Александр Тавровский - Исповедь пофигиста

• Название: Исповедь пофигиста
• Автор: Александр Тавровский
• Издательство: Пионер, Астрель, ACT
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-006285-0

Игорь Лукацкий — он же Лука, он же Рыжий — личность катастрофическая. В недавнем прошлом — личный шофер племянника Папы одной из мощных киевских группировок, а нынче житель известного во всей Европе немецкого курортного городка Бад Пюрмонт. Бывший сирота, перевозчик наркотиков, временный муж «гэбистки», поджигатель собственной дачи и организатор покушения на жизнь родного отца — он все делает шутя. Слушать его интересно, жить с ним — невыносимо. Познакомьтесь с ним, и вы весело проведете несколько часов, но не больше. Потому что он — бомба замедленного действия, кнопка на стуле, конец света в «отдельно взятой стране»…

Как быть, если Родина там, куда тебя уже не тянет? Подумаешь! Сделал «райзе-аусвайс», доставил себе маленькое удовольствие — стал гражданином мира. Лукацкий — гражданин мира! Не смешно. Но теперь меня на Украину не пустят: я для них изменник Родины, хуже москаля. Как же я теперь со своими бандитами видеться буду? Ну накрутил, Рыжий, не распутаешь! Так! Спокойно, еще спокойнее. Успокоился… упокоился. Хэлло, Рыжий!

---

Короче, Раф с Моникой кое-как затолкали меня в машину прямо в костюме. Здрасьте! Что мне его снимать перед посадкой? Переднюю сидушку разложили и положили, блин, меня как-то раком, жопой к лобовому стеклу. Я обнял подголовник, смотрю в окно и Рафа спрашиваю:

— Ты, хрен, дорогу видишь?

— Ни фига. Прорвемся!

— Ты смотри, блин, а то завезешь меня к Ар-р-рафату! А мы с ним еще не до конца разобрались, хотя… если мы им территории, а они нам весь мир… Ох, тогда мы не спор-р-рим!!!

Видно, Раф меня услышал: только дернулся и — раз! — в бордюр. Главное, далеко не уехать. Если ни хрена не видишь. Он начал разворачиваться и снова — в столб.

— Ша! — говорю. — Надо аккуратненько. Мы не в космосе.

На светофоре мне показалось, мы приехали. Я перекрестился, открыл дверь и вышел, прямо на перекрестке. Раф кричит:

— Стой! Куда?

А я пошел себе через перекресток. Крещеный же уже! Все машины так и обмерли, сигналят, приветствуют. Все видят немецкие номера: немцы гуляют. Тут и Раф вышел из машины: до него, наконец, дошло, что мы приехали, а до остальных еще нет.

За час мы добрались до Войцика, а до него минут двадцать, если без эткуфки. Войцик — поляк немецкий, а по-русски матерится, как только из спецраспределителя, меня увидел, обрадовался:

— Куда ты привез это шайсе?

А Раф мужик прямой:

— К тебе!

— Вези его отсюда… к Жанне или Беате!

— Войцик, — ору, — я тебя люблю! Как Жанну, как Беату. Даже больше! Не веришь? Стой! Я тебе прямо счас докажу…

В Польше я стал рэкетиром. Настоящим бандитом из сказки. Это очень забавно, когда тебя боятся. У тебя рост — я уже говорил, вес — сами знаете, с костями; ты весь рыжий, как петух, а тебя боятся. Такая роль!

У Войцика жена работала в приватном магазине, и директор задолжал ей за двенадцать месяцев зарплату. Всему магазину должен, как президент Украины, а сам одну машину за другой берет и в кредит, и так. А чуть что — орет дурным голосом:

— Денег нет! Завтра закрываю магазин!

Понятно же, что самому Войцику наезжать неудобно. Так что же? Жена моего друга — моя жена. Ну, не совсем жена, но тоже очень близкий и дорогой человек.

— Все, — говорю, — Войцик, этот Петр меня достал. Будем брать. Как шутят фрицы, я хочу его иметь.

С Леоном, с Рафом, на машине с немецкими номерами наехали на этот дрековый магазин. Аккуратненько зашли и закрыли дверь. Петра-директора там не было, специально. На фиг он там был нужен? Пришлось бы вязать, мочить. Я что, убийца? Мне моченые жмурики ни к чему.

Зашли в магазин, и я с порога говорю, что это нападение, все должны отойти от прилавков и нам не мешать. Я это все сказал очень четко, по-русски, чтоб все сразу все поняли. А они не поняли и стали задавать глупые вопросы: от какой мы организации и что нас интересует — товар или деньги. Ну как ни разу не грабленые!

Леон их отодвинул к стенке и попросил помолчать. Мы немножко побили посуду, вылили на пол пиво, рассыпали конфетки прямо на сахар и велели передать хозяину Петру, что пора платить людям зарплату. А то с понедельника пойдут десять процентов в день. Народ так загорелся моей идеей, что хотели звонить Петру прямо при нас. А один чувак предложил включить нас в ведомость на зарплату.

— Лично мне, — говорю, — зарплату платит немецкое правительство, пожизненно. А в Польше я работаю бесплатно.

Петр объявил себя банкротом, но зарплату всю выдал в срок. А через два дня в газете «Люблинские новости» огромная статья о нас, о нападении русской мафии на польский магазин. Искали Леона и маленького рыженького русского мафиозо. Меня они не искали. Что я, похож на мафиозо? Раф сидел в машине, и свидетелей не было, только потерпевшие. На двери мы повесили табличку: переучет. Откуда же свидетели?

