Джим Додж - Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры

• Название: Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры
• Автор: Джим Додж
• Издательство: Додо Мэджик Букрум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5 905409-03-5

Джим Додж (р. 1945) — американский поэт и прозаик, автор повести «Какша» (1983) и двух романов «Не сбавляй оборотов. Не гаси огней» (1987) и «Трикстер, Гермес, Джокер» (1990). Вся проза Доджа была опубликована на русском языке издательством «Livebook».

Сборник «Дождь на реке» — последняя книга Джима Доджа, вышедшая в 2012 г.

Джим Додж работал сборщиком яблок, укладчиком ковров, школьным учителем, профессиональным игроком, пастухом, лесорубом, лесником. Сейчас живет на севере Калифорнии с женой и сыном, преподает писательское мастерство.

Это все, что нам необходимо о нем знать. Остальное — в его книгах.

---

К чему стремиться

Перевод Шаши Мартыновой

Все лесоводы в нашей бригаде
Набили по два мешка саженцами.
Вилли-Пихта снарядил три
И впихнул еще 20 ростков
В рюкзак с харчами.
Когда Тимоти уел его как-то поутру:
«Ну и ну, Вилли, да ты, может,
Еще по шесть сунешь себе в штанины
И десяток в зубы», —

Вилли повернись к нему и скажи,
Громко, чтоб всем было слышно:
«Я тебе так скажу, как мне отец говорил:
Сынок, уж коли быть медведем —
Будь гризли».

Как поймать самую большую рыбину Перевод Максима Немцова

В декабре льет как из ведра, все оконца вахтовки
               запотели,
Наша бригада лесоводов в обед болтает о ловле лосося,
И тут Вилли-Пихта как бы между прочим заявляет:
«Ввиду моей природной скромности я вам, ребята,
               раньше не говорил,
Но я по утрянке на Благодаренье заловил чавычу
               в 30 фунтов —
Здоровущая попалась на спиннинг в Яме Десять-Десять».
Джонни-Корнем-Вверх тут же заулюлюкал: «Эгей, чувак,
Да выкинь ты гольяна этого обратно!
Я в ущелье на той неделе прихватил одну,
Весу в ней 38…» Но не успели мы у него уточнить, на что
(Говорили, он мастак ловить лишь наживку вилами),
Как встрял Пит Такер: «Засунь ее в мусорный мешок, Джонни,
И выставь на обочину. Я вытянул себе
Из того омута за фермой Ульрика такую,
Что чуть за 42 тянула
На весах в „Хиоучи-Хэмлет“».
Вилли при этом всплеснул руками и взвыл:
«Сраный дрын! В этой клятой бригаде
Первый брехун всегда в пролете».

Тяжкий труд Перевод Шаши Мартыновой

Ребятки, я сыт по горло вашей брехней.
Хотите знать про тяжкий труд — так слушайте:
Я лес валил поперечной пилой; творила таскал;
На сортировке хлысты ворочал; булыги крошил на щебень;
Нагородил сто миль штакетника;
Чокеровал долготье за комель в таких местах,
Что ползком с горки — большое везение.
Лесные пожары тушил; мешками с песком латал дамбы;
Сено метал, покуда язык под ноги не вывалится;
И столько кряжей распустил на доски,
Что стер к чертям головку от кувалды
И рукавицы из лосиной шкуры.
Так что, ребятки, запишите как отче наш, говорю вам:
Нет на этом свете тяжелей труда,
Чем могилы копать для любимых.

Вот оно Перевод Шаши Мартыновой

Они сделают все,
Чего ты
Не можешь
Пресечь.
А ты — все,
Что осилишь
И сможешь жить
С самим собой.

Знай край Перевод Шаши Мартыновой

С тебя хватит,
Когда не можешь вспомнить,
Сколько уже принял,
И тебе было б начхать,
Если б мог.

