W Alexandr - Воспоминания глупого кота

• Название: Воспоминания глупого кота
• Автор: W Alexandr
• Издательство: Microsoft
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Когда мы с Ми́чу приходим на кухню, я уже знаю, что меня там ожидает. Так что я принимаюсь за работу. Но они еще не расшевелились и смеются так вяло и лениво. И все же я не то, чтобы демонстративно, но использую момент, чтобы потянуться. Я потягиваюсь, вытягивая передние лапы, скользя ими по блестящей плитке кухонного пола и дугой выгибая спину. Я стремлюсь добиться гибкости, которую потерял, проведя столько времени, лежа на кровати, свернувшись клубком. Я зеваю, как можно шире. Полагаю, что от этого зрелища, от моего представления, становится немного веселее, и раздается смех.

А еще я трусь спинкой о ноги Бегонии, матери Ми́чу, уделяющей мне больше внимания.

Но я так поступаю не только потому, что мать более внимательна ко мне, но еще и потому, что она сбривает волосы на ногах. Я много раз видел ее в ванной в самый разгар этих трудов, потому что она никогда не закрывает дверь. Кожа Бегонии-матери такая мягкая и эластичная, что мне доставляет наслаждение тереться о ее ноги. Я трусь и трусь, прохаживаясь туда-сюда, и она мне позволяет. Более того, она легонько гладит меня по спинке своей белой рукой, и чего скрывать, ведь я не открою никакого секрета, мне это очень и очень нравится!

И сразу же начинается целое шествие. Отец, малышка Бегония, Луис Игнасио и Хавьер все вместе поспешно уходят после телефонного звонка и ответа: “Сейчас спускаемся”. Я услышал комментарий по поводу того, кто звонил из подъезда и ожидает внизу. Это однокашница Хавьера по журналистике, или же студентка того, кто всем заправляет, точно не знаю… во всяком случае, какая-то подруга семьи. Уже не раз я слышал имеющее к ней отношение имя – Наталья. “Звонила Наталья?” – спросил отец. А бездельник Хавьер сказал: “ Вот черт, ведь еще нет пяти минут, еще меньше четырех…” Но эта самая Наталья уже внизу. Она слишком пунктуальна и ее громкий звонок по телефону является сигналом к немедленному выходу.

Когда встает кроха Уксия и, почти всегда заспанная, босиком ползет на кухню, мать подбадривает ее, чтобы она позавтракала, и даже намазывает ей тосты. Но не слишком-то удачно она это делает. Не знаю, почему, но Уксия терпеть не может кофе с молоком. Ей также не нравится масло. Но вот долгими, терпеливыми уговорами матери удается заставить ее съесть йогурт и один-два тоста с мармеладом, и больше ничего. Хотя в последнее время она больше склоняется к омлету с беконом.

Я так подозреваю, что Уксия не завтракает большей частью потому, что Бегония-мать, и я это видел, сам видел, дает ей деньги, чтобы она купила себе что-нибудь на перемене. И так все ясно, вот бы всем так… Я вот тоже предпочитаю консервам, купленным в супермаркете, рыбу, спрятанную в холодильник, да только мне-то ее не дают.

Ну да ладно, иной раз что-нибудь, да свалится: несколько хамсинок, один-два анчоуса, или немножко тушки хека, в общем что-нибудь перепадает… Понятно, что от случая к случаю, не как Уксии, которая каждое утро получает двадцать дуро на свои причуды и капризы.

Впрочем, я не хочу быть скотиной и неблагодарной свиньей, потому что Уксия очень хорошо ко мне относится и защищает меня от Луиса Игнасио, когда этот хулиган с воплями гоняется за мной, или самым жестким образом приказывает валяться на полу.

Уксия злится и берет меня на руки, чтобы защитить. Короче, малышка очень даже заслуживает эти свои двадцать дуро, чтобы купить на них что-нибудь на переменке.

Глава 4. Спокойные дни и дни аврала.

Иногда, когда все, кроме Бегонии-матери уходят, я возвращаюсь в кровать Ми́чу, чтобы снова немножко поваляться с закрытыми глазами. В это время я чувствую себя еще более довольным, и могу подумать. Пожалуй, даже больше, чем просто подумать – повспоминать. Бегония считает, что я сплю, но это вовсе не так. Иной раз она что-нибудь рассказывает, и даже поет о своих радостях и печалях, и я узнаю обо всем.

Кровать Ми́чу обычно остается не застеленной, в беспорядке разбросанной, и даже хранит капельку тепла его тела. Так что, когда мать открывает окна, чтобы проветрить комнату (а нужно заметить, что проветривание – это уж слишком), я, прежде всего, сворачиваюсь клубком среди подушек и одеял и славно провожу время, наблюдая за ее похождениями, слушая ее шаги и даже телефонные разговоры, конечно помимо тех, что она ведет сама с собой, как я только что говорил. Как правило, она каждое утро разговаривает со своей матерью, она же и бабушка. Так ее величают все, кроме Бегонии, которая зовет ее мамой, так что я совершенно не знаю ее имени. Так вот эта мама-бабушка приходит к нам, когда никому и никуда не нужно уходить спозаранку, и мы поднимаемся гораздо позже, короче говоря, по субботам и воскресеньям. Эти дни самые веселые, потому что никому не нужно спешить, и просто глупо и бесчеловечно поднимать ребят с кровати.

