Анаис Нин - Генри и Джун

• Название: Генри и Джун
• Автор: Анаис Нин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Эротика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-60834-8

В основе этой книги — откровенный, чувственный дневник Анаис Нин, история ее отношений с Генри Миллером и его женой Джун. Это история внутреннего освобождения и раскрепощения женщины, отказа от догм и стереотипов.

Книга легла в основу знаменитого фильма Филиппа Кауфмана «Генри и Джун» с блестящими Умой Турман и Марией ди Медейруш в главных ролях.

---

Джун прервала бы его работу, окунула в другие переживания, не желая их обдумывать; она предстала бы во всем блеске, самой Судьбой в движении, и Генри проклинал бы ее, а потом бы сказал: «Джун — интересный персонаж».

Я уехала домой в Лувесьенн и легла спать. А когда на следующий день Генри спросил меня, что я делала прошлой ночью, мне было очень жаль, что мне нечего ему рассказать. Он сказал, что я вела себя странно. Он думает, что однажды прочтет об этом в моем дневнике.

Интересно, какие чувства будет испытывать тот, кто прочитает весь мой красный дневник. Генри не очень много говорил, пока читал, только иногда покачивал головой или смеялся. Он сказал, что мой дневник чрезвычайно откровенен и что описания чувственных ощущений невероятно сильны. Мои слова не были витиеватыми и пафосными. Я хорошо описала его, немного польстила, но в основном говорила правду. И то, что я написала о Джун, — чистая правда. Он ожидал увидеть что-то похожее на то, что было у меня с Эдуардо. Он возбудился, прочитав мой сон о Джун и еще кое-что. «Конечно, — сказал он, — ты как Нарцисс. Это основная тема твоего дневника. Желание вести дневник — это своего рода болезнь. Но ничего, это очень интересно. Я никогда не видел более интересного дневника. Я никогда не знал ни одной женщины, которая могла бы писать так откровенно».

Я возразила, потому что всегда считала, что Нарцисс — тот, кто любит только себя самого, и мне казалось…

Но Генри сказал, что это все равно называется нарциссизмом. Я почувствовала, что ему очень понравился мой дневник. Он принялся дразнить меня Фредом, говорил, что боится, что я отдамся Фреду так же, как Эдуардо, без всякой симпатии, просто из жалости. Он ревновал. С этими словами он целовал меня.

Вернулся Хьюго. Он выглядит моим сыном. Я чувствую себя старой и опытной, но все равно ощущаю необыкновенную радость и нежность к нему. Я лежу в свежей постели, я страшно устала. Все, что я уношу от Генри, имеет необъятные размеры, это для меня неподъемно.

Я засыпаю исключительно от того, что мне слишком тяжело. Я засыпаю, потому что час, проведенный с Генри, равен пяти годам жизни, а одна его фраза, одно ласковое прикосновение заменяет ожидание сотни ночей. Когда я слышу, как он смеется, говорю, что он похож на Рабле. И я глотаю его смех, как хлеб и вино.

Вместо того чтобы проклинать, он распространяется все дальше и дальше, восполняя все пробелы, которые он допустил из-за непомерно больших шагов, какими он двигался в отношениях с Джун. Он отдыхает от страдания, от муки, от драматизма, от безумия. И он говорит мне «Я люблю тебя» таким голосом, какого я никогда не слышала. Он как будто хочет впечатать в меня эти слова.

Я засыпаю в его объятиях, и мы забываем довести до конца наше второе соитие. Он спит, погрузив пальцы в мою медовую мякоть. Засыпая вот так, как сейчас, я, должно быть, нашла способ избавиться от боли.

Я иду по улице уверенным шагом. В мире существуют только две женщины: я и Джун.

Анаис:

— Сегодня я откровенно ненавижу вас. Я настроена против вас.

Алленди:

— Но почему же?

— Потому что мне кажется, что вы отобрали у меня ту слабую уверенность в себе, которая существовала. Я чувствую себя униженной, потому что открылась вам, я ведь так редко бываю откровенна.

— Вы боитесь, что вас будут меньше любить?

— Да. Совершенно верно. Я живу в своего рода раковине и стараюсь ее сохранить. Я хочу быть любимой.

Я рассказываю, как по-детски веду себя с Генри, потому что им восхищаюсь. Как боялась, что Генри перестанет меня хотеть из-за этого.

Алленди:

— Напротив, каждый мужчина любит чувствовать свою значимость и нужность, и это чувство в него вселяете вы.

— Я сразу же представила, что он разлюбит меня.

Алленди поражен невероятным масштабом моей неуверенности в себе.

— Для психоаналитика это, конечно, очевидно, даже по вашей внешности.

— По моей внешности?

— Да. Я сразу же заметил, что постоянно обольщаете. Так ведут себя только люди, неуверенные в себе.

Мы посмеялись.

Я рассказала ему о том, как мечтала увидеть отца на моем танцевальном концерте в Париже, но оказалось, что он в это время был в Сен-Жан-де-Люз. Это меня просто убило.

