Израэль Зангвилл - Тайна Биг Боу

• Название: Тайна Биг Боу
• Автор: Израэль Зангвилл
• Жанр: Классический детектив

Серию «Дедукция» мы начинаем с публикации детектива И.Зангвилла «Тайна Биг Боу». Один из самых известных детективов с «загадкой запертой комнаты» впервые на русском языке!

---

Знаете ли вы что-нибудь о Шопенгауэре? Я хочу сказать, что-нибудь помимо распространенных в обществе заблуждений? Я ознакомился с ним недавно. Вполне приемлемо, хоть он и не лишен изрядной доли пессимизма. Его эссе «Страдания человечества» читается легко. Поначалу его уподобление христианства пессимизму (эта тема затронута в эссе «Суицид») ослепило меня, как смелый парадокс. Но в этом есть своя правда. Поистине, вся тварь совокупно стенает и мучится доныне, а человек — это деградировавший монстр, и грех довлеет надо всеми нами. Ах, мой друг, я расстался со многими иллюзиями, когда переехал в этот неспокойный людской муравейник, полный грехов и страданий. Что за свою жизнь может сделать один человек — да хоть миллион людей — против коррупции, вульгарности и убогости нашей цивилизации? Я чувствую себя чем-то вроде слабого отблеска медяка во мраке замка Иблиса [7]. Эгоизм столь велик, жизнь же так коротка. И хуже всего то, что все всех устраивает. Бедные желают комфорта не больше, чем богатые — культуры. Женщина, для которой пенни за обучение в школе ее ребенка — достаточно значительный расход, все же удовлетворяется тем, что богатые всегда будут с нами [8].

Истинно консервативными тори являются нищие из работных домов. Радикально настроенные рабочие завидуют своим лидерам, а те, в свою очередь, друг другу. Шопенгауэр должен был организовать лейбористскую партию в младые годы. И все-таки нельзя избавиться от впечатления, что он совершил самоубийство как философ, оставшись при этом в живых как человек. Его рассуждения родственны буддизму; впрочем, эзотерический буддизм кажется слишком удаленной сферой от философии «Воли и представления». Мадам Блаватская, должно быть, замечательная женщина. Не могу сказать, что стал ее последователем — ведь она почти постоянно витает в облаках, а я еще не развил свое астральное тело. Может, мне стоит послать вам ее книгу? Она захватывает… Я становлюсь неплохим оратором, со временем этим искусством можно овладеть. Ужасно одно: приходится ловить себя на том, что все сводишь к крикам «ура», вместо того чтобы говорить об объективной реальности. Люси все еще ходит по галереям в Италии. Раньше я, бывало, испытывал болевой укол при мысли о счастливой судьбе моей любимой, когда навстречу мне попадалась какая-нибудь плоскогрудая фабричная девушка. Но теперь я думаю, что ее счастье так же важно, как и счастье любой фабричной девушки».

Как пояснил свидетель, Люси, о которой говорится в письме,— Люси Брент, невеста покойного. Бедной девушке телеграфировали о его смерти, и она направляется в Англию. Свидетель показал, что вспышка отчаяния в этом письме — пожалуй, едва ли не единичный случай. Большинство из писем покойного были яркими, бодрыми и обнадеживающими. Даже это письмо заканчивается юмористическим описанием многочисленных планов его автора на новый год. Покойный был истинно верующим.

Коронер: В его личной жизни не было каких-либо проблем, которые могли бы вызвать эту вспышку отчаяния?

Свидетель: Насколько я знаю, нет. У него было весьма благоприятное финансовое положение.

Коронер: Не было ли у него ссор с мисс Брент?

Свидетель: Могу со всей уверенностью сказать, что между ними никогда не было ни малейшего признака разногласий.

Коронер: Покойный не был левшой?

Свидетель: Конечно, нет. Он даже не владел одинаково свободно обеими руками.

Присяжный: Не был ли Шопенгавр одним из тех безбожников, книги которых публикует Общество свободомыслящих издателей?

Свидетель: Я не знаю, кто издает его книги.

Присяжный (мелкий бакалейщик, высокий костлявый шотландец по имени Сэнди Сандерсон, бывший дьяконом и членом комитета Консервативной Ассоциации Боу): Не увиливайте, сэр. Это не тот атеист, что читал лекции в Сайенс-Холле?

Свидетель: Нет, это иностранный автор (было слышно, как мистер Сандерсон вознес за это хвалу небесам), который считает, что жизнь не стоит того, чтобы жить.

Присяжный: Вас не шокировало то, что ваш друг, друг священника, читает столь нечистую литературу?

Свидетель: Покойный читал разные книги. Шопенгауэр — автор философской системы, а вовсе не того, о чем вы кажется, подумали. Может, вы хотите ознакомиться с книгой? (смех в зале).

Присяжный: Я бы и вилами к ней не притронулся. Такие книги нужно сжигать. А книга мадам Блаватской — это что такое? Тоже философия?

Свидетель: Нет, это теософия (смех в зале).

Мистер Аллен Смит, секретарь «Союза трамвайщиков», заявил, что беседовал с покойным за день до его смерти. Тогда тот (покойный) с надеждой говорил о перспективности движения и выписал для союза чек на десять гиней. Покойный обещал выступить на митинге в семь пятнадцать утра на следующий день.

Мистер Эдвард Вимп из сыскного отдела Скотленд-Ярда показал, что письма и бумаги покойного будут переданы его родственникам, так как не проливают никакого света на то, как он умер. Его отдел не смог выдвинуть никаких теорий на этот счет.

Коронер начал подводить итог свидетельских показаний.

