, похоже, называл постройки по сторонам: Ворота Аполлона, там дальше — Форт, Секретариат, Дом Форбса. Сипай! — возница указал на фуражку, под ней — жирные волосы, совсем ниже — тонкие волосатые ноги в коротких рабочих штанах. Ужасно, — подумал Бёртон, — вот местные солдаты, которыми я буду командовать, бог ты мой, что за одежда, какая-то бутафория, даже выражение лица словно слеплено под британца. Гроздь женщин с татуированными кистями рук и ступнями. Свадьба, — обрадовался возница. Их наряды быстро исчезли за углом. Дома, все больше в три этажа, словно пораженные гангреной. На деревянном балконе мужчина кашлял во всю силу и схаркнул мокроту на улицу. Немногие статные дома смотрелись надзирателями в лепрозории. Снова и снова в кронах пальм Бёртон замечал седоголовых ворон. Они объехали вокруг мраморного ангела, ноги которого целовала женщина в чадре. Незадолго до отеля он увидел ворон, опускавшихся на труп. Порой — обернулся к нему возница на полном скаку — они и смерти-то не дожидаются.

«Британский отель» в Бомбее ничем не походил на отель «Британия» в Брайтоне. В Бомбее за меньший комфорт требовали больше денег, кровать, стол и стул приходилось добывать самостоятельно. В Брайтоне не было пьяного кадета с волосами как вереск и болотным запахом изо рта, который ночью взбирался бы на стул, чтобы, высунувшись над муслиновой перегородкой, поглазеть на соседей по комнате. Бёртон, к которому сон не шел уже не первый час, отодвинул москитную сетку и запустил в кадета первым же предметом, нащупанным под кроватью. Метательный снаряд попал кадету прямо в лицо. Свалившись со стула, он тихо выругался, а когда зажглась свеча, раздался вопль — кадет узнал снаряд: крыса, недавно прибитая сапогом Бёртона. Матерчатая стена спасла кадета от собственных угроз. Вторично засунув руку под кровать, Бёртон достал бутылку бренди. Ящерицы — вестницы счастья, а крысы ненавистны. Ящерицы висели на стенах, как пестрые миниатюры. Крысы прятались. Порой безуспешно.

Сосед с другого бока был санитаром на посту. Он сидел на подоконнике, глядя на море. Долго, пока ветер не подул ему в лицо. Внимание, крикнул он в дортуар, повеяло индусским жаркое! и крик упал сквозь узкую лестницу на лоб дремавшему парсу, который обслуживал постояльцев с преувеличенным раболепием. Закрыть глаза и люки. Парс открыл глаза и недовольно покачал головой. Эти проклятые гхоры выносят зрелище лишь при попутном ветре.

Санитар отказался составить Бёртону компанию к месту сожжения. Надобно остерегаться ложной жажды знаний, объяснил он, питомец отеческих наставлений, едва переросший материнскую заботу. Бёртон затянул было гимн любопытству, но вскоре понял, сколь мало понимания находит его личный опыт: итальянское и французское детство с неугомонным отцом, интернат в якобы родном краю. И все же удалось уговорить санитара переступить Карнак-роуд, границу между мозгом империи и ее кишками, как узнал Бёртон на первом же ужине, в кругу господ, полновластно управляющих целыми округами — сыновей мелких лавочников из английской провинции, потомков судебных приставов, переносимых на языческих руках из тени в прохладу, богаче и могущественней своих наидерзновенных мечтаний. Их жены педантично подписывали карту господствующих предрассудков. Каждая фраза была предупреждающим знаком, словно взятая в рамочку: «Послушайте, молодой человек!» Они тщательно все измерили и были теперь убеждены, какие слова пристали для Индии. Климат — «фатален», прислуга — «бестолкова», улицы — «септичны», а индийские женщины — все одновременно, и потому их, хорошенько слушайте, молодой человек, надлежит категорически избегать, хотя кое-где возобладали некоторые дурные привычки, словно нельзя спросить с наших мужчин моральной стойкости и самообладания. А лучше — и более искреннего совета вам никто не даст — лучше держитесь подальше от всего незнакомого!

Подагрическая теснота переулка. Каждый шаг — прикосновение. Бёртон то и дело отпрыгивал в сторону, наблюдая за носильщиками, которые несли, тянули, толкали. В людском море виднелись лишь грузы, громоздкие глыбы, плывшие и качавшиеся на волнах голов. Лавки старьевщиков. Мастерские в ряду точно таких же мастерских. Пузатые торговцы на циновках обмахиваются, позади них — узкие входы в кишащие мухами логовища. Бёртону приходилось почти умолять этих лавочников выставить на продажу хоть что-нибудь, и если получалось их уломать, они показывали вещи самого отвратнейшего качества, которые находились в лавке, клятвенно заверяя в их неотразимости, преподносили ему товар на своем честном слове, пока он наконец не соглашался на маленький кинжал или каменного божка. И тут начиналось перетягивание цены, с новым взрывом охов и гримас.

А ты неплохо говоришь на диалекте этих типов, — не без упрека заметил санитар. Бёртон рассмеялся: вчерашние дамы пришли в ужас. Они, очевидно, полагают, что говорить на одном языке — это как лежать в одной постели. Черный город. Внезапно перед ними — храм, мечеть, многоцветные пятна, одноцветные украшения. Санитар с отвращением отвернулся от непропорциональной богини, у которой голова со страшной рожей в несколько раз больше тела. Порадуйся сюрпризу, это все-таки покровительница города, где уживаются так много языков, что сама богиня нема. Они прошли мимо надгробья. Рядом с трупом, накрытым вышитой зеленой тканью, висели на стене дубинки. Это магические орудия святого Бабы, объяснил им охранник, калабасы из Африки. Прокаженные люди и неприкасаемые собаки. Нищий с увядшими членами, покрытыми священной краской. Вблизи помахивала хвостом калечная корова, недоразвитая пятая нога выкрашена в оранжевый цвет; чуть поодаль безрукий и безногий инвалид лежал на одеяле посреди переулка, ведущего к заднему входу в Большую Мечеть, вокруг него разбросаны монеты как оспины. Голый темнокожий человек перекрыл движение. С головы до ног обмазан жиром и с красным платком на голове. В руке — меч. Вокруг его безудержных криков столпился народ. Покажите мне верную дорогу, кричал он, прорезая мечом воздух. Пожилой человек рядом с Бёртоном бормотал что-то с беззвучной монотонностью молитвы, пока обнаженный человек стегал мечом как кнутом, и толпа постепенно становилась ему врагом. — Что происходит, я не понимаю, что здесь происходит? Санитар скрючился за спиной Бёртона. Обнаженный кружился с вытянутым мечом среди шептавшейся толпы, пока, наконец, не споткнулся, меч выпал у него из рук, несколько мужчин навались на него и принялись бить руками и ногами. Только не вмешивайся, — взмолился санитар. — Ты, конечно, высокий, и, наверное, сильный, но с этими дикарями не справиться. — А вдруг они его убьют? — Нам-то какое дело!