Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

• Название: Провинциал, о котором заговорил Париж
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-03046-5

Не секрет, что в «Трех мушкетерах» А. Дюма исказил настоящую историю Франции. Александр Бушков перепроверил все факты и описал жизнь мушкетера, опираясь на реальные исторические события времен правления Людовика XIII.

Книга также выходила под названием «Д'Артаньян, Гвардеец Кардинала».

---

— Хочется верить, Планше, хочется верить… — сказал д'Артаньян, глубоко вздыхая. — Ну-ка, быстренько собирай вещи. Слава богу, у нас с тобой их не особенно много, так что повозка не понадобится.

— Совершенно верно, сударь, все уместится в хороший узел… Я его без труда унесу или лучше — увезу на муле… Мы что, переезжаем?

— Вот именно.

— Позволено ли мне, сударь, узнать, куда?

— Не особенно далеко, — сказал д'Артаньян. — На улицу Могильщиков.

— А зачем?

— Планше! — грозно нахмурился д'Артаньян. — Хороший слуга не задает хозяину таких вопросов!

— Простите, сударь… Мне просто было интересно.

— Порой, любезный Планше, жизнь требует от нас молча повиноваться чужим распоряжениям, — сказал д'Артаньян, смягчившись. — Так что собирайся незамедлительно, а я пойду оседлаю коня, чтобы дело шло быстрее…

Направляясь в конюшню, он увидел, что Луиза, стоя на том же месте, оживленно беседует с бравым швейцарцем, — а Страатман, уже немного освоившись, крутит усы, пожирает очаровательную хозяйку откровенными взглядами, вообще ведет себя непринужденно. Конечно, Луиза держалась чопорно, как и положено свежеиспеченной вдове, — но успевший ее неплохо узнать д'Артаньян сразу определил, что гвардейский усач уже занял место в ее сердце.

Они даже не заметили д'Артаньяна, хотя он прошел буквально в двух шагах. Простакушвейцарцу, столь неожиданно обретшему свой матримониальный идеал, это было простительно, но вот Луиза… Гасконец ощутил мимолетный, но крайне болезненный сердечный укол. Он вспомнил все, происходившее меж ним и Луизой, — и никак не мог понять, отчего она в мгновение ока стала к нему безразлична. Это было, по его мнению, обидным и несправедливым.

В ту пору он был слишком молод и не знал еще, с какой легкостью женщины отрекаются от былых привязанностей — молниеносно, бесповоротно и бездумно-жестоко…

Глава двадцать четвертая Письмо, которое попало не по адресу

Картину, представшую взору любого беззастенчивого зеваки, вздумавшему бы заглянуть в распахнутое окно одной из комнат на втором этаже дома номер одиннадцать на улице Могильщиков, иные наши читатели, уже составившее свое мнение о д'Артаньяне, могут посчитать откровенным вымыслом автора, — а господа Бернажу, Страатман и другие из той же компании, наоборот, счесть вполне реальной, но свидетельствующей в первую очередь о том, что их подозрения оказались абсолютно верными и бедняга гасконец окончательно повредился рассудком либо твердо решил бросить военную службу и вступить в какое-нибудь монашеское братство…

В солнечный майский день, около двух часов пополудни, кадет роты рейтаров Королевского Дома д'Артаньян сидел у окна и читал книгу.

Именно так и обстояло, каким бы удивительным это ни показалось кое-кому. Д'Артаньян прекрасным майским днем сидел у окна и читал книгу.

Однако поскольку мы находимся в лучшем положении, нежели любой прохожий, и можем заглянуть в суть вещей и явлений, следует немедленно внести несколько немаловажных уточнений.

Во-первых, гасконец был человеком слова и свято держал данные госпоже де Кавуа обещания. Во-вторых, книга эта представляла собой не ученый трактат или философические опыты господина де Монтеня — это был любимый д'Артаньяном «Декамерон», раскрытый сейчас на том месте, где гасконская дама силой своего остроумия превращала короля Кипра из бесхребетного в решительного.

В-третьих, что опять-таки немаловажно, улица Могильщиков не могла предоставить тех развлечений, к которым приохотился было д'Артаньян в прежние дни. Как и говорила госпожа де Кавуа, это был приличный и благонамеренный район — чересчур уж благонамеренный.

Населяли его почтенные парижские буржуа, те, кого через пару сотен лет немцы будут именовать филистерами [19]. Жизнь их напоминала движение отлаженной часовой стрелки, изо дня в день совершающей свой нехитрый и заранее заданный путь по циферблату. Настолько, что гасконец, проживший здесь неделю, уже мог заранее предсказать, когда появится на улице ювелирных дел мастер Лавернь с супругой и племянницей и в какую сторону они направятся; когда вернется домой из лавки оружейник Ремюз; когда пойдет в трактир на углу шляпник Дакен и когда он оттуда вернется — и не ошибался ни разу.

