Ольга Петерсон - Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа

• Название: Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа
• Автор: Ольга Петерсон
• Издательство: Мир книги; РИЦ Литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2004
• ISBN: 5-8405-0585-0

Мифы и легенды народов мира — величайшее культурное наследие человечества, интерес к которому не угасает на протяжении многих столетий. И не только потому, что они сами по себе — шедевры человеческого гения, собранные и обобщенные многими поколениями великих поэтов, писателей, мыслителей. Знание этих легенд и мифов дает ключ к пониманию поэзии Гёте и Пушкина, драматургии Шекспира и Шиллера, живописи Рубенса и Тициана, Брюллова и Боттичелли. Настоящее издание — это попытка дать возможность читателю в наиболее полном, литературном изложении ознакомиться с историей и культурой многочисленных племен и народов, населявших в древности все континенты нашей планеты.

В данный том вошли мифы, легенды и предания народов Северной и Западной Европы, многие из которых стали основой бессмертных произведений мировой литературы.

---

— Не возьмете ли вы меня к себе в товарищи, — сказал обрадованный Лемминкяйнен, — я ведь тоже иду в Похъёлы.

— Садись, поедем вместе, — сказал Вяйнямёйнен, — мы хорошему товарищу рады.

Подошло судно к берегу, быстро вскочил в него бесстрашный Лемминкяйнен, и опять мудрый певец Калевалы направил бег его к далеким берегам негостеприимного Севера.

X

Шумно рассекая волны бурного моря, мчалась на Север, в мрачную Похъёлы, ладья мудрого Вяйнямёйнена, весело пели на ней его спутники: Лемминкяйнен заливался во все горло, Илмаринен подтягивал только вполголоса, а все остальные стройно вторили им дружным хором.

— Экое пенье на море, экое веселье! — говорили прибрежные жители, мимо которых птицей проносилось по морю чудное судно Вяйнямёйнена.

Целый день плыли они морем да еще день болотом, на третий выбрались в широкую быструю реку; проплыв недолго рекой, они стали приближаться к водопаду, и Лемминкяйнен, боясь, что судно их разбьется о камни, обратился к реке с униженной просьбой:

Не шуми, река, не пенься
И не бейся о пороги!
Ты, русалочка, на камень
Сядь, не дай дороги волнам,
Удержи их плеск рукою,
Чтобы рев их нам не слышать,
Чтобы брызг их нам не видеть,
Пусть они все гложут камни,
Пусть не губят нас, невинных!

И река услышала мольбы его, и судно их преспокойно спустилось по водопаду, не зацепив ни за один из порогов. Но вот уж и водопад и пороги давно остались позади, а судно вдруг обо что–то стукнулось и остановилось, словно глубоко врезавшись в мель своим острым носом. Напрасно Илмаринен, и Лемминкяйнен, и все их спутники напрягали свои силы, упираясь крепкими веслами в песчаное дно реки, напрасно сам Вяйнямёйпен пытался своротить свое судно рулем в сторону, оно оставалось совершенно неподвижным.

Что за чудо такое? — заговорил наконец Вяйнямёйнен. — Да взгляни ты под судно, Лемминкяйнен, на что мы там наткнулись? На пень ли, на камень, что ли? Ведь уж сколько времени сдвинуться с места не можем!

Лемминкяйнен не долго думал: как был, так и махнул в воду, только меч выхватил из ножен на всякий случай; но Илмаринен обеими руками ухватился за него и принудил остаться на судне, сказав:

— Куда ты суешься, безрассудный! Разве знакома тебе здешняя пучина? Или жизнь уж тебе недорога? Ты и отсюда, не бросаясь в воду, можешь видеть, на что именно натолкнулось наше судно носом!

И оба, перевесившись через край лодки, стали внимательно всматриваться в темные волны. Что же они увидели? Под лодкой лежала громадная щука и очень спокойно дремала: в ее–то жирную спину врезалось носом судно Вяйнямёйнена, а щука этого и не почувствовала, как будто вовсе не о ее спине и дело шло! Рассказали они Вяйнямёйнену про это великое чудо, а тот только посмеивается:

— Рубите, — говорит, — ее на куски, не то долго не удастся нам сдвинуться с места.

Стали они оба рубить щуку своими мечами, да только напрасно тратили силы, напрасно тупили оружие свое о стальную чешую водяного чудовища.

— Видно, до меня, старого, доходит очередь, — сказал Вяйнямёйнен, вынул свой меч (а он вынимал его редко), вонзил глубоко в широкую спину громадной щуки, вытащил ее разом из–под киля и швырнул вверх с такой силой, что она, падая и ударившись о край судна, распалась сама собой на несколько кусков, из которых одна только голова попала в судно, а все остальные пошли ко дну. Ну уж, что и за голова была у этой щуки! Когда ее распластали, присолили и положили в котел с водой, так вышла из нее одной чудесная уха для Вяйнямёйнена, Илмаринена, Лемминкяйнена и для всех их бесстрашных товарищей, да еще на дне судна осталась целая куча костей. Посмотрел на эти кости Вяйнямёйнен, вытащил из кучи их огромные челюсти чудовищной щуки да и говорит:

— А что, други, ведь из этих челюстей, я думаю, можно что–нибудь и путное сделать?

— Что из них сделаешь?! — отвечал простодушно Илмаринен. — Я вот и на все руки мастер, а из этого не возьмусь ничего сделать. Только на то и годятся челюсти щуки, чтобы бросить их в воду и не ломать себе понапрасну голову над тем, что бы из них можно было выделать.

