Рафаэль Сабатини - Рыцарь таверны

• Название: Рыцарь таверны
• Автор: Рафаэль Сабатини
• Издательство: Легия
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-88410-004-3

Приключенческий роман о флибустьерах Карибского моря.

---

При мысли о приближающейся смерти Грегори охватил дикий ужас. Как он мог умереть с таким грузом на совести? И лекарь, видя, какое впечатление произвели на пациента его слова, сделал попытку — слишком поздно — заверить его, что он не обязательно умрет, и что он, лекарь, упомянул о священнике на всякий случай, чтобы Грегори был готов к худшему.

Но поднять бурю легче, чем унять ее, и в душе Грегори осталось убеждение, что его время истекло, и его кончина — дело нескольких дней.

Сознавая, в какой опасности находится его душа, Грегори весь день то молился, то стонал, то метался на постели. Его жизнь была дорогой греха, и многие мужчины и женщины страдали от его рук. Но подобно звездам, которые меркнут и исчезают с восходом солнца, все его ранние грехи были заслонены одним тяжелым актом, который он совершил по отношению к Роланду Марлею. Если бы, он мог спасти Роланда Марле я по крайней мере хотя бы сейчас, если бы он мог каким-то образом дать ему знать, чтобы он не заходил в трактир «Якорь» на улице Темзы! В его воспаленном мозгу не укладывалась мысль, что за время своего отсутствия в замке рыцарь ужо вполне мог достигнуть Лондона.

И движимый внезапным порывом покаяться и облегчить душу кому-нибудь и надеясь предотвратить зло, Грегори позвал к себе дочь.

— Синтия! — крикнул он голосом, в котором смешались боль и страх. — Синтия, дитя мое, я умираю!

Его дочь знала и от лекаря, и от Стефана, что его состояние было далеко от этого. Но несмотря на это, ее бережное отношение к больному представляло собой трогательное зрелище. Она взбивала ему подушки, и взяв его за руку, могла часами нежным голосом убеждать его, что лекарь оценил его состояние совсем не опасным, и он вскоре поднимется с постели. Но Грегори упорно отвергал всяческие утешения.

— Я на смертном одре, Синтия, — настойчиво повторял он, — и когда меня не станет, я не знаю ни одного человека, Который мог бы поддержать тебя и утешить в трудную минуту. Кеннет уехал по поручению Джозефа, и вполне возможно, что он больше никогда не переступит порог замка Марлей. Как ни странно это покажется тебе, но мое предсмертное желание заключается в том, чтобы так оно и случилось.

Она взглянула на него с удивлением.

— Отец, если это все, что заботит и удручает тебя, то я могу заверить, что я не люблю Кеннета.

— Ты неверно поняла меня, — прошептал он. — Помнишь историю жизни сэра Криспина Геллиарда, которую Кеннет рассказал тебе в ночь приезда Джозефа? — Его голос дрожал.

— Ну конечно. Я никогда не забуду ее, — продолжала она, забыв об осторожности и позволяя понять ее чувства к Геллиарду, — и каждую ночь я молюсь, чтобы Господь наказал этих убийц, которые разрушили его жизнь.

— Тише, девочка! — прошептал он встревоженным голосом. — Ты не ведаешь, что говоришь.

— Я знаю, что говорю, и если есть на свете справедливость, Господь услышит мою молитву.

— Синтия! — простонал он. Его глаза приняли дикое выражение, а руки тряслись. В порыве страха и паники правда вырвалась у него наружу: — Ты призываешь кару господню на головы своего отца и дяди.

Она поднялась с колен, глядя на отца ужасным взглядом, который он не решался встретить.

— Ты бредишь, — прошептала она. — Это жар.

— Нет, дитя мое, мой разум ясен, и то, что я говорю — правда.

— Правда? — эхом откликнулась она, глядя на него с ужасом. — Это правда, что ты и мой дядя и есть те самые убийцы, которые погубили кузину, жизнь этого человека, и пытались убить его самого, сочтя его мертвым, бросили в горящем доме? Правда, что вы украли его дом и пользовались им все это время, когда он бродил, отверженный, покинутый всеми, не имея своего угла? Ты хочешь заставить меня поверить в это?

В ответ раздался печальный стон.

Ее лицо побледнело как у мертвеца. Некоторое время она продолжала молча стоять, затем чувства одолели ее.

— Зачем? — воскликнула она, рыдая. Зачем, во имя Бога, ты рассказываешь мне все это?

— Зачем? Я говорю это тебе, потому что умираю.

Он надеялся этой фразой смягчить ее сердце и вернуть часть ее расположения. То, что он потерял ее навсегда, он понял сразу.

