Лев Полушкин - Орлы императрицы

• Название: Орлы императрицы
• Автор: Лев Полушкин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5577-3

О перевороте 1762 года и его печальном эпилоге написаны горы книг. На протяжении более двух веков убийство свергнутого императора Петра III приписывалось Алексею Орлову. Откуда взялась «копия» письма Орлова, сообщавшего об убийстве государя, и что представлял собой этот выходец из старинного дворянского рода, которого обвиняют в самовольном злодеянии? Сведения о нем, как и о его братьях, носят мозаичный, чаще всего противоречивый характер. Однако даже на их основе автор выстраивает картину жизни братьев Орловых, а также, используя новые фактические данные, пытается раскрыть истинные обстоятельства убийства российского государя.

---

Анна несколько раз встречалась с княгиней Е. Дашковой, проводила время с ней и ее гостьями — сестрами Вильмот; одна из них записала: «Несколько раз мы наслаждались обществом очаровательной молодой женщины, графини Орловой. Она нанесла нам два продолжительных визита, а однажды мы отобедали у нее. Дом и вся обстановка ее жизни остались такими же, как и при ее отце, но, хотя „весь мир у ее ног“… характер ее мягок, а поведение благоразумно. Она окружила себя почтенными старыми родственниками и молодыми девушками, которые воспитывались вместе с нею. Ее везде сопровождает бонна (то есть просто нянька). С самого дня рождения графини с ней живет эта добрая старушка, которая просто обожает ее. Графиня занимается благотворительностью и настолько щедра, насколько это вообще возможно… Что делает ее по-настоящему восхитительной, так это скромные и благородные манеры и, особенно, доброта в отношении к близким».

Марта Вильмот имела сильное желание отправиться вместе с Анной в Киев: «Ах, как бы мне хотелось поехать туда вместе с ними! Старая дама [Елизавета Федоровна] — сама доброта, а молодая графиня просто прелесть. Они путешествуют, как переселенцы, целым обозом: 9 карет, и еще кухня, провизия, возы с сеном…».

Поездки в Киев и Ростов Великий ознаменовались одними из первых безвозмездных пожертвований молодой графини Анны: в Киево-Печерской лавре ею была основана бесплатная трапезная для бедных стариков, а в первоклассном Спасо-Яковлевском монастыре Ростова построен на се средства храм во имя св. Иакова (Якова) — основателя этого монастыря.

В качестве камер-фрейлины (эта придворная «должность» оставалась за Анной с 1817 г.) графине приходилось ездить в Петербург и Москву, она выезжала с императрицей Александрой Федоровной на коронацию, побывала в Варшаве и Берлине. Изредка устраивала и сама она празднества для света, один из балов был ею дан в Москве в честь коронации Николая I в сентябре 1826 г.

Возможно, этот бал и не состоялся, если бы ему не предшествовало грандиозное массовое гулянье, устроенное неподалеку от Нескучного (на Девичьем поле) 16 сентября 1826 г. Здесь заранее устроена была особая ротонда для высочайшего света во главе с императором, окруженная галереями, по соседству же установлены были столы с затейливыми угощениями: красочные корзинки с калачами и пряниками, окорока, жареная баранина и дичь, мед, пиво, березовые ветки с привязанными к ним яблоками и пр. Здесь же устроены были и фонтаны, из которых должно было литься белое и красное вино — все это предназначалось для угощения народа, причем специальными афишами, развешанными загодя, предусматривался определенный порядок проведения застолья. По первому сигналу публика должна была занять места у скамеек, по второму сигналу сесть вкруг стола и лишь по третьему — приступить к трапезе.

Но русский народ испокон веков не настроен на подобные церемонии. Народный обед в ознаменование коронации Николая I проходил аналогично празднованию по случаю заключения Кучук-Кайнарджийского мира с турками в 1775 г. Едва прозвучал долгожданный сигнал, как тысячи страждущих ринулись к расставленным на столах яствам, сметая все, до чего дотягивались руки, и через несколько минут не осталось не только ничего из многочисленных блюд, сами столы и скамейки словно испарились, алчущая толпа бросилась к винным струям и, к изумлению присутствовавших иностранцев, через какие-нибудь четверть часа исчезли и фонтаны, после чего место народного застолья можно было определить лишь по истоптанному участку поля, на котором колыхалась не успевшая остыть от возбуждения, сразу поредевшая толпа.

В тот же день, после описанного гулянья на Девичьем поле, Николай I со свитой отправился на Большую Калужскую, на бал к Анне Орловой-Чесменской.

В одном из писем, датированном 1837 г., родственница Шереметевых-Заокорецких пишет М. С. Бахметевой о графине Анне следующее: «Она неизменная; точно такая же, как после потери родителя своего, только что не в черном платье, которого о. Фотий не терпел. Смеется от души, когда что покажется смешным, и сейчас [же] слезы готовы политься при воспоминании об отце».

Будучи в ссылке, последовавшей после воцарения Павла I, Алексей Орлов в надежде на скорую встречу с Марией Семеновной купил для нее в Карлсбаде двух обезьянок. В своих «Мемуарах» граф С. Д. Шереметев отмстив, что у М. С. Бахметевой детей не было, пишет: «Под старость она держала у себя маленькую обезьяну, которую называла Варенькой. Эта Варенька была с нею неразлучна, и даже визиты свои делала Марья Семеновна с обезьяной…».