Я работал четко. Без отпечатков пальцев. Все, за что я брался, разлеталось вдребезги. Как всегда. Все, что я съел во время ограбления, давно переварилось до молекул, а с сахара отпечатков не соберешь.

Леон меня не знает, но он знает другое: есть в Польше один человечек, который, в случае чего, Леона грохнет. Я этого человечка тоже не знаю, но точно знаю, куда я должен положить наводку и чек.

Ну, кто я после этого? Я тоже так думаю.

Глава двадцать седьмая

Возвращаться — плохая примета, даже из Польши, даже в Германию. Обязательно нарвешься на полицейский контроль, а я все еще без прав. Вообще-то, немцы бесправных не бьют, даже поговаривают о двойном гражданстве, чтоб хоть какие-то права были. Но другие поговаривают, что иностранец, как его сосисками ни корми, все равно настоящим немцем не станет. С этим можно поспорить. Но я не спорю, мне двойное гражданство — как алкашу тройной одеколон. Тем более что боши и тут дошли до маразма: на трассе — ни одного промилле в крови. Понимаете, ни капли, ни градуса! Будь ты хоть негр преклонных годов, хоть молодой еврей — но будь абсолютно трезвый. А если у тебя второе гражданство — украинское или российское? Должны быть какие-то исключения. А их нет…

А во мне все бродит, во мне такие градусы сидят! У меня алкоголь в крови до рождения. Не, не от бати. У него это — благоприобретенное, а у меня — душа горит. Без всякого тройного одеколона. Так на хрен мне двойное гражданство и немецкие права за три тыщи марок? С такой душой! Все равно ни один контроль не пропустит. Ну, так я их и не делаю.

Недавно был вайн-фест в Пюрмонте — винный праздник. Все пьют, даже алкаши на Брунерке. Их на весь Пюрмонт, если настоящих, патентованных, штук семь-восемь. Очень приличные алкаши, особенно один с овчаркой: оба вечно лохматые и заспанные. Они получают в социаламте специальные пропойные деньги и тихонечко тянут свое пивко в сторонке до полудня, после полудня идут по домам отдыхать. Какой там шум? Лишат, на хрен, социального пособия, и будешь пить на свои, как простой русский алкаш. Для этого нужно работать, а работать они категорически не хотят — гордые очень, такая порода.

Так эти алкаши с Брунерки в винный праздник — первые люди, гордость нации. Вся нация гордится, что их у нее так мало, и в свой винный праздник они могут честно заглядывать народу в глаза: в этот день народ с ними и Бог с ними.

Мы со Славиком, есть такой чувак в Пюрмонте, выпили по маленькой за немецкий народ. Я всего бокал пива, а он бутылку водки и пивом запил. И пьяного в сиську я повез его кататься в Боденверден, на родину Мюнгхаузена. Чего нас туда понесло, на ночь глядя? К Мюнгхаузену. Без термина.

Короче, Славик за рулем, я тоже за руль держусь, чтоб он у него из рук не выпал, и еще переключаю передачи, как в самолете.

Только пошли в гору — полиция. И как тут быть? С одной стороны, вайн-фест, праздник всего немецкого народа, а с другой — ни капли в крови. Вы пробовали пить так, чтоб ни капли? А у меня и так кровь бродит, всего бокал пива, и — полный кайф!

Я только дверь открыл, чтоб их поздравить, и выпал на дорогу. Мама мия! Меня сразу на руки — родные ж люди! — и трубку в рот: дыши! Я дыхнул честно, всей грудью — ноль двадцать девять промилле, норма. Я влез в норму! Но на ногах не стою и ничего не вижу.

Славик открыл дверь и тоже выпал. Ему тоже вставили, но он же не за рулем. Или за рулем? Он совсем легонько дыхнул — семь! А в бутылке водки всего один и семь промилле. Я точно видел, что больше бутылки он не пил. Да две бутылки за раз — мгновенная смерть! Выходит, в бокале пива столько градусов. Откуда я знаю, где он взял такой бокал? Один на всю Германию.

Ну, Славик тогда по-немецки лучше меня объяснялся, а я трезвее. Так я командую:

— Скажи иностранцу, мне плохо. Пусть отвезет нас домой, раз сам остановил.

Славик говорит полицаю:

— Вы понимаете по-немецки? О’кей! Тогда нам плохо, отвезите домой.

Полицай спрашивает:

— А где вы живете?

А Славик спрашивает его:

— А где мы живем?

Он задумался:

— Не знаю.

— Это плохо! Он не знает, где мы живем. Может, ты, Рыжий, знаешь?

— Конечно, знаю! В Германии. Пусть свяжется по рации с центром, там все скажут. Пароль — вайн-фест!

Полицаи таки довезли нас до самого дома, до калитки, и даже помогли позвонить. А кому там звонить, если мы все тут, за дверью? О-о-о-о!

А сейчас мы едем из Польши, и у меня по-прежнему нет прав, только копия, но она еще не заверена. Зато все трезвые. Значит, нет никаких смягчающих вину обстоятельств. Приходится тереть по ушам, что я был в парке на карусели и там права потерял. Видно, я хорошо потер: гляжу, начинают верить. Почему нет? В Польше, на карусели — очень правдоподобно. Пошли проверять по компьютеру, а это как раз то, что мне надо. После Венчика вся информация обо мне в компьютере заблокирована, только с разрешения криминальной полиции Ганновера — крипо. Полицаи начинают шушукаться: что-то у них не вяжется. И все повторяется:

— Где вы, — спрашивают, — живете?