Вацлав Михальский - Катенька

• Название: Катенька
• Автор: Вацлав Михальский
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

Большинство персонажей повести «Катенька» — люди, чьё детство и молодость прошли в царской России. Повествуя о событиях начала ХХ века, главными героями произведения делает не традиционных в таких случаях «борцов с режимом», революционеров и т.п., а обычных людей — Григория Маркова и Катеньку Малову.

---

— Гриша, я не скажу сестре, что вы приехали, сделаем ей сюрприз!

— Вы, Катенька, умница,— рассмеялся Гриша.

— А почему вы мне говорите «вы»? — лукаво блеснула глазами девочка.

— А вы, Катенька?

— Нет, так не годится, давайте говорить друг другу «ты». Вы же сами говорите, что мы родственники. Надо выпить на брудершафт! Но у вас все же сейчас нет вина, а дома мне не позволят. Давайте так...— Катенька быстро нагнулась, сорвала два нежных листика калачика, растущего в щели тротуара. Один листок протянула Грише, другой оставила себе.— Это вместо вина,— засмеялась Катенька,— теперь давайте их съедим! Вот так,— она взяла Гришу за руку.— Давайте, Гриша! — Девочка быстро съела листик калачика и поцеловала растерявшегося Гришу в губы.— Вот и все! Теперь мы на «ты»! Смотрите, смотрите, бежит! Цезарь! Цезарь узнал вас, узнал тебя, ах, умница.

Седой, лысый сенбернар Цезарь со всего маху бросился Грише на грудь.

— Идемте, Гриша, скорей.

— Да, да, Катенька, идемте.— Рядом бежал Цезарь и норовил лизнуть ему

руку. А впереди бежали догадливые мальчишки, спеша сообщить мирошнику, что приехал его сын «доктор».

Мать и отец встретили его на улице. Дома, после шумных лобызаний, отец завел разговор о политике... Мать, заглядывая в глаза, допытывалась, почему Гриша так похудел, и потчевала на скорую руку собранным угощением. Брат Петька требовал, чтобы Гриша рассказывал ему о немцах. Пятилетняя сестренка Наташа качалась у него на ногах и, смеясь, кричала, чтобы он подбрасывал ее выше. Всем в доме он был необходим, и как они только жили без него?

А Гриша страдал, нервничал: в окно он видел, как, нетерпеливо поглядывая в сторону их дома, прогуливается Катенька и дергает себя за кончик косы.

А дома, как нарочно, находились для него все новые дела. Услыхав о Гришином приезде «оттуда», с поля брани, пришли любопытные соседи и своими расспросами задержали Гришу до вечера.

Едва Гриша вышел из дому, как Катенька ухватила его за руку и потащила за собой.

— Не удался наш сюрприз. Только не думайте, что это я разболтала. У нас такая противная улица! Сразу пять человек сестре сообщили. Дарочка ждала тебя, ждала и ушла в спальню. Я видела, она сидела там и плакала. Это первый раз после папиной смерти. Я вас очень заждалась. Как папа умер, она стала ужасной гордячкой, так соседи говорят. А на самом деле — это чтобы горе не растравлять. Все лезут со своими жалостями: «Ах, бедные, ой, как будете жить такой семьей, что без кормильца делать?» А Дарочка говорит, что она не любит, когда ее жалеют, и Митя не любит, а почему? Разве дурно, когда тебя жалеют? А мама говорит, что гордыня — большое зло, что гордые всегда несчастные, а ласковые телята двух маток сосут. А вы как думаете? Мама говорит, что у меня благодатный характер, я со всеми дружна и мне всегда весело.

Но Гриша не слышал, что говорила Катенька, и даже забыл, что она рядом.

Он открыл тяжелую дверь балкона, шагнул через порог. Посреди комнаты в черном платье стояла девушка. Большими настороженными глазами она отчужденно и надменно взглянула на Гришу. Он растерялся и онемел. Они стояли посреди комнаты, Гриша не мог заставить себя поднять глаза. Он потерял всякую власть над собой, стоял неловкий и безмолвный, и молчание это, казалось, горой навалилось на него.

Катенька заглянула в комнату, сестры встретились взглядами, и Катенька, фыркнув: «Подумаешь!» — хлопнула дверью.

— Привокзальная площадь стала такой маленькой и грязной,— облизав пересохшие губы, близоруко улыбаясь, сказал Гриша.

— Вы верно заметили: после Петербурга наш городок кажется провинциальным,— отвечала Дарочка.

— И в поезде было так душно, набилось столько мешочников, даже ног негде было вытянуть.

— А... Вы устали с дороги, так идите домой отдыхать.

Приоткрылась дверь, и Катенька крикнула:

— Гриша, мама просит вас с сестрой к столу! — и победно хлопнула дверью.

Боясь коснуться друг друга, как чужие, они прошли в столовую. Вся семья

собралась за вечерним чаем. Дарочкина мать, Мария Петровна, поднялась

навстречу Грише и заплакала, склонив голову на его плечо. Он так обрадовался этой бесхитростной встрече, что вместо того, чтобы утешить Марию Петровну, глупо улыбался. Так глупо, что Дарочка отвернулась. И стала смотреть на него еще равнодушнее, еще строже, а потом, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату. Как только она ушла, Гриша сразу стал естественным и веселым. Он перецеловал всех Дарочкиных сестер и братьев и уселся с ними играть в лото. Катенька торжествовала, все младшие говорили Грише «вы», а она «ты».