Отпускные Перевод Максима Немцова

Вернувшись из ежегодного двухнедельного отпуска
            в Петалуме,
Как я замечаю, Вилли медленней управляется с лопатой,
Когда мы вкапываем стойку ворот на южном краю
            Храмовой равнины.
Подначиваю его: «Что такое, Вилли, забыл
В большом городе, как рулить ирландским
            канавокопателем?»
И хотя в ответ он рявкает: «Бля, да я сточил
Больше лопат до того, как у меня волосня на жопе пробилась,
Чем тебе за всю жизнь перепадет», —
Для Вилли такой ответ слишком уж вял,
Да и шевелится он весь как-то болезненно.
«Немощь одолела?» — спрашиваю я.
«Чутка», — признает он.
Трамбует еще немного камней вокруг стойки,
Потом опирается на рукоять лопаты, как рабочий
            из «Калтранса»
И глядит через равнину на бурые летние горы.
«Знаешь, — качает он головой, —
Это ж надо совсем спятить, чтоб в города наезжать.
Первые девять дней отпуска я вискарь глушил,
Потом минут пять из меня ногами срань выбивали
Какие-то мексиканские батраки, я их
Разозлил в баре на Саут-стрит.
Потом почти всю ночь просидел в трезвяке, кровью ссал,
После чего меня перекантовали в Окружную больницу,
И там я провел остаток отпуска.
Ушло, прикидываю, $500 на виски, штука на штрафы
И еще $4700 на эти блядские больничные счета.
Мексы-то, наверно, оттоптались на мне так,
            что дурь повышибли,
Но я-то и сам не дурак. Во, гляди —
В отпуск буду ходить по двадцать минут зараз,
Прям тут, в горах,
Вот как теперь».

Безыскусные наставленья и панибратские советы юношам Перевод Шаши Мартыновой

Не ешь сбитое на трассе животное, которое можно закинуть в багажник.

Перед патрульными на трассе жопу не заголяй.

Большие ставки при малых деньгах — обычно к проигрышу.

Не путай благую весть с церковью.

Никогда не сдавай семью или друзей.

Не живи там, где не можешь поссать с крыльца.

Не все простое — легко.

Не разевай крокодилью пасть на то, что твоя хамелеонья задница не осилит высрать.

Не хочешь ее — не свисти ей вслед.

Не влезай меж двух собак, когда те месят пыль.

Картошку любой дурак сварит, а вот подливу к ней — только повар.

Если бос — разуй глаза.

При параноиках не бормочи.

Никогда не спи с женщиной, которая делает тебе одолжение.

Получил от задиры — подставь другую щеку. Даст еще раз — пристрели сволочь.

Удержать всегда вдвое труднее, чем добыть.

Никогда не катайся по деревне на 100 милях в час с пьяной голой дочуркой шерифа на коленях.

Не тягай в гору.

Если тебе все ясно, значит, ты не понимаешь, что к чему.

Любовь всегда жестче, чем кажется.

Убийство Перевод Шаши Мартыновой

Всего два
Оправдания
Убийству живой твари:

Если намерен съесть ее
Или она собралась — тебя.

Смерть и умирание Перевод Шаши Мартыновой

Нихера не важно
Когда, где
Или как
Умрешь.
Важно одно:
Не прими это на свой счет.

Новые стихотворения и миниатюры

Банкир Перевод Шаши Мартыновой

Улыбка у него — как холодный стульчак.
Он жмет мне руку так, будто нашел ее
в бочаге, дохлую две недели как.
Говорю ему, что мне нужны деньги.
Куча денег.
Хочу купить новый «ламборгини»,
нагрузить его абсентом и опием
и свалить с этих промозглых сопок
на пару лет в Париж.
Пытаюсь объяснить,
что мое художественное развитие достигло точки,
в которой мне требуется протяженное
всестороннее самокопание.

Банкир потрошит мой бумажник.
Осматривает мне рот.
Хмыкает на предложение 20 мильтоновских сонетов
как гарантию займа.
Вот уж он потрясает головой, устоями моего доверия
и рукой на прощанье. «Постойте, — молю я, —
моих долгов и грез
не покрыть из текущих доходов».
«Извините, — бурчит он в ответ, — ничем не могу помочь», —
и скрепляет степлером какие-то бумажки
так, что, кажется,
пришпилил бы мой язык к муравейнику.
Таращусь на него ошарашенно.

И под праведной едкостью моего взгляда
банкир начинает менять форму.
Сначала становится тарелкой остывшей
               картофельной соломки,
пропитанной картерным маслом.
Потом — черной кляксой
на странице Книги Бытия.
И наконец — жуком-навозником,
катящим шарики дерьма
по столу, что больше моей кухни.

Но даже наблюдая эти мерзкие превращения,
я все время вижу его обрюзгшее лицо,
зеленую рыхлую кожу,
блестящую, как тухлое мясо.

И тут другие его лица
открываются мне:
отца, любовника, юноши, чада —
наша общая человечья история
свертывает нас воедино.
И лишь это не дает мне
избить его до полусмерти
носком, набитым медяками.

На самом деде последние слова Малыша Билли