И. Кон - Секс и эротика в русской традиционной культуре

• Название: Секс и эротика в русской традиционной культуре
• Автор: И. Кон
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Фольклор
• Год: 1996
• ISBN: 5-86218-218-7

В сборнике исследуются исторические корни фольклорной эротики и ее место в традиционной культуре русского и других славянских народов. В большинстве статей широко использованы неизвестные ранее материалы (древнерусские рукописные и археологические источники, архивные и полевые записи). Особое внимание уделено миру женщины и его отражению в фольклоре, мифологии, обрядах, традиционной символике.

---

В д. Большое Раменье „покойника“ на скамейке заносят; те, кто заносят, дак поют»:

Пресвятая Троица,
Трохалёва Олица,
Руця Малораменьский,
Солоник Хвостовський,
Тыська Коргоземська,
Васенька Повговський,
Шолопа быв Большораменьский,
Коростель Толкуня,
Больше вам ни хуя![552]

Очень близкий текст можно найти в книге братьев Соколовых, хотя там и нет прямых указаний на его употребление в сценке при отпевании «покойника».

Господи, помяни:
Трех Матрен,
Луку с Петром,
Дядюшку Захара,
Сашечку и Маню,
Починочнова Ваню,
Гришу Хомоськово,
Игнашу Притовськово,
Микиту Рогосьсково,
Фиста Молодьсково,
Ваню Каличёнка,
Он же и Романёнка,
Митю колдуна,
Евдисея блядуна,
Помяни, Господи:
Дядюшку Трифона,
Старушку Ф……,
Сидора да Макара,
Скривёна мать Захара.[553]

Такого рода «отпевания» напоминают игровые и «колядные» припевки с раздачей игрокам частей животного в святочной игре «в быка збираного» у терских казаков или при дележке туши быка, купленного молодежью вскладчину на «κoляду», в Смоленской губернии:

…Иванывым рожки — живуть при ў дорожки,
Краўчонковым рёбры — их детушки дрябны,
Андреевым вока — глядить у чарку глубока,
Новику селязень — яго жонка кавярзень и т. д.[554]

«Охранительный» смысл имела и замена имени. Например, в с. Липин Бор, отпевая «покойника», «поп» произносил: «Господи, помилуй / Усопшего раба (имярек)!» — называя при этом любое произвольное имя, что должно было отвести неприятные последствия «отпевания» от того, кто исполнял роль покойника. Примеров такого рода довольно много. Например, в д. Бугра «покойника, когда отпевали, называли придуманным именем — Олексутка какая-то». В д. Пигилинская, Лисицинская, Горка (Хар.) также «имя называли не свое — Сидор, Потап, Иван, Афанасий и другие». Любопытно, что некоторые из этих имен перекликаются с игровыми именами в других забавах и играх: Сидор, Афанас (Опанас), Фофан.

В д. Григоровская, Новоселки, Середская «поп», «дьякон» и «псаломщик» также пели разные неприличные прибаутки, а завершалось «отпевание» репликой: «Мёртвого (вар.: Помяни) за упокой, / А человек-то был какой. / Да и у-у-уме-ер!» В д. Зыков Конец, Никулинская «отпевание» завершалось припевкой: «Человек-от быв какой: / И с ногами, и с руками, / И с телёчей головой!» О характере остальных припевок можно судить, например, по таким текстам:

Покойничок, да умиройничок,
Умирав во вторничок.
Стали доски тесать,
Он и выскочив плясать.
Плясав, плясав,
Да и за нами побежав.

(д. Ереминская Верхов.)[555]

Поп кадит,
А покойник-от глядит.
Поп отпоёт,
А покойник-от <в>стаёт.

(д. Сафоново)[556]

Умер покойник
В середу (вар.: Ни в середу), во вторник,
Пришли хоронить,
Он на лавке лежит.

Умер покойник
В середу, во вторник,
Пришли хоронить,
А он глазами глядит.

Умер покойник
В середу, во вторник,
Пришли хоронить,
А он ногами шевелит.

Умер покойник,
В середу, во вторник,
Пришли хоронить,
А он сидя (вар.: на жопе) сидит.

Умер покойник
В середу, во вторник,
Пришли хоронить,
А он стоя стоит.

Умер покойник,
В середу, во вторник,
Пришли хоронить,
А он за нами бежит!