— Вы хотели, чтобы он присутствовал. Вам хотелось удивить его. В то же время вы боялись. Но из-за возникшего в глубоком детстве желания соблазнить отца и из-за вашей неудачи у вас развилось и укрепилось сильное чувство вины. Вы хотите удивлять и покорять своими физическими достоинствами, а когда это удается, что-то останавливает вас. Вы говорите, что с тех пор перестали танцевать?

— Да. У меня даже появилось какое-то отвращение к танцу. Это произошло еще и из-за моего слабого здоровья.

— У меня нет никаких сомнений в том, что, если вы преуспеете в своем писательском деле, вы и его бросите, чтобы наказать себя.

Другие женщины, талантливые, но некрасивые, довольны собой, уверены в себе, они восхитительны, а я, талантливая и привлекательная, как говорит мне Алленди, лью слезы, потому что выгляжу не так, как Джун, и потому что не могу возбудить сильную страсть.

Я пытаюсь объяснить. Я поставила себя в самое ужасное положение, любя Генри и деля его с Джун, моей самой страшной соперницей. Я подставляю себя смертельным порывам ветра, уносящим с собой все, с того мгновения, как я поняла, что, в конце концов, Генри выберет Джун, как сделала бы и я, если бы была мужчиной. Я знаю и то, что, когда Джун вернется, она не предпочтет меня Генри. Поэтому я сразу потеряю обоих. И я рискую. Все подталкивает меня к этому. (Алленди утверждает, что это проявление мазохизма.) Я снова ищу боли. Если бы я отказалась от Генри сейчас, по собственной воле, это уменьшило бы мои страдания.

Я чувствую в себе два стремления: одно — мазохистское желание покориться судьбе, а другое — найти выход из сложившегося положения. Мне так хочется найти мужчину, который спас бы меня от Генри и вытащил из сложной ситуации. Алленди слушает и размышляет над моими словами.

Однажды вечером, когда мы с Генри сидели одни у него на кухне, мы выговорились до пустоты. Он выбрал тему о моем дневнике, том, что написан в красной тетради, и сказал, какие ошибки я должна бояться совершить, а потом добавил:

— Знаешь, что меня очень расстраивает? Когда ты пишешь о Хьюго, ты говоришь о нем чудесные слова, но они звучат неубедительно. Ты не называешь ни одной причины, которая могла бы вызвать твое восхищение или любовь. Это выглядит неестественно.

У меня мгновенно портится настроение, как будто я слышу все это от Алленди.

— Конечно, я не должен задавать тебе такие вопросы, Анаис, — продолжает Генри, — но послушай, сейчас я делаю это не ради себя. Мне самому очень нравится Хьюго. Он замечательный. Но я просто пытаюсь понять твою жизнь. Мне кажется, что ты вышла за него замуж, когда твой характер еще не до конца сформировался, или ты сделала это ради матери, или брата.

— Нет, нет, не ради этого. Я любила его. Ради матери или брата я должна была выйти замуж в Гаване, за мужчину из высшего общества, богача, но я не могла этого сделать.

— В тот день мы с Хьюго пошли прогуляться, и я попытался понять его. Но правда в том, что, если бы я познакомился в Лувесьенне с ним одним, я бы пришел к нему раз или два, сказал бы, что он очень приятный человек, а потом забыл бы о нем.

— Хьюго не слишком разговорчив, — возразила я. — Нужно время, чтобы как следует в нем разобраться.

И все оставшееся время давняя, тайная, страшная неудовлетворенность била из меня фонтаном, как яд, и я говорила и говорила всякие глупости о том, что банк поработил его, и о том, как он меняется в отпуске.

Генри выругался и сказал:

— Но это же так очевидно: ты выше его.

Я от многих слышу эту ненавистную фразу, слышала я ее и от Джона.

— Только в интеллекте, — отвечаю я.

— Нет, ты во всем выше, — возражает Генри. — Послушай, Анаис, ответь мне: ты ведь не просто приносишь себя в жертву? Ты же не можешь назвать себя по-настоящему счастливой, правда? Иногда тебе хочется убежать подальше от Хьюго, да?

Я не могу ответить. Я опускаю голову и плачу. Генри подходит ко мне ближе.

— Моя жизнь — хаос, — говорю я. — Ты пытаешься заставить меня признаться в том, в чем я не хочу признаваться даже самой себе. Ты читал об этом в дневнике. Ты понял, как сильно я хочу любить Хьюго, и я хочу его любить именно по-своему. Я разрываюсь на части, оттого что представляю, как все могло бы быть здесь, с тобой, например. Как я была бы удовлетворена, Генри!

— И теперь, только со мной, — говорит Генри, — ты расцвела бы так стремительно, что очень быстро израсходовала бы все и стала бы искать другого мужчину. Нет предела развитию твоей жизни. Я видел, как ты купаешься в страсти, ныряешь с головой в бездонную жизнь. Послушай, если бы кто-нибудь другой поступал так, как ты, я назвал бы его поступки глупыми, но ты каким-то непостижимым образом превращаешь их в ужасно правильные. Этот дневник, например, так богат, невероятно богат и разнообразен. Ты говоришь, что моя жизнь полна и богата, и она действительно полна — событиями, происшествиями, переживаниями, людьми. Ты же из ничего создала дивный дневник.