— Мы имеем дело, джентльмены,— сказал он,— с самым непонятным и таинственным случаем, детали которого, однако, до удивления просты. Утром во вторник, четвертого числа сего месяца миссис Драбдамп, достойная, трудолюбивая вдова, сдающая комнаты в доме номер одиннадцать на Гловер-стрит, что в Боу, не смогла достучаться до умершего, который занимал обе комнаты верхнего этажа в ее доме. Встревожившись, она позвала мистера Джорджа Гродмана, живущего на противоположной стороне улицы. Нам всем известна репутация этого джентльмена, мы премного обязаны его ясным и выраженным научным языком свидетельствам. Миссис Драбдамп поручила ему взломать дверь. Они обнаружили покойного лежащим в кровати на спине с глубокой раной в горле. Жизнь совсем недавно покинула его. В комнате не было никаких следов орудия, которым была нанесена рана; не было и никаких следов человека, который ее нанес. По всей видимости, никто не мог ни попасть в комнату, ни выбраться оттуда. Показания врача говорят о том, что покойный не мог нанести себе рану самостоятельно. И все-таки, джентльмены, в порядке вещей считать, что существует два и только два взаимоисключающих объяснения его смерти: либо рана была нанесена им самим, либо она была нанесена кем-то еще. Я рассмотрю каждую из этих возможностей по отдельности. Первая: совершил ли покойный самоубийство? Согласно показаниям врача покойный лежал, сложив руки под головой. Далее, рана была нанесена справа налево и оканчивается порезом на большом пальце левой руки. Если покойный нанес ее себе сам, то он должен был сделать это правой рукой, в то время как левая оставалась бы у него под головой — весьма причудливое и неестественное положение. Кроме того, если покойный был правшой, для него было бы естественным направление движения орудия слева направо. Маловероятно, что покойный держал правую руку столь странно, неестественно, конечно, если он не преследовал цели сбить нас с толку. Далее, по этой гипотезе, покойному нужно было бы вернуть правую руку под голову. Но доктор Робинсон считает, что смерть была мгновенной. И если это так, то у покойного не было времени, чтобы так аккуратно принять позу, в которой его обнаружили. Возможно, порез был сделан левой рукой, но ведь покойный был правшой. Отсутствие какого-либо орудия, несомненно, согласуется со свидетельством врача. Полиция провела тщательный осмотр всех мест, где только было возможно спрятать бритву или любое другое орудие преступления, в том числе постельного белья, матраца, подушки и участка улицы, куда орудие могли бы выбросить из окна. Но все теории, допускающие, что орудие могло быть умышленно спрятано, должны учитывать один факт или вероятность — смерть наступила мгновенно; к тому же нужно принять во внимание то, что на полу не было следов крови. В конце концов, орудием, использованным для нанесения раны, была бритва или нечто подобное, а покойный не брился и, насколько известно, у него никогда не имелось ничего вроде бритвы. Соответственно, если ограничиваться показаниями медиков и полицейских, то, по моему мнению, версию о суициде можно отбросить без колебаний. Но мы можем на мгновение отойти от физического аспекта нашего дела и обратиться к непредвзятому исследованию психологической стороны вопроса. Были ли у покойного какие-либо причины, по которым бы он захотел лишить себя жизни? Он был молод, здоров и известен, он любил и был любим, у него впереди была прекрасная жизнь. У него не было пороков. Простая жизнь, возвышенные мысли и благие деяния были путеводными звездами в его жизни. Если бы у него были амбиции, то он вполне мог бы сделать карьеру общественного деятеля. Он был довольно неплохим оратором, блестящим и трудолюбивым человеком. Он всегда думал о будущем, постоянно разрабатывал различные планы того, как он сможет помочь своим ближним. Его средства и его время всегда были в распоряжении тех, кто нуждался в его помощи. Если подобный человек может решиться на то, чтобы оборвать свою жизнь, наука о человеческой натуре увидит свой закат за своей видимой бесполезностью. Тем не менее, в светлой картине его жизни, как мы убедились, были и темные места. У него были моменты уныния — но у кого из нас их нет? Однако они были нечасты и, кажется, быстро проходили. Во всяком случае, за день до смерти он был довольно весел. Хотя и страдал, к примеру, от зубной боли. Но она, видимо, не была сильной, и он на это не жаловался. Конечно, быть может, в ту ночь боль стала острее. Мы не должны забывать и о том, что он мог перегружать себя работой, и его нервы могли прийти в расстройство. Он очень много работал, вставая не позже половины восьмого, и делал гораздо больше, чем обычный лидер рабочих. Он обучал, писал, а также выступал с речами и организовывал мероприятия. Но с другой стороны все свидетели согласны с тем, что он с нетерпением ожидал митинга трамвайщиков, назначенного на утро четвертого числа. Все его сердце было отдано этому движению. Вероятно ли, что именно эту ночь он выбрал бы для того, чтобы сойти со сцены, на которой он так увлеченно играл? Вероятно ли, что, приняв такое решение, он не оставил бы письма, не написал бы завещания? Мистер Вимп не смог обнаружить в его бумагах никаких признаков, указывающих на возможное самоубийство. Далее, вероятно ли, что он стал бы прятать орудие убийства? Единственное, что говорит в пользу версии самоубийства,— то, что он запер дверь не только на замок, как обычно, но и на задвижку, но ведь мало ли что может сделать человек в стрессовом состоянии… Итак, психологический аспект дела говорит скорее против версии о суициде; если же рассмотреть физический аспект, то самоубийство покойного было едва ли возможно. Сложив оба аспекта вместе, можно дать вполне уверенный ответ на наш первый вопрос «Покончил ли покойный жизнь самоубийством?» — нет, он не делал этого.