— Гриша, ты не накрыл барабанные палочки. Гриша, у тебя квартира! — и посматривала на мать, на малышей: «Ну, что, мол?»

Но скоро Гриша загрустил — нелепость встречи с Дарочкой жгла его. Катенька сразу приметила перемену в его настроении и сказала:

— Ох, надоело это ло-то-о! Пойдемте, Гриша, посмотрим, прошла ли у Дарочки голова?

— Да, да! — обрадовался он.

Но дверь в Дарочкину комнату была заперта.

С того дня так и пошло: со всеми Дарочкиными родными у него были искренние, теплые отношения, а с нею игра в молчанку. На людях они разговаривали, смеялись. А как только оставались одни, Дарочка сейчас же находила предлог уйти. Это обижало Гришу, делало его неуклюжим, молчаливым, нелепым.

Стояли последние дни апреля, пасха в этом году выпала поздняя, и поэтому в каждом доме, на всей их улице, во всем городе к ее приходу готовились особенно тщательно. Земля давно отпаровала, разрывая землю острием своих стеблей, лезла зеленая тугая трава. В домах суетливо выставляли вторые рамы. Женщины мыли стекла, потом белили их мелом и, подождав, пока они высохнут, протирали бумагой. Стекла становились прозрачными, как воздух, и солнце яростно играло в них ослепляющим блеском. Казалось, весь город приступил к генеральной уборке, в домах стоял вкусный запах свежевыбеленных стен, в комнатах было пусто и гулко. Подушки, ковры, матрасы лежали на солнцепеке посреди двора. В каждом дворе, подобрав платья, девчонки чистили толченым кирпичом сверкающие самовары... Тугие, каждую минуту готовые лопнуть почки и рядом с ними уже распустившиеся, еще влажные листья на кустах сирени, бездонная голубизна неба — все это создавало приподнятое, тревожное настроение ожидания чего-то большого, светлого, неповторимого... Никогда потом Гриша не переживал таких чудных дней. У Гриши в доме все было перевернуто вверх дном, и, пообедав на ходу, он отправился к Маловым, думая, что там уже дарит чистота.

Но у них на балконе еще был хаос: старые вещи, рассохшиеся стулья, всевозможные картонки, вторые рамы, старая обувь, обрывки бумаг — все это загораживало проход, словно баррикада. Здесь с азартом хозяйничала раскрасневшаяся Катенька.

— Как хорошо, Гриша, что вы пришли,— встретила она его радостно,— вы

будете мне помогать. Это все надо вынести в сарай, а кое-что просто выкинуть в сорный ящик. Они с Митей вешают гардины и портьеры, хитренькие, а я тут должна со всем этим мусором управляться. Дарочка говорит, мальчишек попроси, чтобы помогли, а я с ними поссорилась, мы в чижика играли, и они жилили, терпеть не могу жил! Гриша, вот от сарая ключ, вы несите эти рамы, а я этот хлам

в сорный ящик.

Гриша, в чистом костюме, в накрахмаленной сорочке, с радостью ухватился за тяжелые пыльные рамы и потащил их в сарай, напевая: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить...»

Когда он возвращался из сарая, навстречу ему шла Катенька с огромной коробкой старой обуви — наверху лежали пожелтевшие, стоптанные, с худыми подошвами белые Дарочкины ботинки.

— Куда вы?

— Мама сказала, чтобы я обувь выкинула в сорный ящик,— объявила Катенька.

— Дарочкины ботинки в сорный ящик! — закричал Гриша.

— Подумаешь,— засмеялась Катенька,— они же старые-престарые.— Катенька, взметнув косами, помчалась к мусорному ящику.

— Катенька!

— Выдумали,— не оглядываясь, крикнула девочка,— мама сказала, что хлам надо безжалостно выкидывать.

— Что вы говорите, Катенька,— возмутился Гриша,— ну что вы говорите, их же можно к сапожнику.

Всегда тихий и застенчивый, на этот раз он решительно догнал Катеньку и перед самым мусорным ящиком выхватил у нее из коробки Дарочкины ботинки. Катенька рассердилась. Выбросив обувь вместе со старой картонкой, ока хотела отнять ботинки у Гриши и, неожиданно обхватив его за шею руками, крепко поцеловала.

— Ах, какая вы прелесть, Гриша! Подождите, я сейчас! — И она, подпрыгивая, понеслась в дом.

Гриша остался посреди двора, не зная, куда спрятать ботинки, что еще там выдумает Катенька? Вдруг она приведет Дарочку? Нет, вон она возвращается одна. Она протянула большой лист белой бумаги.

— Ах, Гриша, какой вы непонятливый, дайте! — она взяла у него из рук ботинки и завернула их бережно в бумагу. — Возьмите, я все поняла, вы отнесете их домой, спрячете и сохраните как реликвию? Да? Я все поняла, Гриша. И не хитрите насчет сапожника, я вас насквозь вижу. Ну, идите домой и приходите мне помогать. Хорошо?