Анна Яковлева - Хроники пикирующего Эроса

• Название: Хроники пикирующего Эроса
• Автор: Анна Яковлева
• Жанр: Эротика, Секс
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4474-0116-0

Книга Анны Яковлевой «Хроники пикирующего Эроса» — документальная проза non-fiction о судьбах простых женщин на территории бывшего СССР, оказавшихся на сломе привычного образа жизни и перед вызовами нового времени. Книга посвящена российскому коду сексуальности, понимаемому как культурно-духовный код, и написана на основании откровенных личных писем и устных исповедей наших современниц. Создание книги инспирировано американским бестселлером писательницы Ив Энцлер «Монологи вагины», переведённой на многие языки мира и поставленной на сценах театров разных стран, в том числе и в России. Книга Анны Яковлевой издавалась в США в 2011 году под названием «Монологи русской вагины». Настоящее издание дополнено новыми историями. Защита женского достоинства в условиях нашей страны, с другим менталитетом, религиозными убеждениями и типом цивилизации, — задача более сложная, но и гораздо более для нас актуальная, о чём и свидетельствует эта книга. Адресуется самому широкому кругу читателей.

---

Часть первая. Простые истории

Как слово наше отзовётся

Алла, 57 лет:

— Я росла немногословной девочкой. Слово, учила меня мама, может воскресить, а может и убить. Воскрешать в детстве мне было некого, вокруг были счастливые, благополучные, уверенные в себе люди — или таковыми они мне, ребёнку, казались, не знаю. Это потом всегда находились кто-то, кому требовались моё утешение и ободряющее слово, — и тогда у них расправлялись плечи, поднимались головы, и они улетали от меня в свою взрослую жизнь для новых дел и свершений. А убивать мне никого ни разу не захотелось, напротив: тихо разговаривала с цыплятами, которых как-то купили мне на даче, — но они погибли по неизвестным причинам, это была первая детская встреча со смертью, и я хоронила их и долго-долго причитала над могилкой, самостоятельно сочиняя плачи, о которых тогда и понятия не имела; разговаривала и с золотыми рыбками в аквариуме — но их выловил и съел наш кот. Потому дальше я беседовала тайком преимущественно с камешками, стёклышками, потрёпанной куклой, самыми неприголубленными и неприкаянными существами на свете, и они расцветали от моей ласки и отогревали свои крошечные души. Девчоночьи забавы привлекали редко, всё больше сидела, уткнувшись в книжку, и читала, читала, читала… Прекрасные принцессы выводили возлюбленных из темниц, снимали злые заклятья нежным прикосновением, возвращали к жизни волшебным словом. И когда появился ОН — тот, кого надо было выводить из темниц, с кого требовалось снять злое заклятье и вернуть к жизни, — я была в полной боевой готовности.

Со своей женой он прожил лет семь или восемь и всё время мучился. Денег всегда не хватало, у него — диссертация, у жены — непонимание его высокого научного призвания. Она работала медсестрой в двух больницах, но это положения не спасало, какая там медсестринская зарплата — жалость одна. И хотела, чтобы он встречал её по ночам с дежурств, потому что жили они в бандитском посёлке, где опасно было ходить не только по ночам, но и днём, а ему ведь не до того было, у него — мысли о высоком, требующие абсолютной концентрации внимания. А она всё не понимала. Его не понимали и мать-маляр, и отец-алкоголик, и он ненавидел эту среду и чувствовал себя совсем одиноким и загнанным в угол. Поехал отдохнуть от непонимания в пансионат, там познакомился с девушкой, стали встречаться. Жена ему, собиравшемуся на свидания, гладила брюки и рубашки и ожидала со свиданий с ночным ужином, выслушивала жалобы на сложно складывающиеся отношения мужа с возлюбленной, но испытания не выдержала — влюбилась в другого и ушла, слаба оказалась.

После долгих скитаний по друзьям он переехал ко мне гол как сокол — с несколькими связками книг и проигрывателем. И дверь захлопнулась. Прежде она у меня не закрывалась, в доме всегда были подруги, друзья и просто знакомые, но чужие люди ему мешали, он хотел приходить домой и заставать там только меня одну. Только одну-единственную, никто больше ему не был нужен — и это грело. Встречаясь с моими гостями, он был скован и сух, отвечал односложно, и вскоре мои друзья как-то рассеялись. Вообще всякие неожиданности из своей жизни он стремился исключить — неожиданных людей, неожиданные слова, неожиданные реакции. Так ему было необходимо, только такая жизнь давала ему чувство безопасности и устойчивости. Главное — чтобы всё повторялось: привычная обстановка, привычные лица, привычный распорядок дня — чтобы каждый день в одно и то же время он вставал, шёл на работу, возвращался и, посмотрев телевизор, ложился спать. И я старалась. Кто пробовал, тот знает, как это непросто: чтобы всё всегда оказывалось одинаковым несмотря ни на что.

