И. Кон - Секс и эротика в русской традиционной культуре

• Название: Секс и эротика в русской традиционной культуре
• Автор: И. Кон
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Фольклор
• Год: 1996
• ISBN: 5-86218-218-7

В сборнике исследуются исторические корни фольклорной эротики и ее место в традиционной культуре русского и других славянских народов. В большинстве статей широко использованы неизвестные ранее материалы (древнерусские рукописные и археологические источники, архивные и полевые записи). Особое внимание уделено миру женщины и его отражению в фольклоре, мифологии, обрядах, традиционной символике.

---

Советы, как и приметы, — форма передачи женской традиции. Совет фиксирует две вещи: во-первых, телесное проявление (перешагивание, поднятие рук, сплевывание семечек и т. д.); во-вторых, табуируемый объект, символ (веревка, собака, семечки), который не должен совмещаться с этим телесным проявлением.

Советы продолжают формировать образ тела, указывая то, что ни при каких условиях не должно войти в этот образ: символы, не используемые в «языке» материнской культуры. Они изгоняются за рамки материнской модели мира — тем самым обозначаются эти рамки, границы.

* * *

Что же изгоняется из материнской модели мира? Символы смерти.

Традиционная этнография фиксирует запреты беременной:

— быть в доме, когда туда вносят гроб для умершего;

— и когда гроб с телом выносят из дому;

— обмывать покойника;

— провожать покойника на кладбище;

— бросать в могилу землю во время погребения.[798]

Все эти табу действуют и сейчас. В случае нарушения, по поверьям, ребенок родится мертвым или скоро умрет. Даже если беременная просто перейдет дорогу, когда несут покойника, то это угрожает ее будущему малышу: у него будет родимое пятно — говорят, «запечется кровь».[799]

Не должна была иметь отношение к смерти и повитуха: избегали звать бабок, которые когда-либо обмывали покойников.[800]

Когда говоришь о смерти — одергивают: «Да о чем ты говоришь, подумай о ребенке!» или «Куда тебе о смерти думать — у тебя ребенок маленький, ты его еще вырасти!» (СПб., 1991 г.). Женская традиция настойчиво изгоняет смерть из своего мира. В деревенской традиции то же самое.

«Мама в лесу ходила, опять на Фокином (болоте. — Т. Щ.). Там были кряжики нарублены березовы, на лучину. И вот я, говорит, ходила-ходила и села на кряжики. И вспомянула сына — в гражданскую был убит: «Помяни, Господи, Олександрушка!» А Олександрушка сын был, это он рубил кряжики. Ну, говорит, меня как стукнуло — аж искры с глаз посыпались. Лежала-лежала. Пошла. Да не домой, а вдаль ведь. Навстречу Михей: «Ты куда?» — «Домой». — «Дак ты ведь вдаль идешь». — «Да?..» Она рассказала. Михей говорит: «Ты в положении?» — «Да». — «Дак ведь нельзя в лесу за упокой вспоминать. Вот тебе и ударило так». Он, Михей, век ведь в часовенке был, знает».[801]

Табуируется какое бы то ни было соприкосновение со смертью — даже смертью животных:

— «Если беременная увидит падаль и плюнет, то у новорожденного будет пахнуть изо рта», — отмечал Г. Попов.[802]

— «Если беременная раскосит (т. е. случайно разрежет косой во время заготовки сена. — Т. Щ.). лягушку или жабу, нельзя щупать головы, живота, а то пятна (родимые у ребенка. — Т. Щ.) будут»,[803] — верят по сей день жители Русского Севера (по наблюдениям этнографической экспедиции).

* * *

Итак, советы табуируют соприкосновение беременной женщины со смертью. Особенно жестко табуируется телесная реакция на смерть: плевком ли, жестом (схватиться за живот). Не должно возникнуть ассоциации беременного тела со смертью. Во время беременности нельзя даже думать о смерти и вспоминать мертвых, нежелательно ходить на кладбище и находиться в церкви во время отпевания умершего. Смерть не должна войти в образ беременности.

Тем самым женская традиция оберегает эротическую привлекательность беременного тела, вообще беременности. Э. Фромм определял эрос как «инстинкт жизни»,[804] в противоположность известному «стремлению к смерти» З. Фрейда. Смерть, страх смерти угрожает разрушить эротическое влечение, потому, вероятно, и изгоняется материнской культурой: это защита сладостно-эротического восприятия беременности.

ИСПУГ И ПЕЧАЛЬ

Образ «сладкой» беременности поддерживает запрет на психотравмирующие ситуации и связанные с ними переживания: испуг, печаль, слезы, ссоры и ругань. Советы, регулирующие психоэмоциональные состояния беременной, составляют одну из самых заметных групп.

— «Не плачь, — успокаивают беременную, если она расстроена. — Подумай о ребенке!» Считают, что ребенок может родиться нервным, бессонным, плаксивым, болезненным или даже слабоумным, немым (СПб., Москва, 1990–1993).

