Маша Трауб - Плюс один стул

• Название: Плюс один стул
• Автор: Маша Трауб
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-76301-6

Эта история появилась благодаря случайному знакомству с тамадой. Он предлагает свои услуги, не отказываясь ни от чего – ни от детских дней рождения, ни от поминок, ни от юбилеев… И конечно, ведет свадьбы. В ресторане, где он работает, три зала. В одном гуляет свадьба, напротив льют слезы на поминках, а на цокольном этаже чествуют юбиляра. Общая на всех курилка во дворе, где смешиваются радость и горе, жизнь и смерть. И где рассказывают истории…

---

Елена Ивановна соглашалась с сестрой – да, получится. Но ни за что не призналась бы ей в том, что, прогуливаясь в парке в лучшем своем полупальто и берете, искала глазами встречи с таким же одиноким мужчиной. А вдруг ее счастье близко? Вдруг рядом? Но если Люба формулировала свои желания конкретно и прямо – «мужика надо», то Елена Ивановна мечтала о романтике, совместных прогулках, разговорах и душевном волнении, которое заставляет стучать сердце. В Бога она не верила, а верила в фильмы и книги. Вот она идет по дорожке, встречается с ним взглядом, и все… Когда-то давно Елена Ивановна прочла, что встреч не нужно искать, мужчина появится тогда, когда этого совсем не ждешь. И уже много лет, гуляя по аллеям парка, она убеждала себя в том, что нет, ничего не ждет, совсем ничего. Но мужчина, тот самый, все равно не встречался.

– Опять я Толика на соседку бросила. А что делать? Он, бедный, так плакал, когда я уезжала… – сокрушалась Люба.

В принципе, как рассуждала по ночам Елена Ивановна, они с сестрой находились в равном положении. У Елены Ивановны была Ксюха, а у Любы – Толик. Не сын, сиамский кот, которому Люба дала алкоголическое мужское имя. Про «алкоголическое» – это Елена Ивановна говорила про себя, не дай бог сестре такое сказать.

С Толиком Люба носилась не меньше, чем Елена Ивановна с Ксюхой. Кот был ее ближайшим родственником, ближе, чем сестра.

– Толику новый туалет купила. Такой наполнитель, что сама бы туда какала, – хвасталась Люба. – У Толика кашель. Помолилась за него сегодня, – продолжала она.

– Как помолилась? Он же не человек.

– Ну и что? Божье создание. Молилась, как за Анатолия, – удивлялась Люба непонятливости сестры.

В те редкие случаи, когда Елена Ивановна приезжала в гости к Любе, она наблюдала Толика воочию – тот любил копаться в сумке, вытаскивать жвачку и гоняться за оберткой от конфеты. Елена Ивановна специально делала катыш и бросала Толику, пока не видела сестра. И тот, скользя когтями по ламинату, заходился в истерике, не в силах вытащить бумажку из-под двери. Елена Ивановна испытывала мстительное удовлетворение.

– А регистрация когда? – спросила тетя Люба, отрезая себе еще кусок краковской, от запаха которой Елену Ивановну снова затошнило и в желудке начало урчать. Она невольно потянулась к разделочной доске – сестра игнорировала тарелки и столовые приборы, употребляя еду из сковородок, с досок, с ножа, искренне считая, что тем самым облегчает Елене жизнь – меньше посуды мыть. И Елена уже было подцепила пальцем «колясик», как говорила Люба, колбаски, но та тут же ударила ее по руке:

– Тебе ж нельзя! Желудок!

Елена Ивановна давно придумала себе язву желудка на нервной почве, как придумала себе мигрень и низкое давление. С помощью этих нехитрых средств она могла вызывать жалость и рассчитывать на относительный покой. Если Люба собиралась приехать и считала нужным об этом сообщить, Елена Ивановна слабым голосом с придыханиями шептала в телефонную трубку про низкое давление, рвоту и полное отсутствие каких бы то ни было сил. Но опять ошибалась, отсрочить приезд сестры хотя бы на неделю не удавалось – Люба появлялась на пороге тем же вечером с какими-то заговоренными травами, молитвами, иконками и… краковской колбасой, без которой не могла обойтись ни дня.

Любе Елена Ивановна завидовала – ее невоздержанности в еде, плотским желаниям, полноте, перевалившей за центнер, которая внешне выглядела вполне привлекательной. Люба не стеснялась валиков на животе, протертости между ног и груди, которая выпирала по бокам из лифчика. Она считала себя красавицей, женщиной Рубенса, которого называла Рубеном, считая, видимо, армянином. Елена Ивановна закатывала глаза, удивляясь непроходимой необразованности сестры. И точно так же она гордилась собой – тем, что сохранила стройность, пусть и граничащую с сухостью, что не разожралась, не распустилась в отличие от сестры.

Елена Ивановна сглотнула горькую слюну и смиренно приготовилась… к чему угодно. Лишь бы Люба ничего не испортила. А если она сболтнет лишнего? Надо только чуть-чуть продержаться. До свадьбы. Может, сказаться больной? Ксюша не станет устраивать скандал, а Петя вроде бы добрый мальчик. Ох, как некстати приехала Люба. Или ее Бог послал? У нее же что в голове, то и на языке. Церемониться не будет. Но ведь Петя ей не нравится. Или уже нравится? Да, надо будет поехать к Матронушке – попросить терпения. Сестра тем временем вернулась к рассказу о малиновом варенье.