Он был худ, некрасив, порой просто уродлив, в своей дешёвой нелепой одёжке, с его поселковыми манерами и заиканием. Родился он раньше срока, и мама-маляр держала его в тазу на батарее парового отопления, откуда он упал вместе с тазом в один непрекрасный день, после чего появились эпилептические припадки — которых мама не замечала, поскольку случались они только во время сна, а диагноз был поставлен уже взрослому, — и сформировалось тяжёлое заикание. И так отчаянно жалко было это его нескладное тело и будто асимметричное лицо — бывают такие лица, которые на самом деле вполне симметричны, но выглядят какими-то убогими, будто покосившимися, как забор в захолустье у нищего дома, — так хотелось, чтобы не билось больше в судорогах это бедное тело, зачатое помимо своей воли в пьяном угаре, что спазмом перехватывало горло.

Первое время он тосковал, ему было неуютно в новых стенах, и я сказала: делай всё, что тебе хочется, лишь бы тебе стало тепло. Он снял со стен мои любимые с детства картины и выкинул бабушкину мебель, приобрёл по случаю «стенку» и ковры, повесил полки, в общем, всё стало как у людей, удобно и безлико, без меня и без моих вещей — его приятель рассказал мне потом, что он в точности воспроизвёл своё прежнее место жительства. Повторение — великая сила, только куда подвигающая, вот вопрос.

Интимные отношения складывались сложно. Первый поцелуй случился почти неожиданно. Мы сидели рядом на диване, и я перегнулась поверх его колен, чтобы взять что-то, и тут он поцеловал меня в шею. Ткнулся сухими губами, как щенок, ничего сексуального в этом не было. Через месяц в первый и последний раз в нашей жизни сказал, что любит, — сказал между прочим, в ответ на вопрос о совершенно другом, бытовом, как всегда говорил по телефону, на ходу, занимаясь одновременно ещё парой-тройкой дел. Потом он хотел, чтобы я постоянно носила то платье, в котором была в этот день, и то колечко с бирюзовой веточкой, что было на моём пальце, — даже когда я подарила его сбежавшей от своей мамы и пришедшей к нам жить его дочери, и этот подарок возмутил его донельзя: я невольно нарушала принцип повторения, всё время вносила какую-то сумятицу и что-то новое в его жизнь, что тревожило и создавало ему дискомфорт.

Я уже обладала женским опытом и старалась делать всё, чтобы было ему хорошо. Не складывалось поначалу — но ведь тут нужна привычка, говорила я себе, нужно почувствовать, что именно ему надо — какие уголки тела, лепестки кожи размером с нейрон, самые чуткие к ласкам, отзываются как струны на прикосновение, резонируя с душевными движениями. Сексуальная одарённость — произведение головы и сердца, и никаких других органов. Сексуальность бывает идиотской, соображающей, но не думающей, педантичной, истероидной, ленивой, перфекционистской и очень редко — гениальной. Гениальность — трудна. Гений в отличие от таланта задаёт свои правила, а если иных правил не хотят, не приемлют, просто ненавидят и боятся?..

Гением он был в своей науке. Там, в этой науке, он был ослепительно, неотразимо красив и элегантен. Каждый день он входил туда, как входит удачливый картёжник, буян, скандалист в игорный дом, как входит лётчик в небо, закручивая немыслимые пируэты, как восходит великий певец на сцену, способный исполнить самые небывалые, невозможные партии, — ему всё удавалось, он всё мог! И я видела его именно таким — единственным мужчиной, принцем, победителем. Мне хотелось рассказать о нём всем, кто считал его безобразным и нищим калекой, — вот же он настоящий, смотрите, вот он, в развевающемся плаще, дерзкий и неистовый, сильный и смелый, авантюрист и первооткрыватель, держит Землю в мощных руках, и жизнь приобретает незыблемую основу, смысл и надёжность. Мне не верили, посмеивались, крутили пальцем у виска: ладно, мол, Алка, влюблённость всегда идеализирует, глаза застит. Но всё же стали приглядываться, и недаром: теперь по фотографиям разных лет видно, как менялось его лицо, разглаживались мимические морщинки, уходила скованность, скруглялись и смягчались острые углы, жесты становились живыми и лёгкими, взгляд — уверенным и солидным.

Мне, видевшей его каждый день, эти метаморфозы были незаметны, потому что, увидев его раз Мужчиной Своей Мечты, я так и продолжала его видеть: говорила — я стала много говорить, — что он чудесный, что с ним надёжно, а это главное: какая женщина не мечтает именно о надёжности?.. Он расцветал, но ему было всё мало, и я говорила опять и опять, как он умён и талантлив, как Бог его любит, каких высот он достиг, и нет такой вершины, которую не смог бы он покорить. И тогда почти исчезало его заикание, и переставали терзать приступы мучительной болезни.

В постели он считал допустимой только «миссионерскую» позу, остальные — извращением. Помыслить даже не мог, чтобы мужчина отправился в чувственное путешествие сзади, — это противоестественно, говорил он. Кто-то указал ему на то, что в природе у животных именно так и происходит, это и естественно, но сей факт его не примирил, хотя противоестественной такую позицию он называть перестал, — потому что ведь это неуважение к мужчине: почему, мол, он сзади, а женщина к нему спиной? Да не будет. Общение на боку было ему неудобно, женщина сверху, с его точки зрения, утверждала своё превосходство и унижала мужчину, о сексе стоя или сидя речь вообще не шла. Ладно, пусть, главное — чувства и радость близости, сладость растворения в родном человеке и в этом растворении обретение себя, в радовании его телом — радость своего.