Иван Сытин - Жизни для книги

• Название: Жизни для книги
• Автор: Иван Сытин
• Издательство: Госполитиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

В книге содержатся воспоминания крупнейшего русского книгоиздателя и просветителя И. Д. Сытина, а также воспоминании современников о нем.

---

На этом наша дружба спаялась еще крепче. В торжественные праздники мы ходили с хозяином в Кремль, в Успенский и другие соборы к заутрене.

В доме Шарапова жизнь текла патриархально, по старозаветному московскому укладу.

Покорность, послушание и полное смирение были обязательны для всех.

Так же патриархально, по ветхозаветному укладу велась и торговля. Шарапов торговал мехами, книгами, а у себя на дому и древними иконами, которые у него же и обновлялись искусными и знаменитыми иконописными мастерами, большими знатоками древности. Московские любители старины часто наведывались к Шарапову и покупали у него редкие иконы и древние книги.

Книжная торговля была у Шарапова лишь случайным делом, полученным по наследству от брата. Поэтому в книжное дело он мало вникал и полагался больше на приказчиков.

Большую роль в книжной и картинной торговле играли в то время офени[4]. Это была чрезвычайно своеобразная и, кажется, нигде, кроме России, небывалая торговля.

Вот как она велась в то время, когда я был мальчиком в лавке Шарапова.

В Москву с сентября месяца до Покрова дня (1 октября) съезжались обозами офени Владимирской губернии за книжным товаром. У Шарапова и других книготорговцев они брали картины и книги для развозной торговли по базарам и деревням вместе с иконами, которые заготовлялись для всей России в Холуе[5] и Мстере[6].

Я хорошо помню, как вели торг офени.

В лавку Шарапова приходили толпой мужики и начинали разговоры со старшим приказчиком.

— Здравствуйте, Василий Никитич! Ну как с товаром? По старой ли цене или по новой? Давайте нам книжек и картинок, а мы вам привезли сушеных грибов и холста домотканого.

Торговля в те времена велась и на деньги и меновая. В обмен на картины и книги офени предлагали произведения деревенского труда: несколько тысяч аршин холста (по гривеннику аршин) и сушеных грибов по 30 копеек фунт.

Торг с офенями был очень длителен. Несколько часов шли предварительные разговоры: почем книги, почем картины, в какой цене пойдут грибы и холст, сколько денег потребуется наличными и сколько будет отпущено в кредит.

Когда условия можно было считать окончательно выработанными, приступали к отбору товаров. Это продолжалось иногда не день, а два и даже три дня.

Мужики садились на лавки в ряд у прилавка, и приказчик опрашивал:

— Сколько тебе? Чего тебе?

Перед покупателями раскладывались картины и книги, и начинались веселые шутки и восклицания:

— Святых поменьше, Бовы, Еруслана и Ивана-царевича побольше, песенников помоднее!

— Что ты все нам из году в год одно и то же продаешь! Давно бы тебе пора помоднее товару печатовать. Лет 20 одно и то же таскаем, деревня давно все перечитала. Надоело все одно и то же… И когда, право, ты нам приготовишь товару посмешнее да полишее.

К вечеру первого дня отбора товара покупателей вели к хозяину на квартиру и угощали ужином и водочкой.

— А что бы, Ванюша, нам попариться? Уж больно хороши у вас в Москве бани.

Я был вожатаем офеней, и на моей обязанности было и угощать их и водить в баню.

На другой день после бани производился расчет.

Мерялся холст, взвешивались грибы, уплачивалась (после больших споров) часть денег, записывались в книгу долги, и офени ехали, наконец, торговать.

Надо сказать, что торговля эта в общем была совершенно нищенская. В год Шарапов торговал на 20 тысяч рублей, а на Нижегородской ярмарке только на 4–5 тысяч в течение полутора месяцев (в покровскую и крещенскую ярмарки только до 3 тысяч рублей).

Чтобы понять ничтожность этой цифры, достаточно сказать, что товар надо было возить (все для тех же офеней) на лошадях из Москвы в Харьков (железных дорог еще не было) и ехать шагом почти 700 верст среди снежных заносов и зимних бурь. Но я был молод и силен (мне было 17 лет), и поездки в Малороссию на больших троечных санях доставляли мне много радости и расширяли круг моих наблюдений.

В Малороссии, в деревнях, нас зазывали наперебой, и во всех постоялых дворах мы были желанные гости. Нас было много. Ярмарочные обозы тянулись целыми караванами, и мне было в диковинку и малороссийское гостеприимство и малороссийское угощение, когда нам выставляли целые миски жидкого меду с белыми караваями.

Связь моя с офенями, начавшаяся когда я был еще мальчиком, с годами росла и ширилась. Знакомцев и друзей между ними у меня были тысячи.

На Нижегородской ярмарке мне приходилось даже «выдумывать» этих купцов.

