Александр Ежов - Преодолей себя

• Название: Преодолей себя
• Автор: Александр Ежов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1989
• ISBN: 5-289-00433-5

Повесть «Преодолей себя» посвящается партизанским разведчикам в годы Великой Отечественной войны. Через драматические обстоятельства познаются характеры героев, их выдержка и преданность Родине.

---

Настя стояла тут же, в толпе, ей было больно и жутко глядеть на этого истерзанного пытками большого человека. Она словно бы принимала в себя всю ту боль и все те муки, которые так мужественно переносил Алексей Поликарпович.

Двое солдат подхватили Максимова и повели к сараю. Он не шел, а волочился ногами по земле, нисколько не сопротивляясь. Сарай подожгли с двух сторон, а когда пламя стало облизывать крышу и стены, солдаты в открытую дверь втолкнули Максимова прямо в прожорливую пасть огня. Он успел приподнять голову и выкрикнул:

— Держитесь!

И его поняли все, в ужасе отпрянув от полыхающего костра. Прошло еще несколько мгновений — пылающее покрытие сарая с треском и воем обрушилось, словно огненная крышка гроба.

Народ зашумел, одни плакали, другие истово крестились, кто-то издал протяжный стон. Все знали: Алексей Поликарпович Максимов никого не выдал, ничего не сказал палачам и тайну унес с собой навсегда.

Глава третья

Подпольное правление колхоза собралось ночью в избе Бавыкиной. Люди приходили поодиночке, и Ольга Сергеевна каждого встречала в сенях с фонарем в руке. Когда все собрались и расселись по местам — кто на пол, кто на скамейке, кто на стульях,— хозяйка обвела всех внимательным взглядом и тихо сказала:

— Разговор будет серьезным и секретным. Я думаю, вы поняли меня?

— Поняли, поняли,— сразу ответило несколько голосов. — Слушаем тебя, Ольга Сергеевна.

Она молчала и пристально всматривалась в лица то одного, то другого, как бы проверяя верность и надежность каждого. Каратели только что побывали в Большом Городце. Еще одна жертва. Фашисты могли в любую минуту появиться снова — кого-то убить, кого-то схватить. Не исключено, что в деревне появился предатель: ведь кто-то выдал сестер Степачевых.

— Положение, товарищи, тревожное,— начала Бавыкина,— только выдержка и высочайшая бдительность могут спасти нас в этом крайне тяжелом положении. Колхоз, как и прежде, должен работать по законам Советской власти.

Голос Бавыкиной вздрагивал от чрезвычайного волнения, и в такт ее голосу слегка подмигивал и колебался слабый язычок керосиновой коптилки. Настя слушала Ольгу Сергеевну, и сердце ее тоже отстукивало секунды, будто било в набат.

— Убили Антонину, арестовали Светлану,— продолжала Ольга Сергеевна,— вырвали еще одно звено из нашей цепи, но цепь сомкнулась и не разорвать ее. Я верю, твердо верю — Светлана выстоит! А мы постараемся вызволить ее.

— Жива ли? Может, тоже убили?

— Все может быть, но фашистам она живой нужна. Попытаются вырвать от

Светланы нужные сведения.

— Значит, пытать будут? — кто-то спросил из темноты.

— Могут,— ответила Ольга Сергеевна.

Все притихли, и эта тишина, такая робкая, точно траурная, продолжалась

несколько минут, потом Бавыкина снова начала говорить. Голос ее — спокойный,

ровный и в то же время призывный:

— Враг коварен и хитер, но и мы не лыком шиты. За два года войны кой-чему научились. Помните ту зиму, первую военную? Было трудно. Фашисты пытались превратить нас в послушных рабов. Но что у них из этой затеи получилось? А ровным счетом ничего. Как ни старались поставить на колени — не сработала машина. Ведь отправили через линию фронта в осажденный Ленинград две подводы с хлебом!

— Помним, помним! — раздались голоса.

— Все было сделано так, что комар носа не подточит. Хлеб убрали, а фашистам кукиш показали. Партизанам же отправили больше двух тонн. Только жаль Алексея Поликарповича...

Снова все приутихли. Гибель Максимова была еще так свежа в памяти у всех, что когда вспоминали о нем, то казалось, Алексей Поликарпович все еще живой, что ушел, может быть, в соседнюю деревню, загостевался у милого дружка, что пройдет день-другой — и вернется как ни в чем не бывало. Но дни бегут, за днями — недели, прошел уже почти год, а Максимова нет и нет, только память осталась о нем.

Правленцы засиделись допоздна. Все обговорили. Прикинули, как сберечь урожай. Хлеба были хорошие, колос тяжелый. Такой богатый хлеб надо было убрать и спасти. Раз в сорок втором фашистов обманули, то уж в сорок третьем хлеб надо было убрать и упрятать. Немцы взяли на учет все и наверняка будут следить за уборкой и обмолотом, но следи не следи — сила была уже на нашей стороне. Партизаны действовали все решительней и смелей. Теперь уже не отдельные деревни, а целые районы контролировались народными мстителями.