Помянутый трактир с отвратительным буржуазным названием «Приют паломника» опять-таки не мог служить тем местом, где д'Артаньян способен был найти развлечение. Побывав там однажды, он больше ни разу не переступал порог этого заведения. Заполняли его те самые почтенные и благонамеренные жители улицы Могильщиков, способные часами цедить стаканчик скверного руанского вина, ведя унылые, тягучие, бесконечные и скучнейшие разговоры о вещах прямо-таки омерзительных с точки зрения юного, энергичного гвардейца: крестины, свадьбы, мелкие домашние заботы, цеховые дела, торговые сделки, визиты в гости к родственникам, богомолье, варка варенья и леность слуг… Даже сплетни у них были столь же скучные и удручающе мелкие…

Трудно поверить, но за неделю д'Артаньян не наблюдал на улице Могильщиков ни единой дуэли, что навевало вовсе уж смертную тоску по более оживленным улицам Парижа, на коих он пока что не рисковал появляться, ожидая, пока забудутся иные его эскапады, невольно бросившие тень на великого кардинала и его окружение…

Поднимая время от времени глаза от книги и бросая взгляд за окно в тщетных надеждах узреть хоть какой-то повод для развлечения, д'Артаньян видел Планше, стоявшего у ворот со столь же унылым лицом, какое было у его хозяина. Бедный малый тоже отчаянно скучал на улице с печальным названием. В ответ на расспросы д'Артаньяна он охотно поведал, что здешние слуги из окрестных домов способны нагнать нешуточную печаль на молодого и веселого лакея блестящего гвардейца — как и их хозяева, способны просидеть вечер за одним-единственным стаканчиком руанской кислятины, а то и, о ужас, пикета [20], историй рассказывать не умеют и слушать не любят, проказам и ухаживанию за горничными безусловно чужды, проводят все время в бесконечном перемывании косточек своим хозяевам… Одним словом, господин и слуга пребывали в одинаково унылом расположении духа, нежданно-негаданно угодив в некое подобие ада…

Впрочем, в этом аду обнаружился свой ангел…

Даже премудрая госпожа де Кавуа с ее знанием жизни и житейской расчетливостью, как оказалось, попала впросак! Кастелянша из гардероба королевы, супруга г-на Бонасье, оказалась не набожной сухопарой старухой, а очаровательной молодой женщиной по имени Констанция, способной вскружить голову молодому дворянину отнюдь не в силу нехватки в этих местах других красоток. Она была прекрасна со всех точек зрения, и пылкое сердце д'Артаньяна, как легко догадаться, снова колотилось учащенно, а его фантазия представляла собой подобие лесного пожара. Госпожа де Кавуа, не подозревая о том, бросила щуку в реку. Особенно если учесть, что супруг молодой красавицы, г-н Бонасье, был скучнейшим пожилым субъектом, даже не галантерейщиком, а бывшим галантерейщиком, удалившимся на покой и жившим на проценты с удачно вложенного капитальца. Увидев впервые красотку Констанцию рядом с этой желчной образиной, д'Артаньян моментально вспомнил старую гасконскую сказку о красавице и чудовище, слышанную от кормилицы…

К его великому сожалению, каких бы то ни было шагов — на которые он все же готов был решиться, используя казуистически тот факт, что госпожа де Кавуа вовсе не запрещала ему ухаживать за кастеляншей, — предпринять никак не удавалось по не зависящим от него причинам. Очаровательная хозяйка дома за эту неделю появлялась всего дважды, а дома ночевала лишь единожды. Г-н Бонасье с нескрываемой гордостью сообщил как бы между делом д'Артаньяну, что его супруга всецело поглощена своими обязанностями в Лувре, и его, означенного г-на Бонасье, это, с одной стороны, несколько огорчает, ибо он неделями не видит законной супруги, с другой же стороны, несказанно радует, поскольку такое рвение на службе королеве обязательно будет должным образом оценено и повлечет за собой несомненные выгоды…

Д'Артаньян, в соответствии с уже привитыми ему Парижем циническими взглядами на жизнь вообще и на молодых женушек пожилых буржуа в особенности, начал крепко подозревать, что постоянные отлучки прекрасной Констанции вызваны, быть может, не рвением на королевской службе, а рвением иного рода, проявляемым на крахмальных голландских простынях в обществе какого-нибудь придворного хлыща. Его христианнейшее величество, как известно, являл собою поистине недосягаемый образец добродетели, но его окружение следовало сему образцу лишь на словах, и гасконец достаточно наслушался о царивших в Лувре нравах. К тому же его величество так и не вернулся еще из Компьена, где изволил вторую неделю валяться в постели, мучимый воображаемыми хворями, что, несомненно, еще более раскрепостило дворцовые забавы. С нешуточной ревностью — на которую он, собственно, не имел никаких прав, но это не делало ее менее пылкой — д'Артаньян напоминал себе, что благородные луврские повесы вряд ли обошли своим вниманием очаровательную мадам Констанцию (по его скупым наблюдениям, отнюдь не выглядевшую монашкой).