Дебра Дриза - Мила 2.0

• Название: Мила 2.0
• Автор: Дебра Дриза
• Издательство: Лемакс
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-905952-04-3

Ее зовут Мила, ей шестнадцать лет, и ОНА — КИБОРГ. ОНА — секретная разработка, эксклюзивное оружие, которым жаждут завладеть многие. Она живет жизнью обычной школьницы и не подозревает о том, что с ней что-то не так. Но большая охота уже началась, и времени на раздумья не остается. Выход один — бежать из городка, приютившего их с матерью так ненадолго. Бежать что есть сил, через всю страну, в тщетных поисках безопасного места. Ей готовы помочь немногие — те, кто под оболочкой из металла и пластика способен разглядеть живую душу. Возможности этой оболочки, кажется, не знают границ. Но у любого материала есть предел прочности — и то, с чем предстоит столкнуться беглянке, превзойдет ее самые страшные ожидания. Перед вами «Мила 2.0» — первый роман фантастической трилогии о приключениях девушки-киборга, непредсказуемая и захватывающая история о высоких технологиях и высоких чувствах!

---

Капли дождя шлепали в мои раскрытые ладони. Как обычно, мама оказалась права: шторм на Среднем Западе, увиденный собственными глазами, — это нечто особенное. Яркое световое шоу в небе, густой и влажный воздух, из-за которого джинсы прилипли к ногам, окутавший нас запах озона и сырой земли.

— Потрясающе, правда? — спросила мама.

Не веря своим глазам, я ошеломленно смотрела, как она стянула сапоги и бросила их через плечо. Они ударились о крыльцо с глухим стуком. Мама вытянула ноги вперед, под дождь, и пошевелила пальцами со вздохом, выражавшим чистое блаженство. Нда. Совершенно не в ее духе.

— Советую попробовать.

Мои башмаки моментально слетели с ног, пока она не успела сообразить, что шторм повредил ей мозг. В тусклом свете и тумане наши голые ноги стали призрачно-белыми, сияющими.

— Классное ощущение, правда?

Кроме того, что капли мокрые, я мало что ощущала, но мамино наслаждение оказалось заразным. Что было действительно классным, так это ее расположение ко мне.

— Определенно.

Ночное небо прорезала еще одна полоса света. На мгновение весь Клируотер оказался освещен, словно кто-то включил гигантский прожектор. И так же быстро вспышка погасла, и вернулась темнота, нарушаемая только светом из окна нашей кухни.

— Раз тысяча, два тысяча, три тысяча, четыре тысяча, пять… — над головой раздался низкий рокот, прервав мамин странный монотонный счет.

— А зачем ты считаешь?

— Просто… это то, что мы раньше делали вместе.

Я замерла, перестав болтать ногами. Мама редко говорила о прошлом, особенно о том, что мы раньше вместе делали. У меня возникло стойкое впечатление, что больше всего на свете она хочет забыть о прошлом. Начать жизнь здесь, в Клируотере, с чистого листа.

В моей голове закрутилось множество вопросов. Решив, что начинать стоит с малого, я остановилась на одном из самых безобидных.

— А мне нравились лаки для ногтей? В смысле, раньше? — спросила я, вспомнив разговор с Кейли в «Дейри Куин».

Когда мама поморщилась даже от такого простого, белого и пушистого вопроса, я поняла, что решение было правильным. Я задержала дыхание, наполовину готовая не услышать ответа.

— Да. Когда ты была маленькой. Но… тебе нравилось красить только ногти на ногах и только при условии, что мы с папой тоже накрасим себе ногти.

Она начала нерешительно, но чем дольше она говорила, тем больше рассказ набирал обороты:

— Вообще-то, один раз папа забыл смыть лак и пошел в таком виде в тренажерный зал… Ну, ты представляешь, как на него там смотрели. — Она протянула руку и сжала мое плечо, смеясь. — Можешь себе это представить? Твой отец, с его мужественным видом… щеголяет розовыми ногтями с блестками.

И, руководствуясь ее словами, я смогла это представить. Вот мой отец, крупный, темноволосый мужчина. Он стоит в раздевалке в шортах и качает головой, глядя на свои блестящие ногти. Я несколько мгновений наслаждалась этой картинкой, прежде чем продолжить. Я осмелела от маминого смеха, от ее руки на моем плече.

— А врачи что-то делали с моими ушами, после пожара?

Она убрала руку, и я тут же поняла, что сделала ошибку, зашла слишком далеко. Но я упорствовала:

— Я вспомнила кое-что. Человека в белом халате. И он что-то делал с моим ухом…

Бесполезно. Даже в полумраке мне было видно, как плотно сжались ее губы. Она обхватила себя руками за талию, повернула голову в сторону от меня, для полноты картины ей не хватало только заклеить рот изолентой и поднять табличку «НЕ СПРАШИВАЙ».

— Почему ты не хочешь мне отвечать? — прошептала я, и знакомое чувство отвергнутости навалилось мне на плечи. — Пожалуйста. Мне ведь тоже тяжело. — В моем голосе зазвучали противные умоляющие нотки, но я ничего не могла с собой поделать.