Когда все разошлись, Ольга Сергеевна попросила Настю остаться.

— Дело есть, и неотложное,— сказала она. — Завтра пойдешь в Рысьи Выселки. На связь.

— На связь? Я там еще не была.

— Дорогу знаешь. Маша Блинова сначала встретит. А затем скажет, как дальше идти.

Значит, теперь она должна быть связной вместо Светланки Степачевой. Обрадовалась, что доверяют: будут встречи с новыми людьми, тайные явки. Возможно, придется побывать в партизанском лагере, может, отправят на Большую землю...

Подруги вышли на улицу. Над притихшей землей сверкал бесчисленными звездочками огромный купол неба. Безмолвие охватило землю. Окна домов слепо глядели на улицу, иногда кой-где вздрагивал слабый огонек, вздрагивал и гас, точно боялся ярко вспыхнуть. За речкой виднелась еле различимая, окутанная сумраком стена леса. Все притаилось и замерло в неподвижности: и деревня, и речка, и лес, и, конечно же, притаились люди — ждали чего-то, каких-то перемен. Все было зыбко в этом мире, неопределенно, загадочно. Какая судьба уготована Насте — об этом она тоже ничего не знала.

На другой день отправилась на связь в Рысьи Выселки. С кем конкретно предстоит встреча, не могла предполагать, и какие получит инструкции для Ольги Сергеевны — тоже неизвестно.

Было утро. Обогнув озеро, углубилась в лес. Дорога глухая и узкая, по ней давно не ездили, вдоль колеи по бокам росли небольшие деревца ольхи и вереск, а между ними из-подо мха проклюнулись коричневатые шляпки маслят. В лесу полусумрачно: косые лучи солнца еле пробивались сквозь крону могучих деревьев, струились мерцающими снопиками. Где-то совсем рядом зачирикала варакушка и тотчас умолкла, за овражком захрустел старый сушняк — видимо, пробирался в низинные заросли сохатый.

А вот и лужайка налево от дороги, густо поросшая травой. На траве — капельки

росы поблескивают алмазными зернышками. И опять недалеко пропела варакушка, и в ответ ей напевно ответила иволга. Настя остановилась. Тихо вокруг, кажется, и нет войны.

В Выселках Настю встретила Маша Блинова, молодая, кареглазая, расторопная и работящая; про таких говорят — огонь баба. Здесь Маша обряжала коров, приглядывала за телятами.

— Не хочешь ли молочка? — первым делом предложила она Насте. — Свеженькое, парное. Только что подоила.

— От молочка не откажусь,— ответила Настя.

Ответ ее был паролем. Она поняла, что этот ответ сработал, Маша заулыбалась, приобняла Настю за плечи, тихо проговорила:

— Гость ждет тебя там, в сторожке, у озера. Завтрак ему только что носила.

— А кто — не знаешь?

— Свой человек. Хороший. Иди, не бойся.

Настя шла по тропинке вдоль ручья. Солнце уже припекало изрядно, над головой назойливо гудели слепни. Она отломила ольховую веточку и начала отмахиваться. Тропинка углубилась в сосновый лес, где была легкая прохлада и терпко пахло хвоей и папоротником.

А вот и озеро, небольшое, круглое, окаймленное густыми зарослями ольхи и березы. По водной глади бесшумно плавают утки, кормятся тут чем бог послал — озерной травкой, мелкой рыбешкой. Это ее, Настина затея: она настояла, чтобы сохранили утиную ферму Уток осталось десятка три, не больше, но и то хорошо. Закончится война — пригодятся для развода.

Она остановилась у берега, наклонилась и зачерпнула в ладони воды. Капли, искрясь на солнце, стекали обратно в озеро, и Настя плехнула воду от себя. По зеркальной глади прокатилась серебряная рябь. Потом снова зачерпнула и начала обмывать лицо. Вода была приятной, освежающей. Затем взошла на мостки и стала звать уток:

— Ути, ути...

Но утки не слушались, поплыли на середину озера. Она повернулась к берегу и вдруг увидала его, того человека, к которому шла. Человек стоял и пристально глядел на нее черными пронзительными глазами. Он был невысок и плотен, лет сорока пяти, лысая голова. Одет просто: синяя косоворотка навыпуск, черные галифе, аккуратно заправленные в сапоги.

— Здравствуйте, Усачева,— сказал он по-домашнему, словно знал ее давно.

Она подошла к нему, подала руку.

— Заждался я вас,— продолжал он, поглаживая лысину.— Давайте знакомиться. — Фамилия моя — Филимонов, Степан Павлович.

— Да я вас знаю, Степан Павлович. Вы — секретарь райкома.

— Теперь уже подпольного райкома,— пояснил он.

— А как вас звать? Фамилия мне известна — Усачева, а по имени вот не знаю.