Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

• Название: Провинциал, о котором заговорил Париж
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-03046-5

Не секрет, что в «Трех мушкетерах» А. Дюма исказил настоящую историю Франции. Александр Бушков перепроверил все факты и описал жизнь мушкетера, опираясь на реальные исторические события времен правления Людовика XIII.

Книга также выходила под названием «Д'Артаньян, Гвардеец Кардинала».

---

— Холост.

— Вероисповедание?

— Католическое.

Писец, склонив голову к левому плечу и высунув от усердия кончик языка, скрипел скверно очиненным пером, которое запиналось и брызгало ему на рукав, и без того покрытый засохшими пятнами чернил.

Воспользовавшись паузой, д'Артаньян наконец решился и спросил довольно-таки негодующе:

— Соблаговолите объяснить, сударь, на каком основании меня сюда засадили и в чем, собственно говоря, обвиняют!

— В злоумышленном нарушении одного из положений Нантского эдикта, — преспокойно ответил комиссар, не выказав никакого раздражения. — То есть в том, что вы с заранее обдуманным намерением вызвали на дуэль сразу двух дворян…

Д'Артаньян мгновенно воспрянул духом: как-никак речь зашла о вещах, которые любой дворянин, живший в то беспокойное время, знал назубок…

— Нет уж, сударь, позвольте! — решительно прервал д'Артаньян. — Не знаю, насколько вы сведущи в таких делах, но я-то, я, честное слово, могу вас поучить! Дуэль — это заранее подготовленный поединок, когда один вызывает другого, назначает время, место, оружие, уточняет насчет секундантов… В моем же случае имела место несомненная встреча. То есть непредвиденная, вовсе не готовившаяся заранее стычка. С тех пор, как стоит мир, не было такого, чтобы осуждали дворян, попавшихся на встрече!

Он ожидал взрыва ярости, но плешивый инквизитор с черепашьей шеей, вот диво, закивал ему с видом доброго учителя, довольного ответом прилежного ученика:

— Вот именно, шевалье, вот именно… Вы очень точно обрисовали разницу меж дуэлью и встречей… но как быть, если есть заслуживающие всякого доверия свидетели, которые единогласно показывают, что произошла как раз дуэль?

— Да где они, эти свидетели? Покажите!

— А вот этого я вовсе не обязан делать, — мягко сообщил комиссар. — Согласно законам королевства, достаточно и того, что их показания, соответствующим образом записанные, находятся вот здесь, — и он похлопал ладонью по груде зловещих бумаг перед собой. — Этого вполне хватит, чтобы вам предоставили пожизненный стол и квартиру в тихом доме под названием Бастилия… а то и, что вероятнее, отвезли опять-таки за казенный счет на одну из парижских площадей, Гревскую или Трагуарского креста…

— Да что вы такое говорите… — севшим голосом промолвил д'Артаньян, начиная терять уверенность в себе. Он настолько пал духом, что даже не возмутился при упоминании площади Трагуарского креста — что для столь родовитого дворянина было несомненной обидой, ибо там казнили приговоренных исключительно низкого звания.

— Всего лишь объясняю, что ждет нарушителя королевских эдиктов вроде вас… в конце. А в ближайшем будущем вам предстоит столкнуться с весьма неприятной процедурой под названием Supplice des brodequins…

— Это еще что такое?

— Испытание сапогом, — любезно разъяснил комиссар. — Ноги допрашиваемого вкладывают в деревянные колодки, а потом меж ними неторопливо забивают деревянные клинья, пока мясо не смешается с раздробленными костями… Если мы с вами не договоримся ладком, вы прямо отсюда отправитесь в подвал, где сведете знакомство накоротке с мастером этих унылых церемоний… И не козыряйте вашим дворянством, право. Эти сапожки надевали людям и познатнее вас, а на плахе оказывались и герцоги, и маршалы… Неужели вы об этом не знаете?

Д'Артаньян понурил голову, чувствуя, как в душу понемногу закрадывается отчаяние.

— Но это же несправедливо! — вырвалось у него помимо воли. — Почему, в таком случае, схватили меня одного?

— До остальных еще дойдет очередь, — пообещал комиссар. — Что вам толку о них думать? Вам следует побеспокоиться о себе, пока не оказались в подвале. Здесь не шутят, молодой человек. Вы попали в прескверную историю! Злонамеренно вызвали на дуэль мушкетеров нашего христианнейшего короля…

— Это была встреча!

— У нас другие сведения. Особенно когда свидетели показывают против вас…

— Это какой-то дурной сон! — воскликнул д'Артаньян.