— Да и в самом деле, куда они годятся? Бросить их! — повторили вслед за кузнецом все, кроме мудрого Вяйнямёйнена.

— Нет, не следует бросать то, из чего можно смастерить хорошую вещь; коли вы не беретесь, так я и сам сумею из этих челюстей сработать изрядные кантеле.

И стал он мастерить кантеле из челюстей щуки; недолго работал, а прочно сделал: вышли кантеле хоть куда, даже и на вид красивые. Всем показывал их Вяйнямёйнен, всех просил показать на них свое искусство, сыграть хоть что–нибудь, хоть самую малость. Все брались, да никому не удавалось извлечь ни одного звука из безмолвных струн, потому что никто не умел обращаться с ними как следует. И решили все опять в один голос, что никуда не годятся новые кантеле, что стоит их только в воду бросить.

Вдруг на это пропели им кантеле:

Не хотим идти мы ко дну,
Не хотим тонуть в волнах мы,
Лучше песни запоем вам
Под рукой Вяйнямёйнена.

Все подивились тому, что кантеле сами так неожиданно заговорили, и тотчас же передали их в руки мудрого певца финнов.

Он принял от них кантеле, потом могучей рукой повернул судно к берегу, вышел на мягкий лужок и приготовился играть. Вот уставил он один край кантеле в колено, быстро перебрал струны сперва одной, а потом другой рукой, потом остановился на минуту в раздумье и вдруг ударил по струнам! В одно мгновенье кантеле ожили, словно сами от себя заговорили, запели, затянули песню, лучше которой никто еще не слыхивал в целом свете! Звучащие струны и пальцы, быстрее молнии бегавшие по ним, как будто поднимали друг друга, будто заранее давно уж согласились, какую именно песню будут исполнять, — так звучно, так стройно лилась она, слетая с дивных кантеле и разносясь далеко вокруг… И что же за радость, что за веселье вселилось во всю природу, окружавшую дивного певца! Вот бегут со всех сторон люди, и старый с клюкой, и малый, на палочке верхом, и холостые, и женатые, и молодые, и бородатые. Все спешат, все теснятся, все преклоняют ухо к неслыханным доселе звукам. Вон и из лесу бегут белки и горностаи, лоси и зайцы, вон с болота примчалась стая голодных волков, вот и из самой чащи соснового бора привалил сам медведь и лезет на толстую ель, чтобы ему было удобнее слушать и видеть того, кто извлекал из кантеле такую чудную музыку. А вон вышел из лесу на опушку сам леший со всей своей семьей, и он, и жена, и дети, такие смешные, косматые, в синих чулках, в шапках из сосновой коры, в шубах из белой бересты, подбитой зелеными мхами; по веткам расселись, качаются… Вон над головой Вяйнямёйнена целой тучей вьются и носятся всевозможные птицы: воробьи и ласточки, голуби и коршуны, даже орел бросил своих деток в гнезде, даже ворон слетел с падали, чтобы прислушаться к чему–то новому, незнакомому! А из воды–то! Батюшки, сколько всякой Божьей твари спешит выйти на берег! И гуси, и лебеди, и утки, и длинноногие цапли, и длинноносые кулики, и тысячи других мелких болотных птиц, которых никогда никто и не знавал и не видывал, которые весь свой век кричат да посвистывают на болоте, не выходя ни на шаг дальше родных камышей. Пришли — и тотчас же расположились у ног Вяйнямёйнена. А там и вода у берега, как в котле, закипела от множества рыбы, спешившей принять участие в общем веселье: затискались красноперые окуни, зубастые щуки, серебристая плотва, черные налимы и пестрые форели… А за ними притащился и дедушка водяной с густой травяной бородой, сел на листок белых водяных лилий, во все стороны раскачивается, к веселой музыке прислушивается и только шепчет себе под нос:

— Не случалось мне еще ничего подобного слышать: и волны плещут хуже, и ветер шумит в камышах не так приятно, как Вяйнямёйнен поет свои песни!

Вынырнули вслед за ним из–под воды и его веселые дочки–русалочки, присели на берег, стали было гребнем расчесывать свои чудные волосы, но скоро заслушались, и руки их опустились, и золотые гребни выскользнули из рук в воду: они стали внимательно слушать, вытянув вперед тонкие, белые шеи…

Все стихло, все смолкло в природе! Самое солнце, очарованное чудными звуками кантеле Вяйнямёйнена, приостановилось, а луна подкралась поближе к земле, чтобы дальняя песня могла хоть сколько–нибудь до нее доноситься.

Так два дня играл Вяйнямёйнен на своих волшебных гуслях, и не было кругом его ни одного из его спутников, ни одного из могучих финнов, который бы не плакал от умиления, не было вокруг него ни старых, ни молодых, ни женатых, ни холостых, ни юношей безбородых, ни мужей зрелых с бородами, ни женщин давно замужних, ни молодых девушек, ни девочек самого малого возраста, ни старух, давно отживших свой век, которые бы не плакали, не заливались горючими слезами радости, бежавшими прямо из сердца, переполненного звуками, лучше которых никогда еще ничего не приходилось слышать людям. На третий день и сам Вяйнямёйнен не мог выдержать, сам стал плакать вместе с другими — руки бегали по струнам, слезы катились из глаз; но слезы не простые, а крупный–прекрупный жемчуг падал с его ресниц на густую бороду, с бороды на высокую грудь, с груди на могучие колени, а с колен, сбежав по ступне, катился бережком прямо в воду…