Она приподняла руку, будто собираясь погладить меня по щеке, как она это делала в Филадельфии каждый вечер перед сном, раньше, когда ее ногти были чистыми, а не коричневыми от въевшейся грязи и остро пахнущими лошадиной мазью, как сейчас. Я затаила дыхание, чувствуя, как с каждой секундой мы отдаляемся друг от друга. Как от страстного желания вернуть этот вечерний ритуал колотится мое сердце.

Тут мама сложила руки на колени и развернулась обратно к небу.

Я с силой сжала пальцы ног, подавляя подступивший к горлу крик. Может, дело в том, что из-за провалов в памяти я забыла какой-то свой ужасный поступок? Может, поэтому мама не в состоянии воскресить наши прежние отношения? Как так вышло, что я потеряла обоих родителей, когда в пожаре погиб только один?

Под волосами я украдкой прижала дрожащую руку к собственной щеке, словно ожидая, что прикоснусь к чему-то отвратительному. Но моя кожа оказалась совершенно нормальной на ощупь. Слегка скользкой из-за влажного воздуха, но теплой и мягкой. И ничего такого, что могло бы отпугнуть мать.

— Почему ты меня больше не любишь? — прошептала я, ни к кому, по сути, не обращаясь. Потому что знала — она не ответит.

Я встала. Шторм все еще свирепствовал над головой, но мой интерес к нему утекал как вода, которая капала с моей рубашки, собираясь в лужи на полу.

— Считать нужно, если хочешь узнать, как далеко на самом деле гроза. Примерно по три секунды на километр.

Мамин ровный голос остановил меня после первого же шага. Это что, у нее такой способ помириться? «Извини, Мила, обнять не могу, зато могу нагрузить случайными фактами о грозе».

Вот спасибо.

Я не обязана была это слушать.

Подгоняемая гневом, я быстро оказалась у двери. Я открыла ее, намереваясь найти убежище в своей комнате, где меня ждали Этвуд и одеяло с душком.

— Скорость света больше скорости звука, поэтому сначала мы видим молнию и только потом слышим гром.

Мои пальцы сжались на ручке двери. Я хотела от нее любви, а вместо этого получила пассаж о скорости звука. Серьезно?

— Кроме того, разряд молнии на самом деле идет не с неба на землю, как мы это видим. Он поднимается с земли вверх.

Это была, последняя капля. Грохот захлопнувшейся двери эхом отозвался в ночи. Я резко развернулась, со злостью уставившись на мамину стройную спину и гладкий, спокойно лежащий на ней хвост:

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

Хотелось закричать: «Мне плевать, как возникает молния и с какой скоростью доходит звук! Для меня есть вещи поважнее!» Потеря памяти и потеря ее любви, мучительная боль в сердце, которая никогда не проходит. А не какой-то дурацкий шторм посреди дурацкой Миннесоты.

А не…

По небу пробежала еще одна белая линия. На миг вспышка осветила осевшее крыльцо и мамину руку, сжимающую этот дурацкий зеленый камешек на цепочке, и все снова ушло в темноту. Но искра понимания осталась со мной.

— Ты хочешь сказать, что некоторые вещи не такие, какими кажутся? Но что, мам? Что не такое, каким кажется?

Скрип досок и рокот грома, но ответа не последовало.

Нет ответа. Ясно. И, видно, что бы я ни сказала, это ничего не изменит. И все же я поправила ее, испытывая мрачное удовлетворение:

— Ты, кстати, ошиблась. Не все видят молнию вверх ногами. Я вижу как есть.

Но не успела я направиться в дом, как мой торжественный уход со сцены что-то прервало.

Я прислушалась:

— Ты это слышала?

— Что?

— Шум. Из конюшни.

Сквозь стук дождя я снова это услышала: что-то лязгнуло.

— Вот опять.

Мама мгновенно оказалась на ногах. Она босиком подлетела к входной двери, распахнув ее так резко, что та врезалась в упор и отскочила назад. Мама метнулась внутрь и вскоре возвратилась с огромным фонариком наперевес. Он хранился у нас в кухонном ящике на случай чрезвычайных ситуаций. Вооруженная, она спрыгнула с крыльца и побежала в сторону конюшни.

— Мам?

Когда она не обернулась на мой оклик, я бросилась за ней, шлепая босыми ногами по тропинке; между пальцами хлюпала грязная вода. Завернув за угол нашего домика, я как раз успела увидеть, как мама подбежала к большой двери конюшни. В ответ на ее появление изнутри раздалось ржание и фырканье. Громче, чем обычно.

Кто-то оставил дверь открытой.

По шее пробежали мурашки. Я подошла к маме и встала за ней, а она тем временем распахнула дверь.

— Кто здесь? — позвала она, щелкнув фонариком.

Ее голос, как всегда спокойный и уравновешенный эхом отдался от стропил. Но в правой руке она держала наготове супердлинный, супертяжелый фонарик. На уровне плеча, как бейсбольную биту.

В ответ последовала тишина, если не считать прерывистый стук капель по крыше. И тут одна из лошадей пронзительно заржала, под беспокойными копытами зашуршала солома.

Мама сделала четыре осторожных шага внутрь, пригнувшись, словно какая-то дикая кошка. Вроде бы нечему удивляться, я знала, что мама способна сориентироваться в абсолютно любой ситуации. И все же превращение тихого ветеринара в крадущегося тигра немного пугало. Почему пара странных звуков вызвала у нее такую реакцию?