Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

• Название: Провинциал, о котором заговорил Париж
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-03046-5

Не секрет, что в «Трех мушкетерах» А. Дюма исказил настоящую историю Франции. Александр Бушков перепроверил все факты и описал жизнь мушкетера, опираясь на реальные исторические события времен правления Людовика XIII.

Книга также выходила под названием «Д'Артаньян, Гвардеец Кардинала».

---

— Безусловно, — браво ответил д'Артаньян.

— Господин кардинал не прощает обмана в серьезных вещах — но, как всякий великий человек, снисходителен к тем, кто устроит безобидную шутку, касающуюся сущих мелочей. Слушайте внимательно, д'Артаньян…

Глава семнадцатая, заставляющая вновь вспомнить старую детскую загадку

Благодаря неукротимой энергии и решимости г-жи де Кавуа план кампании был подготовлен в кратчайшие сроки и незамедлительно начал претворяться в жизнь…

Едва войдя в дом капитана мушкетеров кардинала, первый медик его величества Бувар увидел там удрученных слуг, передвигавшихся на цыпочках со столь скорбными лицами, словно в доме уже лежал покойник. Вышедшая навстречу г-жа де Кавуа была непричесанной, и платье ее находилось в совершеннейшем беспорядке, не говоря уж о заплаканных глазах.

В комнате больного, у его изголовья, сидел д'Артаньян, сгорбившись, обхватив руками голову и вздыхал так удрученно, что мог, право же, разжалобить лютого зверя крокодила.

— Все бесполезно! — воскликнул он, притворяясь, что не замечает вошедшего медика, человека самой величественной осанки, но, по достоверным слухам, абсолютно безграмотного в своем почтенном ремесле. — Мой друг вот-вот умрет от разлития желчи в становом хребте!

— Милый юноша, — с важностью произнес Бувар, — должен вам сказать, что, с точки зрения практической медицины, упомянутый вами диагноз, уж не посетуйте, абсолютно нелеп и невежествен, ибо желчь никак не может разлиться в становом хребте…

Д'Артаньян и сам нисколечко не сомневался, что является совершеннейшим невеждой в практической медицине, исключая разве что помощь раненым дуэлянтам и перепившим вина гвардейцам. И потому он, нисколько не обидевшись, возопил горестно:

— Да какая разница, отчего умирает мой друг, если он вот-вот отойдет в мир иной!

Он хотел было еще и возрыдать, но побоялся, что не сумеет изобразить это столь же убедительно, как присутствующая здесь г-жа де Кавуа, а посему ограничился тем, что застонал еще горестнее и даже легонько ударился лбом о витой столбик балдахина, делая вид, что обезумел от отчаяния.

Капитан де Кавуа в этом представлении исполнял, пожалуй, самую легкую роль, не требовавшую ни потока слов, ни драматических жестов. Он попросту лежал в постели (где простыни были залиты кровью и прозрачной непонятной жидкостью), закатив глаза и старательно испуская время от времени жалобные стоны, а также притворяясь, что он уже не видит и не осознает ничего из происходящего вокруг.

Едва-едва приподняв голову, он остановил взор на д'Артаньяне и промолвил слабым голосом:

— Антуанетта, не плачьте обо мне… — вслед за тем, переведя взгляд на Бувара и супругу, добавил: — Ваше величество и ваше высокопреосвященство, как благородно с вашей стороны, что вы самолично навестили меня в этот скорбный час…

— Больной бредит, — деловито констатировал Бувар. — Медицине знакомы случаи столь полного отрешения от действительности.

— О сударь! — воскликнула г-жа де Кавуа, обливаясь слезами. — Осмотрите же его, умоляю вас, быть может, его еще можно спасти… Луи с самого утра рвало кровью, и он насквозь промок от пота…

С бесстрастием лекаря, повидавшего на своем веку немало неприглядного, Бувар наклонился к больному и, чуть ли не тыкаясь носом в простыни, осмотрел обильные кровяные пятна. После чего глубокомысленно заключил:

— Как ни странно для профана, вы совершенно правы, госпожа де Кавуа, — это легочная кровь, извергнутая вследствие рвоты, что недвусмысленно свидетельствует о плеврите…

Д'Артаньян, самолично посылавший слугу на бойню за склянкой коровьей крови, происходившей определенно не из легких, имел на сей счет свое особое мнение, но, конечно же, остерегся его высказывать в присутствии светила медицины и первого медика его христианнейшего величества. Наоборот, он горячо поддержал диагноз:

— Черт возьми, как вы угадали! Его рвало, словно фонтан бил…

— Юноша, не упоминайте о враге рода человеческого в столь трагические минуты, — попрекнул Бувар, по-прежнему елозя носом по мокрым простыням. — Однако! Как мерзко воняет сия прозрачная жидкость, происходящая, конечно же, от обильного потоотделения… Запах сей, или, говоря медицинскими терминами, мерзостное амбре, сразу выдает состояние больного…

Д'Артаньян мог бы уточнить, что запах свидетельствует лишь о том, что данная жидкость представляет собою разбавленное водой содержимое некоего горшка, взятого отнюдь не на кухне, а в том потаенном помещении, где даже король теряет толику достоинства. Но, как легко догадаться, такая откровенность была бы излишней.