– Так вот я спрашиваю отца Василия, могу ли я ему варенье подарить на Пасху. В очереди подслушала, что все что-то дарят – кто икону, кто молитвослов. Я же не знала, что положено дарить. Грех это мой – все только беру, а ничего не отдаю. Иконы дорогие, у меня денег таких нет. Ну, что я могу ему подарить? Полотенце? А варенье я сама накрутила, душу вложила. У отца Василия, хоть он и молодой, уже трое детей, да четвертый на подходе. Вот я и подумала, что варенье в семье всегда сгодится, детям в чай или просто так. Да и нет у меня ничего, кроме этих банок, и взять неоткуда. Ну, ты представляешь, я пришла, варенье в сумке держу и спрашиваю, что можно дарить. А он мне отвечает, что ничего не надо. Нет такого правила. А у меня сумка руку оттягивает – варенье это не знаю куда деть. Ну, я так в лоб ему и говорю, что, мол, варенье принесла. Возьмете? И знаешь, что он мне ответил?

– Что? – У Елены Ивановны от запаха краковской колбасы началась мигрень, причем не та, которую она имитировала для Любы или для Ксюши, а настоящая. Есть хотелось нестерпимо. Даже голова начала кружиться. Так бы и вырвала из рук Любы бутерброд и засунула в рот, не жуя.

– Сказал, что подарок должен быть сделан без гордыни. Понимаешь?

– Понимаю. – Елена Ивановна с ненавистью и завистью рассматривала колбасный жир на подбородке сестры.

– А я не понимаю. Как это – без гордыни? Ты же знаешь, что мое варенье – пальчики оближешь. Конечно, я горжусь. А что в этом такого? Я ж каждую ягодку к ягодке собирала, варила, банки закрывала.

– И что? – Елена Ивановна, воспользовавшись задумчивостью сестры, стянула со стола колясик колбасы и быстро засунула его в рот.

– Да ничего. Отдала я ему эти банки, и вот до сих пор сердце не на месте – правильно ли поступила? Решила, приду к нему в следующий раз и спрошу. Так ведь? Еще собираюсь к тебе в мае приехать, надо благословение попросить.

– Раньше тебе не требовалось никакого благословения, – буркнула Елена Ивановна. Сжеванный кусок колбасы только усилил мигрень, а желудок по-прежнему требовал еды.

– Бесовщина, – заявила Люба. – Вот не понимаешь ты ничего! Где Ксюха-то?

– Они сейчас придут.

Люба чуть со стула не упала.

– Как – сейчас? А ужин? Это ж надо отметить! Одни или с родителями? А благословение ты им дала? Дата какая? Как не знаешь? Даже не посоветовались? Как же так можно? Вот вернусь, пойду к отцу Владимиру, посоветуюсь. Отец Василий молод еще, у него опыта нет в таких делах. Буду молиться за вас. – Люба начала осенять себя и сестру, а заодно квартиру крестом. Если бы у нее с собой была святая вода, она бы все комнаты окропила, защищая от бесовщины.

– Как решат, так и будет, – смиренно проговорила Елена Ивановна. – Лишь бы были счастливы.

– Так что ты сидишь? Такое событие! А у тебя в холодильнике только кефир протухший! Если Ксюха до загса его доведет, то до церкви я его лично дотащу, не сомневайся! Если Петр, то точно православный! Выпить-то есть в доме? – Люба подскочила как ошпаренная и кинулась грохотать дверцами ящиков и вытаскивать сковородки. Елена Ивановна с несказанным счастьем медленно отрезала себе черного хлеба, намазала щедро маслом и положила сверху колбасу. Даже шкурку не сняла. Потом подумала и водрузила сверху малосольный огурчик. Огурцы Любе удавались даже лучше малинового варенья. Остренькие, хрумкие, пахучие, с чесночком – язык проглотишь. Елена Ивановна откусила кусок от бутерброда и зашлась от счастья – мигрень отступила, как и не бывало, а в ноздри ударил запах жареных шампиньонов, картошки с луком, мяса. Люба колдовала над плитой, доставая из глубин сумки и грибы, и молодой чеснок, и зелень, и говяжью вырезку.

Елена Ивановна успела доесть бутерброд, и ее потянуло в сон. Столько бессонных ночей, столько переживаний. Хорошо, что сестра рядом. Можно расслабиться. Елена Ивановна дошла до дивана и рухнула как полено. Даже не помнила, как уснула.

* * *

– Ты где??? – Ксюша орала в трубку.

– Еду! – уже честно ответил Петя.

– Где ты был?

– Заезжал к отцу. Сообщил.

– Я тебя жду в кафе. – Ксюша вроде перестала кричать, удовлетворившись объяснением.

– Почему в кафе?

– Нужно, чтобы мы вместе домой зашли, – терпеливо и торжественно объяснила Ксюша. – Мы же теперь вместе по-настоящему.

Люба нажарила картошки с грибами, мяса, сварила свекольник из завалявшейся сморщенной свеклы и сварганила морс из малинового варенья. Она «упыхалась» и села передохнуть. В этот момент в дверь позвонили.