Константин Симонов - Так называемая личная жизнь

• Название: Так называемая личная жизнь
• Автор: Константин Симонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Чижов, сняв шлем, стал пальцами перебирать в ней эти слипшиеся в комок папиросы.

- Все мокрые, - вздохнул он. - Не закурится. - И, вытряхнув шлем, надел на голову.

Так и не заснув, они пролежали до рассвета. Видно было еще плохо, но стало понятно, что они за ночь довольно далеко ушли вверх по отлого подымавшемуся полю, а то место, где с ними все вчера случилось, наверно, когда-то давно было гатью через старое болото. Липы темнели далеко внизу и стояли так густо, что сожженные между ними танки были почти не видны в утреннем тумане. А еще дальше, по ту сторону низины, поле тоже отлого поднималось вверх.

В тишине, совсем близко от дороги, стоял не замеченный ими ночью "фердинанд". Он стоял мертвый. Машина, как человек, тоже бывает живой и мертвой, и иногда это сразу видно еще издали.

- Хоть этот разбили, - безрадостно сказал Чижов. - Он с другой стороны по нас бил. С той стороны - засада, а он с этой подошел и добавил. С пятисот метров - конечно, зажег! А куда нам было деться? Нас как к стенке поставили. Как ни вертись - хоть лицом, хоть затылком, - все равно добьют!

Когда еще больше рассвело, стали хорошо видны и наши горелые танки, зажатые между липами.

Еще подальше, по другую сторону дороги, виднелся побитый бомбежкой хутор - кирпичные дома и сараи с обвалившимися черепичными кровлями. И кругом ни одной человеческой души.

- Вот оттуда он нас вчера и встретил, - сказал Чижов. - Пушки закатил внутрь и бил оттуда батареей. Пушки с той стороны, а самоходка с этой. Самоходке все же врезали, а им ничего не сделалось. Сожгли нас и ушли.

Хуторское кладбище, где они лежали с Чижовым, было не на самом взгорке, а чуть пониже, и того, что находилось прямо за ним, не было видно, но Лопатину казалось, что раз они ночью шли сюда, на восток, то и свои должны быть где-то там, за этим взгорком.

- Пойдем дальше, - тяготясь неопределенностью, сказал он.

- Как прикажете, товарищ майор, а лучше еще немного обождем. Мне ночью слышалось, вроде сзади нас и артиллерия била, и танки шли.

Он замолчал и долго прислушивался.

- И сейчас там, - махнул он рукой назад, - выстрелы слыхать, кто-то ведет беспокоящий огонь - или мы, или немцы.

Лопатин прислушался, но ничего не услышат.

- Сейчас уже нет, - сказал Чижов, - а то было слышно. - И повторил: Давайте обождем. А если без перемен, то пойдем, как вы сказали. Так и так нам до воды надо дойти, терпеть нет сил. Может, сухарь пожуете?

- Давайте.

Чижов вытащил из кармана два сухаря, одни дал Лопатину, а другой взял себе, но свой переломил пополам и половину сунул обратно в карман.

Только теперь, жуя сухарь и смачивая его во рту слюной, чтобы проглотить на сухое горло, Лопатин как следует разглядел своего спутника. Чижов был маленького роста, с крупными веснушками, несмотря на копоть, видными на его лице. Брови высоко поднятые, удивленные, а глаза задумчивые, недетские. Он грыз сухарь ровными белыми зубами, блестевшими на грязном лице, но двух зубов сбоку не хватало, и над ними губу пересекал шрам - след ранения. При малом росте и худобе грудь и плечи у него были широкие. Он был в шлеме, но без комбинезона, а гимнастерка, как у многих танкистов, была заправлена внутрь, в брюки, чтобы, если выскакивать из танка, не зацепиться. На левой ноге брюки были разорваны от пояса до колена и поверх прорехи замотаны окровавленным, запекшимся, грязным бинтом.

- До мяса содрал, - заметив взгляд Лопатина, сказал Чижов. - Пальцем тронул, а там мясо.

- Может, заново перевязать? - спросил Лопатин. - У меня пакет.

- Не надо, товарищ майор! Там и кожа, и подштанники - все вместе. Дойдем - фельдшер отдерет. - И вдруг спросил: - Вы, я по нашивкам вижу, тоже несколько раз раненый были, никогда столбняку не боялись?

- Как-то не думал о нем.

- А я думал, - сказал Чижов. - Бот уколы делают против него; говорят, столбняк - от земли, но редко бывает, один на тысячу. Что это за уколы при такой войне? Если б не от столбняку, а от смерти уколы делали - вот бы все кололись! - И он рассмеялся своей мысли - до того невеселой, что от нее, казалось бы, не смейся, а плачь! Рассмеялся, но вдруг что-то переменилось в его лице, и он да же ткнул Лопатина пальцем в плечо: - Повернитесь, товарищ майор.

Они сидели соответственно тому, как представляли себе будущее. Лопатин - лицом туда, куда они шли и куда он собирался идти дальше, а Чижов - лицом назад, туда, где ему ночью слышалась стрельба.

- Видите?