— Я говорю тебе это, потому что умираю, — повторил он. — Я говорю тебе это, потому что в свой смертный час я хочу покаяться, чтобы Господь смилостивился над моей грешной душой. Я говорю тебе это, потому что та трагедия, которая разыгралась восемнадцать лет назад, еще не окончена, и, возможно, в моих силах предотвратить тот ужасный конец, который мы с братом уготовили Криспину. Возможно, Господь зачтет мне это на Страшном Суде. Послушай, — дитя. Ты понимаешь, что тот факт, что Кеннет был связан клятвой с Геллиардом, был нам совсем не на руку, и в ту ночь Криспин призвал мальчика исполнить свой долг и обнажить меч на его стороне. У Кеннета не оставалось другого выбора, как подчиниться. По правде говоря, я сам вынудил его к схватке, заставив вытащить меч и нанести мне эту рану. Сэр Криспин наверняка убил бы Джозефа, но твой дядя остановил занесенный над ним меч, сообщив Геллиарду, что его сын жив.

— Он спас свою жизнь с помощью лжи! Как достойно!

— Нет, дитя, он говорил правду, и когда Джозеф предложил Криспину вернуть сына, он говорил искренне. Но подписывая адрес на письме, которое сэр Криспин должен был вручить людям, воспитавшим его сына, Джозефу в голову пришел хитрый план, как с помощью обмана окончательно уничтожить Геллиарда. И он направил Криспина в Лондон, в гостиницу, где проживает полковник Прайд, злейший недруг Криспина, препровождая его тем самым в руки палачу. Можно ли как-нибудь помешать этому и спасти жизнь Геллиарда, Синтия?

— С тем же успехом можно пытаться вдохнуть жизнь в мертвеца, — ответила она, и ее голос был настолько спокоен и холоден, что Грегори поежился. — Не утешай себя иллюзиями, — добавила она. — Сэр Криспин давно уже достиг Лондона, а Джозеф уже в пути, чтобы удостовериться, что все идет по плану, и что жизнь человека, которую вы загубили восемнадцать лет назад, теперь оборвется навсегда. Милосердный Бог! И я твоя дочь! — Она зарыдала. — Я выросла на землях, которые были добыты ценой преступления! Земли, которые по праву принадлежат ему — каждый камень, каждая веточка, — и теперь он мертв благодаря вашим стараниям.

Из ее груди вырвался стон, и она закрыла лицо руками. Мгновение она стояла, раскачиваясь, у постели. Затем она издала глубокий вздох и свалилась на пол в глубоком обмороке.

Грегори был настолько потрясен, что вскочил с кровати, позабыв о ране, лихорадке и смерти, которая, по его мнению, была неизбежной, распахнул дверь и позвал слуг.

Стефан и служанка вдвоем отнесли потерявшую сознание девушку в ее покои, оставив Грегори проклинать себя за длинный язык, заставивший его совершить исповедь, в которой, как выяснилось, не было никакой необходимости, ибо по его теперешнему состоянию Грегори начал подозревать, что его смерть не так уж близка, как заставил поверить в то дурак-лекарь.

Страдания Синтии

Обморок Синтии продлился недолго. Очнувшись, она первым делом отослала свою служанку. Ей нужно было побыть одной, и в этом грустном одиночестве она пребывала весь день.

Состояние ее отца не было угрожающим, поэтому она не испытывала к нему ни малейшего сожаления. При мысли о той ужасной тайне, которую он ей раскрыл, ее сердце становилось тверже камня, и она молила небо, чтобы он никогда не был ее отцом, а она его дочерью. Она покинет замок Марлей и больше никогда не увидится со своим отцом, к которому не только потеряла уважение, но сама мысль о котором наполняла ее ужасом, животным ужасом, который мы испытываем перед человеком, сознавшимся в воровстве и убийстве.

Она решила вернуться в Лондон к сестре матери, где она всегда могла рассчитывать на теплый прием.

К вечеру она, наконец, покинула свою комнату. Она хотела подышать свежим воздухом, наполнить душу тем успокоением, которое нам дает в одиночестве природа.

Это был мягкий светлый вечер, скорее характерный для августа, чем для октября, и Синтия бесцельно бродила по холмам, окружавшим Шерингам. Наконец она присела на обломок скалы, глядя на морскую даль, и ее мысли потекли в другом направлении, связанном с воспоминаниями об этом самом месте.

Именно здесь, сидя вот так же на скале и глядя на море, на чаек, кружащихся над головой, она поняла, что любит сэра Криспина. И ее мысли продолжали возвращаться от сэра Криспина и той участи, которую ему уготовил ее отец, обратно к Грегори и его ужасным деяниям.

Ее жизнь, казалось, была кончена, а она сидела этим октябрьским вечером на скале и смотрела на морс. Ничто больше не удерживало ее в этой жизни, никакой надежды не осталось ей до своего конца, который наступит, очевидно., нескоро, потому что когда мы ждем, время тянется очень медленно.