— Ни в коем случае нельзя ссориться (испортят, сглазят ребенка) и особенно ругаться, сквернословить (СПб., 1990 г.). Этот запрет повсеместно распространен и фиксировался этнографами начала XX в. «Если беременная женщина ругается бранными словами, — отмечает В. Степанов, — то нечистая сила воспользуется случаем и «испортит» его (т. е. ребенка у нее в утробе. — Т. Щ.).[805] Исследователь описывает случай рождения урода, причиной которого общественное мнение признало сквернословие матери и ее неуживчивый бранчливый характер: «Ребенок родился совершенно без верхней губы, так что между нижней губой и носом не было тела, и изо рта глядела целым куском красного мяса верхняя десна. Ребенок был совсем обезображен и глядел на свет так страшно, что всем делалось жутко при виде его. Но тяжелее и страшнее всех чувствовалось это матерью. Она сознавала за собою незамолимый грех, за который Бог послал ей наказание. Она не могла без слез смотреть на своего ребенка. Все в деревне приписывали это наказание матери за ее резкий характер, «вострый язык», сквернословие…».[806]

— Особенно опасным считался испуг: до сих пор распространены убеждения, что он может отразиться на психическом здоровье ребенка, вызвав слабоумие, немоту, эпилептические припадки.

Эти представления полностью совпадают с «архаическим» — например, на Пинеге, в затерянной деревеньке, наша экспедиция записала такой рассказ: «Говорили, что быва еще в животе у матери испугается. Вот был Петька немой — он все коров боялся. Так мать рассказывала: что у татька была корова — бодлива порато. И она корову испугалася. И Петька родился — не говорил, и теперь не говорит. Анна говорила: „Я испугалась тоды корову, дак он все коров боялся“».[807]

По некоторым представлениям, характер уродств может отражать причину испуга. «Если беременная испугается волка, — отмечал Г. Попов, — то щеки или какая-нибудь другая часть поверхности тела ребенка обрастут волчьей шерстью».[808] Кстати отметим факт избегания животных (больше всего — собак, волков, кошек, свиней, а также лягушек и мышей).

В общем, беременной предписывается (и теперь эти обычаи довольно сильны) избегать психотравмирующих ситуаций. В особенности они не должны ассоциироваться с беременным телом:

«Когда беременная, уже живая половина, — учила меня старушка, с которой мы разговорились в п. Котлы Ленинградской обл., — когда напугаешься, только за живот не хватайся: это будет черное пятно у ребенка» (п. Котлы, Ленинградской обл., 1990 г.). «Живая половина» — вторая половина беременности, когда уже ощутимы движения и толчки малыша в животе.

Позже мы столкнулись с тем же поверьем в городе. У наших знакомых родилась девочка с большим родимым пятном — лицо и шея как обожжены. Отец очень переживал и все спрашивал: «Почему?» Валя К., к тому времени уже опытная мама (у нее двое детишек), сразу же нашла объяснение: «А это, наверное, мама испугалась, когда ее носила, и за живот схватилась. Нельзя за живот хвататься!» (СПб., 1993 г.).

Итак, ничто не вправе нарушать сладостного, сонного состояния — беременность должна остаться в памяти как самое светлое время жизни. Неприятные переживания изгоняются из мифа материнства. И в особенности не допускается их переносить на тело, беременное тело: оно — тяжесть и нежность…

Женская традиция регулирует впечатления, зрительные образы, отбирая приятные; советуют часто быть в приятной обстановке, красивом окружении.

Рекомендуют, например, повесить возле кровати портрет красивого человека или изображение Бога, ангела: говорят, малыш будет тоже красив, а если подолгу смотреть на какое-нибудь изображение, то даже и похож на него (СПб., 1990 г.); ср. известный по этнографическим записям запрет:

— «Беременной нельзя смотреть на уродов и пристально всматриваться в слепых: недостатки эти могут передаться плоду»;[809]

— настоятельно предостерегают смотреть на заспиртованных уродов в Кунсткамере, читать и даже просто держать в доме книгу по тератологии (СПб., 1990 г.).

* * *

Присмотримся, какие именно эмоциональные состояния считаются неподходящими для беременной: испуг, гнев, печаль — отрицательные эмоции. А впрочем, содержание этих понятий в женской традиции (как «архаической» деревенской, так и городской) не совпадает с толкованием их в учебниках психологии. Скажем, «испуг» — не только эмоциональное состояние. Это скорее целостная реакция — эмоционально-поведенческий комплекс, включающий двигательные реакции (схватиться руками за живот или щеки), возгласы, а также и последствия психической травмы. «Испуганный (исполохнутый) человек — замкнутый, с некоторыми странностями. Главное — нарушены отношения с окружающими, а иногда утрачена и сама способность нормально общаться (немота, слабоумие). «Испуг» в традиционном понимании — это «комплекс необщительности». Существовали специальные знахарские процедуры, направленные как раз на восстановление связей, возвращение в общество.