Лопатин повернулся и, следя за его рукой, увидел на горизонте три пятнышка. Сначала, чуть-чуть увеличиваясь, они двигались прямо, потом два крайних пятнышка, удлинившись, разошлись в стороны, а среднее продолжало двигаться прямо. Потом два крайних опять сузились и пошли не в стороны, а прямо - значит, просто перестроились на другой интервал, пошире.

Порыв ветра донес далекий, ни на что другое не похожий шум танковых моторов.

- Похоже, разведка, - сказал Чижов. - Может, наша, взодом идут. Но немцы тоже так ходят.

Будь у Лопатина с собой тог трофейный "Цейс", который, по случаю их третьей встречи на войне, неделю назад подарил ему командующий армией Ефимов, уже можно было бы разглядеть, что это за танки. Но бинокля с собой не было, он остался у Василия Ивановича, потому что командир корпуса запретил Лопатину ехать в рейд на редакционном "виллисе", приказал пока поставить машину на ремонт в корпусных тылах.

Продолжая смотреть на приближающиеся пятнышки танков, Лопатин знал, что все равно первым - немцы это или наши - поймет не он, а Чижов, который уже было приподнялся и хотел что-то сказать, но промолчал. Должно быть, проверял себя. А еще через минуту, повернув свое детское лицо к Лопатину, сказал уверенно:

- Наши, разведка, Т-34. И десантники на броне. Отползем немного отсюда, а то еще подумают - вдруг тут на кладбище засада, дадут по нему на всякий случай - и прощай!

Пока они отползали, танки все увеличивались. Средний уже приближался к дороге, где стояли наши горелые машины. Другой, забрал вправо, обходя сзади разбитый хутор, из которого вчера стреляли немцы; а третий, подойдя метров на восемьсот, ударил по мертвой немецкой самоходке.

- Страхуется все же, - сказал Чижов, когда снаряд, не попавший в самоходку, с визгом прошел у них над головами, ударился далеко сзади в землю, вздыбил ее, срикошетил и снова ударился. Танк выстрелил еще раз, и самоходка задымила. Сначала потянулся дым, а за ним вспыхнуло пламя, вырвавшееся назад через круглый задний люк "фердинанда".

- Никого в ней нет, - сказал Чижов, - или сразу убитые были, или ушли ночью. Что ж бы, они сидели, не показывались?

Танк подошел ближе к самоходке, но больше не стрелял. Было видно, как с него соскочили автоматчики и пошли от продолжавшего гореть "фердинаида" к дороге. Почти одновременно соскочили и пошли к дороге автоматчики и с другого танка.

- Ну что? - сказал Чижов, глядя на "тридцатьчетверку", стоявшую возле "фердинанда". - Теперь для них обстановка ясная. Люк открыли, смотрят. Теперь нас за немцев навряд ли даже вгорячах примут. Но вы все же задержитесь, товарищ майор, пока не вставайте, я сперва один пойду, мало чего! Танкисты - они чумовые.

Лопатин ничего не ответил, знал, что, прав или не прав Чижов, все равно нельзя, чтоб он шел, а ты лежал и ждал, что будет.

Чижов натянул шлем и, повесив на шею автомат, встал и пошел. Таким его и запомнил Лопатин, поднявшегося в одиночку навстречу опасности, маленького, прихрамывающего, в большом, не по голове, танкистском шлеме. Запомнил еще лежа на земле. А через секунду поднялся и пошел вслед за ним.

16

Вечером того же дня Лопатин сидел в штабе армии у Ефимова, в доме с исправно работавшим от движка электричеством, пил из стакана в подстаканнике крепкий, как деготь, чай и слушал второй за сутки разнос.

Этому разносу предшествовала такая быстрая смена событий, что Лопатин все еще не успел очухаться. Оказывается, наши танки и мотопехота за вечер и ночь прорвали на флангах немецкую оборону и вышли на новый рубеж; Чижов был прав, его не обманули слух, ни сметка. Командир разведроты, оказавшийся в одном из танков, к которым они с Чижовым вышли навстречу, сразу же радировал наверх, по команде, о семи сгоревших машинах, людских потерях и найденном корреспонденте "Красной звезды".

Лопатин простился с Чижовым прямо на дороге. Подавленный и примолкший, Чижов сидел на корточках около так и не найденного им ночью, слишком далеко отползшего от машин механика-водителя с головного, первым загоревшегося танка. Водитель, обожженный, с оторванной ступней, был еще жив и, не приходя в сознание, слабо стонал, пока потный санинструктор заново жгутом зажимал ему ногу, кое-как поясным ремнем перетянутую до этого им самим.

Штаб танкового корпуса, куда через час доставили Лопатина, оказался неподалеку, в жидкой рощице, и собирался передвигаться; кругом ничего не рыли.

- Огреб из-за вас выговор от командарма, - сердито сказал командир корпуса, стоя у своего танка и разглядывая положенную на лобовую броню карту. - Знал бы, что вы такая неприкосновенная личность, на выстрел бы не подпустил! А Дудко тоже хорош! Сам вышел и рад! Докладывает, что в общем и целом завершил. А в частности, про тех, кого захлопнуло, про вас в том числе, только к утру донес, боялся потери преувеличить, надеялся - еще кто-то выскочит! Приказано доставить вас в штаб армии, так и не понял, куда вас требуют - не то во фронт, не то в Москву. Напросились на мою голову! Как себя чувствуете? Мне донесли, что здоровы.