(д. Заречье, Точикино, Трифоново)[557]

В качестве «отпевания» мог применяться и текст, известный по «Заветным сказкам» А. Н. Афанасьева как «Старческий стих» («Как у Спаса на новом / Архимандрит был новой»).[558] Отрывки этого стиха зачитывали при «покойнике» в Кирилловском и Сямженском районах.

Дивное чудо,
В монастыре жить худо,
Строители — грабители,
Архимандриты — сердиты,
Послушники — косушники,
Монахи — долгие рубахи,
Скотницы — до картошки охотницы.

(д. Малино)[559]

Кривого игумена
Да не осердимся,
Да не пойдем за ним, (2 раза)
Да не пойдем ни к обедне,
Ни к заутрене…

(д. Гридино)[560]

Были припевки и с явным шутовским уклоном: «Над кладбишчом ветер свишчот, / Все кустишки шевелит. / Сняв портишки нишчой дришчот, / С удовольствием пердит». Они нередко сопровождались рефреном: «Удивительно да усмешительно» (д. Мокиевская, Никулинская, Самсоновская).[561]

Оплакивание перемежалось шутливыми диалогами вроде: «Милушка, о чём ты плачешь? — О муже. — На ково твой муж-то был похож? — На назёмные [навозные] вилы!» (д. Ромашево Кирил.).[562] Этот диалог представляет из себя сокращенный вариант популярной шуточной песни, которая могла исполняться во время оплакивания «покойника».

В д. Тарасовская сценка разыгрывалась следующим образом: «Приносят «покойника» на доске, ставят тубаретки. Этово целовека положат с этими досками, на ту баретки поставят. Ну вот, а тут много народу, полная изба найдёт. Которые стоят, везде, кругом обстанут. В комнате дак девки сидят, да, не много места. Ну, встанут. «Поп» наредивсе на себя накинув постилку. Крёст приделан на спине у етово «попа», из лучинок. Ну вот, «поп» приходит, встаёт к голове, тут кругом ево встанут. Ну вот, он и запевает:

— Баба ты баба, восударыня в лаптях,
Куда ты собираисси-то?

Это он потолще голос. А оне и запоют:

— На поминки, мой батюшка, на поминки.
— Баба ты баба, восударыня в лаптях,
На какие поминки-те?..
— Не знаю, мой батюшка, не знаю.
— Баба ты баба, восударыня в лаптях,
На ково он похож-то был?
— На вилы, мой батюшка, на вилы.
— Баба ты баба, восударыня в лаптях,
На какие вилы-те?
— На навозные, мой батюшка, на навозные.
— Баба ты баба, восударыня в лаптях,
Ево Вилантиём звали?
— Вилантиём, мой батюшка, Вилантиём.

Ну вот, это все пропоют и запляшут.

— Я стояла у собора у дверей,
Опоясал меня лентой а<р>хирей».[563]

Н. А. Иваницкий, записавший эту припевку в конце прошлого века, указаний на обрядовую приуроченность не дает:

— Баба деревенская в лаптях,
Куда ты пошла?
— На поминки, мой батюшка, на поминки.
— А кого ты поминать-то пошла?
— Мужа, мой батюшка, мужа.
— А как у тя мужа-то звали?
— Не знаю, мой батюшка, не знаю.
— Да на что имя-то его похоже?
— На вилы, мой батюшка, на наземные.
— Так не Вилантий ли муж-то был?
— Вилантий, мой батюшка, Вилантий.
— Каким он промыслом-то занимался?
— Скрипошник, мой батюшка, балалаешник.
— Какие он песни по скрипке пел?

После этой части песни, исполнявшейся «протяжно», шли шуточные припевки, которые пели «быстро, с притоптыванием»:

Уж ты, Фёкла белая,
Зачем глупо сделала?
Раз, два, три, люли!
Зачем глупо сделала,
Горюна прогневала,
Чёрного, горбатого,
Горюна проклятого.
Завсе вижу пьяного
У Никахи в кабаке,
В изорванном шубняке.
Зеленое вино пьёт,
Горюна домой зовет:
— Ах ты, сукин сын мотушка,
Всё ты пропил, промотал,
Всё на картах проиграл!
К столу овцу привязал.
Журавля на маште взял.
Журавли-то долгоноги
Не нашли домой дороги,
Шли стороной,
Боронили бороной.
Борона золезная,
Поцелуй, любезная!

(д. Печенга)

Далее, по свидетельству собирателя, шло «несколько строк не для печати».[564] Обращает на себя внимание вторая часть плясовой припевки («Долгоноги журавли»), которую нередко напевали при встрече группы наряжонок, входящей в избу.