Ольга Петерсон - Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа

• Название: Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа
• Автор: Ольга Петерсон
• Издательство: Мир книги; РИЦ Литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2004
• ISBN: 5-8405-0585-0

Мифы и легенды народов мира — величайшее культурное наследие человечества, интерес к которому не угасает на протяжении многих столетий. И не только потому, что они сами по себе — шедевры человеческого гения, собранные и обобщенные многими поколениями великих поэтов, писателей, мыслителей. Знание этих легенд и мифов дает ключ к пониманию поэзии Гёте и Пушкина, драматургии Шекспира и Шиллера, живописи Рубенса и Тициана, Брюллова и Боттичелли. Настоящее издание — это попытка дать возможность читателю в наиболее полном, литературном изложении ознакомиться с историей и культурой многочисленных племен и народов, населявших в древности все континенты нашей планеты.

В данный том вошли мифы, легенды и предания народов Северной и Западной Европы, многие из которых стали основой бессмертных произведений мировой литературы.

---

Шериф Ноттингемский Симон де Жанмер, испытавший несказанный позор и смертельный страх в тот памятный вечер, когда они с Гаем Гисборном явились под видом паломников в Хантингдон–холл, замучился гонять по городу Ноттингему и окрестностям глашатаев. Только и было слышно, как трубит труба и как сидящий на коне герольд возвещает: «Слушайте! Слушайте! Слушайте! Пятьсот золотых вручит благородный шериф тому, кто укажет местонахождение Роберта Фитцутса, объявленного вне закона и именующего себя Робин Гудом! Тысячу золотых вручит благородный шериф, не спрашивая имени и звания, тому, кто доставит вышеназванного живым или мертвым в здание ратуши города Ноттингема». Бедняги совсем охрипли, но объявляй не объявляй, предателей не находилось. Столько добра видели люди от Робина! Казалось бы, совсем уже отчаяние засосало человека в свою трясину. Очаг топить нечем, дети голодают, жена больна, при смерти. А тут как раз и явится помощь — деньгами, дровами, одеждой, едой. И так бывало не раз. И так бывало не с одним.

Весело жили лесные стрелки Робин Гуда, легко, без тоски и уныния. А что тосковать? И что унывать? Все, что обременяет человека в этой жизни и отягощает заботой, было уже утрачено — собственность, земля, парки и пашни, дома, а у кого и серфы — крепостные. Зато не были потеряны совесть и честь, сила, удаль, и молодость их пока оставалась с ними, и надежда жила в сердце. И лес был к ним добр, кормил, поил и укрывал их старательно, преданно и надежно.

И плевать им было на то, что враги их: шериф Ноттингемский, аббат, сэр Гай и прочие называли их «волчьими головами»!

— Почему это так, Вилли? — приставал Мач к Вилли Скарлету.

Мач еще очень мало прожил на свете, ему еще многое предстояло постичь.

— Ну вот, все тебе надо знать, почему да почему, — нехотя отзывался Вилли. В этот момент он ошкуривал острым ножом свежесрезанную дубинку. — А потому, мой мальчик, что за нашу голову, так же как за голову убитого волка, по закону никто не несет наказания. Понял?

— Этого не может быть, Вилли! — не хотел соглашаться с таким законом юный Мач, сын мельника. — Ведь мы же люди!

— А если люди, должны уметь постоять за себя. Ну–ка, бери дубинку. Защищайся!

Мальчик с величайшей готовностью вскочил на ноги.

И Вилли стал ему показывать, как взяться за дубинку, как ее перехватывать из руки в руку, как отражать удары.

У них у всех каждый день происходили подобные турниры. Робин учил своих друзей владеть мечом, стрелять из лука, орудовать дубинкой.

Рано–рано, только встанут с душистого сена, накрытого оленьими шкурами, только умоются ледяной водой из родника, который пробивался в восточном склоне котловины, и едва успеют подкрепиться, чаще всего остатками вчерашнего ужина, как Робин уже затевает учения. Сначала дело шло с трудом.

— Кеннет! — сердился Робин. — Кеннет, ну что ты обнимаешься со своим луком, точно это хорошенькая горничная в шерифовом замке?! Натягивай тетиву. Стреляй!

Но стрела улетала куда–то вбок от цели, сшибая по пути кленовые листья и иголки с кривого можжевельника.

— Клянусь, Вилли, вообрази, что этот красный лист — нос самого шерифа! Раз! Два! Три! Стреляй! — командовал Робин.

Вилли стрелял снова и снова, а стрелы летели мимо цели. Но прошло какое–то время в ежедневных упражнениях, и все научились и наловчились и бороться, и стрелять из лука.

— Ну, братцы, — хвалил их довольный своими учениками Робин, — теперь вы можете победить любого рыцаря на любом турнире.

— Вот бы тебя еще победить! — проворчал Вилли Скарлет.

Но с Робином никому не удавалось сравниться. Он выбивал меч из рук у всякого, с кем сходился в поединке, он попадал из лука в былиночку, колеблемую ветром, на расстоянии чуть ли не полумили, он отбивал любой удар дубинки легко, точно играл в детскую игру.

Было веселое весеннее утро. Казалось, на каждой ветке в лесу тенькали синицы и заливались зяблики, и дятел без конца повторял свою песню, точно сыпал сухой горох на дно котелка. А солнце в вышине смеялось, и в воздухе пахло сладкими весенними травами. В это утро Робин сказал:

— Вот что, ребята. Уже дней четырнадцать — или больше! — мы с вами живем тут в покое, как кошки в доме старой девы.