— Ничего подобного, молодой человек. Это — правосудие… — Он вдруг изменил тон, теперь его голос звучал вкрадчиво и медоточиво: — Однако надобно вам знать, что правосудие видит свою высокую задачу отнюдь не в том, чтобы непременно обрушить топор на шею человека, а и в том еще, чтобы помочь ненароком сбившемуся с пути молодому, неискушенному провинциалу вроде вас…

— Что вы имеете в виду?

— Молодой человек, — сказал комиссар, прямо-таки источая доброжелательность и сочувствие. — я, знаете ли, вот уже четвертое царствование встречаю на своем неблагодарном посту. Служил и при Генрихе Третьем, и при Генрихе Четвертом, и при правлении королевыматери, а вот теперь имею честь служить Людовику Тринадцатому, да продлит Господь его дни… Всякое повидал — и заматерелых злодеев, и оступившихся юношей вроде вас… Честное слово, я хочу вам помочь. Но для этого нужно, чтобы и вы пошли мне навстречу…

— То есть?

Комиссар доверительно наклонился к нему:

— Поговорим, как разумные люди… Мы оба прекрасно понимаем, что за господ королевских мушкетеров найдется кому заступиться — у капитана их роты нешуточное влияние и немалые связи… А у вас? Есть у вас покровитель, к чьей помощи можно прибегнуть? Вот видите, вы молчите… Вам не на кого положиться… кроме меня. Я — ваш единственный друг.

— Что вы от меня хотите? — настороженно спросил д'Артаньян, усматривая за мнимым радушием очередную ловушку. Комиссар заговорил еще доверительнее:

— Если что и может вас спасти, так это ваша юность и неискушенность… а также — откровенность. Человеку с моим опытом совершенно ясно, что вам самому ни за что не пришло бы в голову вызывать на дуэль королевских мушкетеров. Вас подучили , это несомненно. Некто, опытный и коварный, воспользовался вашей горячностью и простодушием, чтобы с вашей помощью, вашими руками свести счеты с верными гвардейцами короля. Потому что наш некто близок к людям, которые в гордыне своей пытаются занять неподобающее им место возле короля… К людям, которые слишком много на себя берут и потому вызывают всеобщую неприязнь… Лукавые временщики…

— Уж не на министра-кардинала ли вы намекаете, сударь? — спросил д'Артаньян решительно.

На морщинистом лице комиссара мелькнуло нечто похожее на страх.

— Тс! — шепнул он, оглянувшись на дверь. — Не будьте так прямолинейны, юноша… Скажем так: вы правильно усмотрели тенденцию и направление моей мысли… Некоторую тенденцию и некоторое направление. Вот что, вы мне кажетесь вполне разумным человеком… К чему вилять? Если мы с вами договоримся и вы дадите полные, искренние показания об иных приближенных иных временщиков, участь ваша моментально облегчится…

Д'Артаньян, уже видевший, куда клонится дело, стал задумываться, не пришло ли время использовать в качестве единственного оружия ту самую мерзкую лохань. Он явственно ощущал, как его затягивает в исполинские шестерни какого-то равнодушного и оттого еще более ужасного механизма…

Дверь неожиданно распахнулась, ввалился озабоченный стражник, без алебарды, и, с ходу склонившись к уху принципала, что-то горячо зашептал.

— Черт побери, Майяр, не брызгайте слюнями мне в ухо! — раздраженно отстранился комиссар. — Говорите спокойнее… И где он?

— Да вон, уже… — и стражник ткнул большим пальцем через плечо.

В следующий миг порог камеры решительно переступил Луи де Кавуа, капитан мушкетеров кардинала. Опираясь на украшенную лентами трость с золотым набалдашником, он остановился в дверях, словно в раме картины, и, держа на отлете свиток пергамента, принялся разглядывать всех присутствующих с видом небрежным и высокомерным.

— Кто здесь будет комиссар Бертион? — осведомился он, глядя поверх голов с аристократическим прищуром.

Это было произнесено так, что комиссар невольно встал из-за корявого стола:

— Сударь…

— Вот здесь у меня королевский приказ, — сказал де Кавуа, одним движением развернув свиток. — Его величество повелевает немедленно освободить господина д'Артаньяна, кадета рейтаров Королевского Дома. Не угодно ли ознакомиться? — и он, встряхнув норовивший вновь скататься в трубку пергаментный лист, сунул его под самые глаза комиссара. — Поскольку этот юноша, как мне доподлинно известно, и есть господин д'Артаньян, извольте озаботиться, чтобы его немедленно освободили и вернули шпагу…

— Три шпаги, — громко поправил приободрившийся д'Артаньян. И с трудом подавил детское желание показать на всю длину язык своему мучителю, ощущая себя в совершеннейшей безопасности.

— Но…

— Вы имеете дерзость сомневаться? — в голосе де Кавуа за мнимым благодушием звенел металл. — Позвольте уточнить, в чем — в подлинности королевской подписи или моей личности?