Капитан де Кавуа, которому определенно наскучило лежать неподвижно, вновь пошел на импровизацию: он задергался всем телом и завопил:

— Вперед, мои молодцы! Заходите с левого фланга! Мушкеты на сошки, раздуй фитиль, приложись, целься!

С видом человека, чьи догадки подтвердились целиком и полностью, Бувар возвестил:

— Я вижу, состояние больного таково, что мы смело можем говорить в его присутствии, он все равно ничего не осознает вокруг… Не хочу вас удручать, госпожа де Кавуа, но качество крови и пота поистине отвратительно, и опасность поистине высока…

Мадам де Кавуа вновь ударилась в слезы — искусство, присущее всем без исключения женщинам, а д'Артаньян перед лицом столь печального диагноза счел нужным еще пару раз боднуть лбом столбик балдахина.

— Бедный юноша, он так переживает… — снисходительно молвил Бувар. — Он ваш родственник, госпожа де Кавуа?

— Любимый племянник, — всхлипывая, ответила та. — Луи обещал составить ему протежирование при дворе…

Со всей мягкостью, на какую был способен этот самовлюбленный педант, Бувар ответил:

— Как ни печально это говорить, госпожа де Кавуа, но вряд ли ваш муж сможет когда-либо осуществить свои намерения. Готовьтесь к худшему, говорю вам по секрету, готовьтесь к худшему. Жаль, ваш муж был так молод… Впрочем, вы еще так молоды и очаровательны, что, добавлю утешения ради: вряд ли вы долго пробудете вдовой…

Капитан де Кавуа, выслушавший эти благие пожелания без всякого удовольствия, взревел, пользуясь своей привилегией беспамятного больного, да что там — беспамятного умирающего:

— Вперед, мои молодцы! Развесьте на сучьях всех поганых докторишек! Кишки им выпустите, руки-ноги переломайте! Все врачи — неучи и дураки, особенно парижские, а главный болван — некто Бувар!

— Бедняга! — с подлинно христианским смирением вздохнул Бувар. — Он уже окончательно отрешился от действительности… Мои соболезнования, госпожа де Кавуа…

И он с тем же величественным видом, что особенно присущ невеждам, покинул комнату, полагая свой долг выполненным. Когда стало ясно, что он уже не вернется, капитан де Кавуа моментально выздоровел и попытался было вскочить с постели, но жена решительно удержала его:

— Нет уж, Луи, извольте лежать! Этот болван непременно разнесет новость по всему Парижу, и к вам вереницей потянутся визитеры — кто из подлинного сострадания, кто из любопытства, кто захочет втихомолку позлорадствовать над вашим беспомощным состоянием и порадоваться близкой кончине… Так что полежите-ка до вечера.

— Но что же дальше? — спросил капитан, с недовольным видом вновь вытягиваясь на перепачканных простынях.

— А о дальнейшем вам и заботы нет, — отрезала Мирей де Кавуа. — Каким фасоном я это дело доведу до конца, вам вовсе не обязательно знать. Болейте себе спокойно и помните: я, если бралась за что-нибудь, всегда доводила до конца и, что характерно, успешного… С вами останется д'Артаньян… только, д'Артаньян, стенайте как можно добросовестнее! И бога ради, не колотитесь лбом о кровать, столбик может подломиться… Не стоит перегибать палку, мы и так на пути к успеху!

Вслед за тем она отправилась к себе и облачилась в самое строгое траурное платье, какое только отыскалось в гардеробной. Женщина в таком наряде за пол-лье опознавалась как безутешная вдова.

Последовательно претворяя в жизнь план кампании, мадам де Кавуа вскоре появилась в только что отстроенном дворце кардинала, известном в ту пору как Пале-Кардиналь (Пале-Роялем это здание стало именоваться лишь после того, как кардинал на смертном одре завещал его королю). Повела она себя чрезвычайно хитро: ничего не говоря, попросту встала в угол кардинальской приемной с видом крайнего отчаяния, что красноречивее любых слов. Естественно, офицеры и приближенные кардинала, все наперечет прекрасно ее знавшие, к тому же уже прослышавшие от Бувара о визите к умирающему капитану, решили, что дело все же завершилось печальным финалом — и осыпали даму соболезнованиями. Госпожа де Кавуа опять-таки не отвечала ни словечком и ничего не подтверждала прямо, она лишь скорбно кивала и лила слезы.