Вот как это делалось.

Воскресенье. Вот идет мужик типа некрасовского Власа, в сермяге, крестится на выставленные духовные картины и ужасается вслух на чертей.

— Что, старец, ужас, знать, берет? — говорю ему.

— Да, детко, боязно умирать, если таким вот в лапы попадешь.

— А ты что делаешь? — спрашиваю.

— Я водолив на барже. Дела здесь мало, сидим всю ярмарку на одном месте, отливаем воду из баржи.

— Хочешь, я выучу тебя торговать божественными картинами?

— Ну поучи, милый! Да только как ты выучишь: я неграмотный, до старости дожил — и к торговле не привычен.

— Пойдем в лавку, я подберу тебе картин на полтину серебра, будешь купец: продашь своим водоливам и барыш получишь.

Так мы сговорились начать торговлю с дядей Яковом. Прошла неделя. В следующее воскресенье он весело влетает в лавку, жмет руку.

— Спасибо, молодец, утешил ты меня, старика: ведь я как бы и богу послужил и себе прибыль сделал. Ребятенки мои все раскупили. Давай теперь на весь рубль.

Так дядя Яков за ярмарку приходил раз пять, все увеличивая покупку, и дошел до 5 рублей. Картины продавал все своим же водоливам на большом караване барок. В конце ярмарки дядя Яков пришел уже с товарищем — Леонтием, николаевским солдатом, человеком грамотным. Друзья решили купить товару на зиму, чтобы торговать в деревне. Яков отобрал на 15 рублей, Леонтий — на 8. Подбор надо было сделать умело. Пришлось изменить и самый характер товара. Все было сделано по дружбе.

А через пять лет дядя Яков и Леонтий обучили торговле картинами и книгами более 100 человек. Торговали по всему Орловскому уезду, Вятской губернии. Торговля шла вразнос и вразвоз. Скоро они стали хорошими покупателями на ярмарке. Кроме того, они убедили торговать картинами и книгами и других торговцев в Вятке, Слободском, Котельниче, Яранске и Кукарке. Дядя Яков пользовался у своих учеников особым почетом и уважением. В ярмарку приезжали уж целой компанией. По обычаю им прежде всего предлагалось угощение. Купцы рассаживались за огромным столом, начинался пир. В разгар веселой беседы дядя Яков кричал:

— Иван Дмитриевич, понимаешь ли ты, кто теперь дядюшка Яков? Угадай! Ребятенки, — обращался он к остальным, — кто у вас дядя Яков?

И весь хор в несколько десятков голосов кричал:

— Дядюшка Яков — барин.

— Иван Дмитриевич, вот кто твой дядюшка Яков: барин.

Вообще надо сказать, что торговали офени прекрасно.

Из всей массы офеней (а их были десятки тысяч) некоторые путем больших трудов и лишений превращались впоследствии в настоящих торговцев.

Встречаясь через много лет на Нижегородской ярмарке со своими старыми друзьями, мы часто вспоминали нашу молодость и совместную прежнюю работу.

— Когда же ты, Ванюша, — говорили мне, — займешься настоящим делом? И как только тебе не надоест с таким дерьмом возиться? Всю жизнь человек чужим умом торгует, из всякой головы черпает и продает.

Я, как умел, отмалчивался.

— Кто к чему приставлен, братцы… Вот вы говорите — дерьмо, а сами ко мне в лавку за дерьмом присылаете… Значит, интересно.

Как особенно яркую фигуру мне хочется помянуть здесь одного из моих друзей, Ф. Я. Рощина, который тоже начал с офенства.

В маленькую лавочку на ярмарке в селе Холуе Владимирской губернии пришел как-то ко мне деревенский оборвыш.

— Что тебе?

— Да товарцу бы.

— Кто ты?

— Я сирота, подпасок. Три года пас скотину. Вот скопил 5 рублей. Ребята наши торгуют книжками и картинами. Вот и я хочу попробовать… Поучи, сделай милость. Дай товарцу на 4 рубля, а рублик оставлю на харчи. Да поверь рублика на 3, с легкой руки, Христа ради. Уплачу, будь покоен.

— Грамоте знаешь?

— Нет, неграмотный.

Он стал вынимать деньги (они висели у него на кресте), распахнул сермягу — весь голый: вместо рубашки клочья висят.

Вот какой кредитоспособный купец!

А кем стал этот голый, безграмотный подпасок?

Купцом города Яранска Вятской губернии, попечителем школ, почетным гражданином Яранска!

Под конец жизни он пошел по иному пути.

В страшной глуши, в стороне от путей сообщения и вдали от города, в лесу, он построил женский монастырь. Зажег свою лампаду и умер…

Вспоминая тысячи лиц, промелькнувших передо мной, я чувствую к тебе глубокую благодарность, мой дорогой брат офеня.