О последних годах жизни М. Бахметевой известно, что после смерти своего благодетеля она жила в уединении, была поклонницей и близкой помощницей старца отца Зосимы, основателя пустыни в Верейском уезде, которая получила название Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни, являвшейся фактически женским монастырем (проезд до станции Зосимова пустынь с Киевского вокзала). Где-то рядом в Кондратьеве она и жила, оказывая пустыни материальную помощь. «В последние годы ее жизни была у нее больница и особое отделение „для бесноватых“, которыми она особенно занималась, отчитывая их…» [62, 287]. Отсюда уже никуда не выезжала, в монастыре той же пустыни она и похоронена.

Ежегодный доход наследницы А. Орлова достигал 1 миллиона рублей, стоимость недвижимости и драгоценностей была около 65 млн рублей. По смерти отца она, вернувшись из поездки на богомолье в Киев, посещала Ростов. До 1820 г. графиня ежегодно посещала Ростовский Спасо-Яковлевский монастырь, где проводила Великий пост и встречала Пасху. Первое серьезное духовное влияние оказал на нее ростовский архимандрит Амфилохий.

Знакомство графини Анны с Фотием, будущим ее духовником, состоялось до перевода его в Юрьев монастырь. Фотия Анна выбрала из-за его безграничного и бескорыстного служения вере. Вскоре состояние графини оказалось в его руках, но как замечает сама Анна, «он распоряжался для других моим состоянием, но себе отказывал во всем; я хотела обеспечить бедных его родных, он мне и этого не позволил». В эти годы Юрьев монастырь стал одним из самых богатых: его своды украшали золото, серебро, бриллианты, сапфиры, жемчуга и др. драгоценности. Чего стоил один только красовавшийся на одной из икон образок Знамения Божией Матери, вырезанный из цельного изумруда, усыпанный бриллиантами. По богатству и роскоши внутреннего убранства монастырь мог соперничать с Троице-Сергиевой и Киево-Печерской лаврами. В ризнице хранились дары царей, императоров, патриархов. Монастырь все больше и больше привлекал паломников, находящих здесь и приют и пищу: по распоряжению Орловой съестные припасы подвозились сюда целыми обозами. Графиня даже не интересовалась, кому и на что помогает материально.

Поблизости от Юрьева монастыря под Новгородом Великим графиня купила у помещика В. Семеновского за 75 000 рублей небольшую усадьбу и построила дом на том месте, где, по преданию, некогда стоял древний монастырь Святого Пантелеймона. Здесь она решила провести остаток жизни.

В главный собор Юрьева монастыря — Георгиевский, после смерти дядюшки Владимира, были перевезены по ее ходатайству останки Алексея, Григория и Федора Орловых, что позволило ей ежедневно молиться у гроба отца.

Архимандрит Фотий

Петр Спасский, получивший при пострижении имя Фотия, сын сельского дьячка Новгородской епархии, окончил в 1814 г. семинарию, после чего служил учителем Закона Божьего во 2-м Кадетском корпусе. Жил он «жизнью истинного отшельника, преисполненной всех возможных лишений для самого себя и щедрых деяний бедным новгородским монастырям и церквам, равно как множеству частных лиц».

Религиозные взгляды Фотия не совпадали с мировоззрениями многих влиятельных духовных личностей и направлялись в первую очередь против масонов, «верующих в антихриста, диавола и сатану».

Не скрывая своих мыслей, Фотий «возвысил вопль свой, яко трубу», и за проповедь, провозглашенную в апреле 1820 г. против мистиков, был удален из Петербурга, получив назначение игуменом Новгородского Деревяницкого монастыря. Буквально через несколько дней графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская убедила его стать ее духовником и на пожертвованные тут же средства помогла ему благоустроить «самый разоренный» его монастырь. Затем Фотия перевели в Сковородский монастырь с возведением в сан архимандрита. Все новгородские монастыри стали получать от него щедрые пособия. Несмотря на это, его почти ненавидели, называли иезуитом, «тонким пронырой, а когда дело шло о доказательствах, их ни у кого не было».

М. Корф сообщает о нем следующее: «Я познакомился с ним лично летом 1830 г., быв с матушкой в Новгороде на богомолье. Прием его всем и каждому был приемом высокомерного прелата, гордого своим саном, а может быть и своим богатством; но зато и принимаемы были все равно: и женщин, и мужчин, без разбора званий, он приветствовал простым „ты“. Не от этого ли и не жаловали его наши магнаты? Но сквозь эту грубую оболочку просвечивали искры светлого ума, поэзии, даже чего-то гениального. Те полчаса, которые я с ним провел, оставили во мне глубокое впечатление» [35, 586]. Однажды навестил Фотия государь в его монастыре. Он вышел без должного облачения и протянул руку для целования. Государь обернулся к провожавшему его графу Бенкендорфу и сказал по-французски: «Подтвердите, что я умею владеть собой», — потом поцеловал протянутую ему руку и пошел осматривать монастырь.