Отец же, наоборот, и в эти дни все также встает самым первым. После того, как примет душ и побреется, он готовит завтрак. Иногда, прежде чем кто-нибудь сунет на кухню нос, он уходит из дома и возвращается через час, или позднее, с сумками, полными еды.

Признаю свою слабость, в эти дни я сажусь к нему поближе, потому что от сумок исходит такой превосходный запах, нет, не запах, а восхитительный, упоительный аромат мороженой рыбы, пробуждающий мои фантазии и мечты.

Скверно то, что на следующий за вторым днем, проведенным без спешки, повторяется более привычная сцена: вечно суетливые, поспешные завтраки на бегу, опоздания Хавьера, резкие слова отца, громко выговаривающего ему, чтобы он поторапливался и не был лентяем, а самое худшее, когда все спокойно, – это появление Чон. Чон – это женщина, врывающаяся в дом, как сильный сквозняк, как ураган, и переворачивающая все вверх дном, как говорят, для того, чтобы навести порядок и чистоту. Закончились мир и спокойствие, тишина и покой. Чон не дает мне жизни, она толкает и задевает меня, стоит только зазеваться. Хотя я понимаю, что у нее нет злого умысла, и она не первый раз сталкивается со мной, отпихивая в сторону щеткой. Вдобавок ко всему, она, улыбаясь, грозит мне, но ее улыбка не внушает мне никакого доверия.

Она приходит не каждый день, а дважды, между неторопливыми днями и днями со спешкой. А, да что там говорить, когда она приходит, у меня совсем нет времени на воспоминания, потому что первое, что она делает, это снимает постельное белье детей, вынуждая меня на бегство. Я не доверяю ей ни на одну шерстинку, так что на всякий случай убираюсь от нее подальше, едва завижу ее в коридоре. Она улыбается и ничего не говорит. Но есть улыбки, вызывающие опасения, ох уж эти улыбки! Я вовсе не говорю, что улыбка Чон была именно такой, но все же лучше стоит быть более осторожным, чем излишне доверчивым.

Сейчас все ушли, я сказал – все, а Чон не пришла. Иногда так случается, и тогда дом остается в полной тишине, которую время от времени разрывает телефонный звонок, на который никто не отвечает. Я говорю плохо, поэтому с некоторых пор это делает аппарат, который находится в кабинете того, кто всем заправляет. Он всегда говорит одно и то же.

Я думаю, что это голос Луиса Игнасио, прикрепленный к маленькой ленточке, которая начинает крутиться, как только телефон прозвонит три раза. Голос говорит: “ Это – автоответчик семьи…” и разное бла-бла-бла, а когда слышится одно длинное пи-и-и, бьющее по ушам, тот, кто звонит оставляет свой голос, прикрепленным к той же самой ленте, говоря вещи, типа: “Бегония (почему-то почти всегда сообщение – для какой-то из Бегоний), я – такая-то такая-то, или такой-то такой-то, хочу тебе напомнить о заседании родительского комитета… Перезвони, чтобы договориться о подготовке к школьному празднику”. Катушка со словами закончилась, и я слышу щелчок и больше ничего. И снова – тишина. В любое время в этом доме все без исключения, поднимают трубку больше для того, чтобы позвонить, нежели отвечать.

Не знаю, хорошо ли будет сказать подобное, но по телефонным звонкам, как я недавно сказал, пальма первенства принадлежит Бегониям. На первом месте – молодая, у которой есть жених, правда не знаю, где, и несколько подружек, которые болтают часами, потом большая Бегония, у которой тоже есть несколько подруг, с которыми она разговаривает. Следом за ними идет Хавьер, который столько не разговаривает, но который звонит сам, и которому звонят довольно часто. Это забавно, потому что, у него смешная манера подходить к телефону. Первое, что он говорит, сняв трубку, это: “ В чем дело?” Так он говорит почти каждый раз.

Думаю, потом я должен поставить Уксию, отца, Луиса Игнасио и Ми́чу в таком порядке.

Не говоря уж обо мне, поскольку мне, естественно, никто не звонит. Я даже не знаю, спрашивает ли кто-нибудь обо мне. Сегодня, как я уже упомянул, я остался один. Какое-то время назад ушли Бегония-мать и Луис Игнасио. Они пошли не знаю зачем, но это имеет что-то общее с тем случаем, с его болезнью. Итак, я наедине с утренним лучом солнца, который проник через окно в комнату Хавьера и Ми́чу и заставляет меня щуриться, лениво прикрывая глаза. Снег сегодня не идет. Небо кажется чистым, и солнышко появилось над высокими зданиями, стоящими где-то там, за парком. Оно очень яркое, но еще не сильно пригревает. Как же мне нравится нежиться на солнышке! Так что я вполне могу себе позволить предаться меланхолии и воспоминаниям, начавшим шевелиться и оживать, поди пойми, почему, в таком странном механизме, как моя голова.