— Ты уж скажешь! — отозвался Вилли Скарлет.

— А ты что, хочешь возразить? — с ехидцей спросил Робин. — Где гости, которых можно было попотчевать оленинкой, а потом пощекотать под мышками и слегка пощупать кошель? Где? Никого с позапрошлого понедельника, когда, помните, тот жирный бенедиктинец, везший монастырскую десятину отцу настоятелю, слегка поделился с нами этими денежками.

— Ага! — подхватил Мач. — Только сначала со страху сбегал за кустик!

И мальчик залился веселым смехом, вспоминая, как дрожал за свою шкуру жирный бенедиктинский монах.

— Так в чем же дело, Робин? — отозвался Вилли Скарлет. — Берем луки и пошли, поищем гуся пожирнее.

— Можно, и я с вами? — тут же прицепился Мач.

— Нет, друзья мои! На этот раз я иду один навстречу какому–нибудь приключению. А какому — я и сам не знаю. Увидим. Но вы никуда не расходитесь, не разбегайтесь. И если я трижды протрублю в серебряный рог, значит, мне нужна ваша помощь. Давайте тогда быстрее ветра — все ко мне!

И, закинув лук через плечо, Робин скрылся за кустами терновника.

Он весело шагал — сначала потайными тропами, потом едва различимыми дорожками. Время от времени он срывал с куста молодой листочек, разминал его и нюхал, глубоко вдыхая призывный весенний запах. При этом он мурлыкал себе под нос какую–то ерундовскую песенку, сочиняя ее на ходу:

На свете всех лучше зеленый цвет,
Цвет леса и цвет надежды.
А в черных сутанах, плащах и кафтанах —
Они все ослы и невежды.
Коль встретится кто на моем пути,
Не знаю, уж будет ли рад.
Как дуну в рожок — держись, мой дружок,
Будь ты хоть шериф, хоть аббат!

Он бродил довольно долго, то по лощинам и оврагам, то выходя на узкие боковые дорожки, а то и на Большую Королевскую дорогу.

На тропинке, протоптанной между деревнями Верхний и Нижний Виттингтон, ему встретилась девушка. Она шла быстро, опасливо оглядываясь. Робин улыбнулся ей. Девушка в испуге остановилась, но, увидев добрую улыбку, так и порхнувшую ей навстречу, тоже заулыбалась. Выяснилось, что она спешила в Верхний Виттингтон к своей крестной, несла ей овсяные лепешки, а та обещала подарить крестнице пару своих юбок. Что ж, в пору такой бедности и убожества юбка — вещь серьезная.

По Большой дороге ехал монах на осле. Кажется, к его седлу был приторочен какой–то мешок. В другое время, может, Робин и пошевелил бы его содержимое. Но сегодня связываться с монахом показалось ему делом скучным. Нарядная леди проскакала верхом в сопровождении двух слуг. Робин учтиво обнажил голову и поклонился. Леди в ответ взмахнула изящной ручкой, мелькнула — и нет ее. Толстый горожанин прошагал в сторону Ноттингема. Через некоторое время в том же направлении проехал на лошади юный паж в пурпурном одеянии.

Ну, что за день такой! Ничего интересного! Видно, неблагосклонны к нему в этот день лесные духи. Уж не вернуться ли, в самом деле?

Робин двинулся в сторону от дороги, дошел до ручья. Ручей был холодный, видно, по дну били ключи, неожиданно глубокий и настолько широкий, что в один мах не перепрыгнешь.

Правда, какая–то добрая душа перекинула через него бревно, которое служило мостиком. Робин двинулся к бревну и уже было занес ногу, как с другой стороны ручья к этому же бревну подошел незнакомый ему верзила и одной ногой уже ступил на него.

— Эй, ты, ну–ка — шаг назад, идет кое–кто поважнее тебя! — крикнул Робин.

— Да? Это что, объявлено с Ноттингемской башни? Сам посторонись, я для себя — самый важный, а до тебя мне никакого дела нет.

— Сейчас увидим, не боишься ли ты щекотки, пощекочем тебя между ребрами каленой стрелой старого Гуго из Трента! Лучше стой, где стоишь, а не то, кля–нусь ясным ликом святой Эльфриды, пойдешь кормить форелей на дно ручья.

— Как бы не так! — оборвал его незнакомец. — Сейчас моя дубинка прогуляется по твоей шкуре, так что она сделается разноцветной, как рубище оборванца, покрытое заплатами.

— Ты что ревешь, как осел? — прервал его Робин. — Сейчас спущу стрелу с тетивы, и отправишься на небеса быстрее, чем голодный монах успеет прочесть молитву над жареным гусем на разговленье в Михайлов день!

— Что возьмешь с труса?! — пожал плечами верзила. — Ты что, не видишь, что у меня в руках только легкая дубинка! Давай стреляй, и посмотрим, что ты сам о себе будешь думать недельку спустя.

— Клянусь святым Дунстаном, никогда в жизни еще никто не называл меня трусом! Смотри, я положил на землю мой верный лук и отстегнул колчан со стрелами. Погоди, я схожу вырежу себе дубинку под стать твоей, и поглядим, кто чего стоит.