Сергей Алексеев - Дж. Р. Р. Толкин

• Название: Дж. Р. Р. Толкин
• Автор: Сергей Алексеев
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9533-5142-3

Дж. Р. Р. Толкин — человек-парадокс. Во всем — и в жизни, и в литературе. Поэтому и эта книга — не «обычная» биография, а, скорее, биография творчества на фоне времени, попытка увидеть человека в срезе его исторической эпохи. Какие же задачи ставил перед собой автор подобной биографической книги о Толкине — не филолог, не писатель, не журналист, а всего лишь российский историк культуры? Во-первых, рассмотреть в целом литературное творчество Толкина в ныне доступной полноте через призму его мировоззрения — задача, далеко не всегда успешно решаемая авторами, чье мировоззрение весьма удалено от толкиновского. Во-вторых, показать Толкина как свидетеля и участника событий его чрезвычайно бурной эпохи — задача, специального решения которой, наверное, впору ждать именно от историка. Наконец, в-третьих, — исследовать место Толкина в истории жанра «фэнтези». А через призму его творчества окинуть взором и саму эту историю на ранних стадиях, ещё далеких от нынешнего поточно-шаблонного производства.

---

Не миновал этого и Толкин, в «Книге забытых сказаний» отдававший ещё предпочтение Моррису, но по мере работы над «Сильмариллионом» стилистически всё больше сближавшийся с Дансени. Впрочем, некоторые черты стиля и языка Дансени Толкина счастливо миновали, в том числе пристрастие к вычурным названиям восточного типа, заворожившее и заразившее практически всех американских последователей лорда. Удивляться стойкости Толкина здесь, конечно, не приходится, — в том, что касается имён и названий, он был по сравнению с Дансени на своей собственной территории. Что, как вскоре увидим, не без гордости сознавал и сам. Впрочем, не исключено, что в довольно вычурной ономастике Адунаика и особенно гномского Кхуздула отзывается как раз восточный колорит Дансени.

Дансени входил в весьма ограниченный список авторов, влияние которых Толкин не стеснялся признавать и даже подчёркивать. Более того, в отличие от Макдональда или Хаггарда, Дансени (как и Моррис) относился к числу авторов, перечитываемых по собственному желанию. По меньшей мере один его сборник ещё и в 1960-х гг. был для Толкина книгой из настольных. В 1966 г., когда американский профессор Клайд Килби приехал к Толкину, чтобы ознакомиться с рукописями «Сильмариллиона», Толкин предварительно вручил ему «Книгу чудес» Дансени. Чтение Дансени, как он упредил своего добровольного консультанта, будет весьма полезно перед встречей с «Сильмариллионом». Более убедительного признания трудно и ожидать!

Именно в «Книге чудес» содержится рассказ «Чу-бу и Шимиш», который Ретлифф определяет как любимую для Толкина вещь Дансени. Действительно, рассказ о двух конкурирующих языческих идолах, древнем и новом, с очевидностью чем-то Толкина привлекал и вошёл в «репертуар цитирования». В опубликованных письмах весьма свободные отсылки именно к этому рассказу встречаются дважды. Вычитывая в 1967 г. одно из своих интервью, Толкин среагировал на приписанную ему фразу: «Когда вы придумываете язык, то улавливаете его более или менее из воздуха. Вы скажете «бу-ху» и это будет что-то значить», «…это не будет значить ничего», — возражает Толкин, но затем пускается в размышления: «Если бы я давал значение «бу-ху», то в этом случае испытывал бы влияние не включающих бу слов во многих других европейских языках, а истории лорда Дансени (читанной много лет назад) о двух идолах, которых почитали в одном и том же храме: Чу-Бу и Шимише. Если бы я вообще использовал «бу-ху», то это было бы имя для какого-нибудь смехотворного, жирного, самовлюбленного персонажа, будь то мифологического создания или человека». Интересна ремарка о «многих годах». Как мы знаем благодаря Килби, сборник с рассказом был у Толкина под рукой всего за год до написания письма. Возможно, подобные замечания Толкина (скажем, о Хаггарде или Блэквуде) вообще являются дежурной оговоркой или неверно интерпретируются. Во всяком случае, из этого следует, что Дансени был знаком Толкину не одно десятилетие.

Второй раз тот же рассказ (точнее, идолы из него) всплывает уже в письме 1972 г. Толкин иронично сравнивает с божками Дансени самого себя как объект всеобщего почитания: «Даже нос очень скромного идола (помоложе Чу-Бу и немногим старше Шимиша) не может совершенно не щекотать сладостный запах фимиама!»

В то же время не все истории из «Книги чудес» Толкину были по нраву. «Прискорбная история Тангобринда-ювелира» подверглась критике в письме Л. Спрэгу де Кампу (1964), который перепечатал ее в своей антологии. Толкин был недоволен тем, как Дансени в финале «шутки ради» разрушает иллюзию подлинности происходящих событий, перебрасывая читателя из мира мрачного мифа в буржуазный быт. Сами по себе такие игры действительно были для Толкина серьёзным грехом, критиковавшимся ещё в эссе «О волшебных историях».

Первое же упоминание Дансени в опубликованном собрании писем связано как раз с его ономастикой. Толкин, как уже было сказано, ставил её не слишком высоко по сравнению со своей, и это неудивительно, однако в какой-то мере и отдавал должное. Имена и названий у Толкина, как писал он С. Анвину в 1937 г., «достигают реалистичности, не вполне, по моим ощущениям, достигнутой другими придумщиками имен (скажем, Свифтом или Дансени!)».

Конкретные влияния Дансени на Толкина к настоящему времени неплохо изучены. В частности, их исследованием специально занимался Ретлифф. Как он отметил, «одной из наиболее важных инноваций Дансени было создание собственного пантеона богов — первый современный писатель, сделавший это, — в «Богах Пеганы»… Толкиновские Валар… прямо инспирированы этой тонкой книжицей». «Лорд Дансени — после Морриса главный источник влияний на «Книгу забытых сказаний» и другие ранние работы Толкина».

Действительно, сходство Валар из «Книги забытых сказаний» и «Богов Пеганы» бросается в глаза, особенно если помнить, что на тот момент пантеон Дансени был для Толкина единственным литературным прецедентом. При создании своей мифологии Толкин вдохновлялся отнюдь не только «христианским мифом» и «подлинной традицией» (вроде «Видения Гюльви» из Младшей Эдды или «Калевалы»), даже если позже сам хотел в это верить. Образы и функции Валар, некоторые мифы о них несут на себе явную печать знакомства со сборниками Дансени о Пегане.

Прежде всего, следует напомнить, что Валар «Книги забытых сказаний» ещё довольно далеки от идеальных ангельских образов «Сильмариллиона». Это «языческие боги», способные к лености, неразумию, близорукости, даже несправедливой жестокости. Позднее Толкину немало пришлось потрудиться, согласовывая родившиеся в этой системе координат мифы с новым, более христианским, менее «первобытным» видением своего мира. «Книга забытых сказаний» сгодилась ему в эти поздние годы как изложение «человеческой», во многом ошибочной точки зрения — и высказанные в ней мнения в поздних эссе последовательно опровергаются. Однако факт заключается в том, что в ранних произведениях Толкин просто воссоздавал «первобытную мифологию» в слегка облагороженном виде. И неудивительно, что Валар выглядят несколько усовершенствованным с точки зрения логики и морали вариантом совершенно аморальных богов из мифологии Дансени. Сопоставляя две мифологии, два пантеона, вновь можно наблюдать стремление Толкина добавить «позитивности» в воспринимаемые образы.

Подобно Дансени, Толкин размещает своих богов в обособленной от мира потусторонней стране, и ранний Валинор действительно весьма напоминает Пегану. И Валинор, и Пегана — возможно, обитель душ. Именно возможно, поскольку в Валиноре на деле остаются лишь очень немногие, а пребывание душ в Пегане у Дансени, скорее всего, просто утешительная выдумка пророка Имбона. Описания идеальной страны вечной жизни отчётливо перекликаются, как и идея её отгороженности от внешнего мира как отражения отчужденности богов. И всё же Дансени был здесь источником скорее вдохновения (как литературный образец), чем конкретики. И Дансени, и Толкин имели перед глазами образ запретной страны богов из кельтских, отчасти из скандинавских мифов.

Более очевидно становится сходство при сопоставлении самих пантеонов. Прежде всего, ранний толкиновский Илу(ватар), хотя и является мифологическим двойником христианского Бога, сильно напоминает и пассивного спящего создателя богов у Дансени — Мана-Йуд-Сушаи. Это всемогущее существо не вмешивается в историю миров, пока боги «играют» ими. Но когда Мана проснется, история Пеганы завершится. Отчужденно-настороженное отношение большинства Валар к Илуватару, и исходящая от него угроза (как в ранней версии мифа о Сокрытии Валинора, где Дети Времени заключают Валар в его пределы) — явная параллель к этим мотивам у Дансени. Из богов Пеганы к Мане ближе всего, вероятно, Киб — бог жизни, сотворивший животных и людей. В «Речениях Киба» проповедуется не столько его собственное величие, сколько извечность и величие Маны. Именно Киб в одном из мифов Дансени призван в будущем разбудить создателя, покончив тем самым с богами и их миром. Собратом и противником Киба, равным ему божеством у Дансени является бог смерти Мунг, который начинает уничтожать живые существа, «позавидовав трудам Киба». Эта пара в итоге очень напоминает братьев-противником Манвэ и Мелько в ранней мифологии Толкина, из которых первый — наместник Илуватара, посланный им, чтобы управлять Валар. Именно к Манвэ в «Книге забытых сказаний» возводится знание эльфов об Илуватаре и сотворении мира. Мунг функционально больше напоминает Мандоса, но у последнего, как увидим, есть и иные параллели в Пегане.

Сходство становится совсем явным при сопоставлении «Об игре богов» из сборника «Боги Пеганы» с ранней версией «Айнулиндалэ» — впрочем, здесь Киб напоминает скорее самого Илуватара. У Дансени: «Миллион лет прошло со времени первой игры богов. А МАНА-ЙУД-СУШАИ всё ещё отдыхал, всё ещё в средине Времён, и боги ещё играли Мирами… Потом Кибу наскучила первая игра богов, и он в своей Пегане поднял руку, явив знамение Киба, и Земля оказалась покрыта зверями… Миллион лет прошло со второй игры богов, и всё ещё была Средина Времён. А Кибу наскучила вторая игра богов, и он поднял руку в Средине Всего, явив знамение Киба, и создал Людей… Но, увидев, как Киб играет в новую игру, боги пришли и стали тоже играть в неё. И так они будут играть, пока МАНА не проснётся и не упрекнёт их… И в тот час, когда рассмеётся МАНА-ЙУД-СУШАИ, устыдятся боги своих занятий».