Мишель Ламарш Маррезе - Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

• Название: Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
• Автор: Мишель Ламарш Маррезе
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-675-4

Книга Мишель Ламарш Маррезе (США) посвящена парадоксу юридического положения дворянок в императорской России. С одной стороны, в тогдашнем обществе замужняя женщина не могла ни работать, ни путешествовать без разрешения мужа, а развод был для нее почти недосягаем. С другой стороны, как показывает автор, опираясь на детальный анализ множества имущественных сделок и тяжб, дворянки обладали широкими правами владения и распоряжения имуществом и прекрасно умели пользоваться ими на практике. Если в Западной Европе замужние дамы благородного звания не могли распоряжаться своим имуществом вплоть до второй половины XIX в., то в России они получили право отчуждать собственность и управлять ею уже в 1753 г. Расширение этого права в течение последующего столетия рассматривается автором в перспективе эволюции самого института частной собственности. Монография убедительно опровергает существующее андроцентричное представление о дворянском обществе дореформенной России.

---

Конец рассматриваемого периода определен тем символическим водоразделом в истории России, каким стала отмена крепостного права. Институт крепостничества издавна служил мощной метафорой российской отсталости и для самодержавия, и для образованной публики. Однако отмена крепостного права отнюдь не смогла излечить экономические и социальные недуги России. Напротив, с этой реформы и начались десятилетия конфликта между самодержавным государством и теми элементами общества, которые стремились ускорить шаги реформ. И хотя не следует преувеличивать тот разрыв в экономической и социальной ткани общества, который был вызван освобождением крестьян, 1861 год, открывший новую главу в экономической истории русского дворянства, является логическим завершением истории имущественных прав дворянок{27}.[7]

В этой книге я рассматриваю преимущественно дворянок, хотя замужние женщины купеческого и мещанского сословий тоже пользовались правом распоряжения имуществом. Юридическое определение дворянства было крайне расплывчатым, особенно в первой половине XVIII в. До Петровских реформ дворянства как особой корпорации в России не существовало — вместо этого наличествовали различные чины царской службы («служилые люди», «чиновные люди»). Некоторые из этих людей вели свой род от княжеских и боярских семейств, но многие были не столь высокого происхождения и получали крестьян и поместья за военную службу. Лишь при Петре появилась единая категория дворян, которых царь, за неимением подходящего русского термина, называл «шляхетством», взяв польское наименование дворянства. Ко второй половине XVIII в. элиту стали называть дворянством — это слово происходило от традиционного русского термина «дворные люди», т.е. придворные на службе у князя{28}. Петр положил конец традиции пожалования поместий в награду за военную службу; в то же время он укрепил связь между дворянским статусом и пожизненной службой государству. Так, в 1722 г. он ввел «Табель о рангах» вместо традиционной московской иерархии чинов. Если те дворяне, кто не смог получить чина по «Табели», не лишались дворянства, то простолюдины, добившиеся четырнадцатого, низшего, класса на военной службе и восьмого на гражданской, возводились в потомственные дворяне и пользовались теми же привилегиями, что и члены старого дворянства.

Но поскольку принадлежность к дворянству по-прежнему передавалась по рождению или по браку, то и чин не всегда служил надежным показателем статуса. Еще долго после петровского царствования дворян можно было обнаружить в самых низших чинах, в том числе в солдатах{29}. Дворяне занимали и низшие ступени гражданской иерархии, служа мелкими чиновниками и даже канцеляристами{30}. В конечном счете единственной характеристикой, отличавшей дворян от прочих социальных сословий, было право владеть землей с крестьянами. Однако в течение первой половины XVIII в. даже владение крепостными не являлось надежным показателем статуса, так как многим однодворцам и другим лицам недворянского происхождения доставались в наследство поместья, владеть которыми они уже не имели права. Это положение дел было исправлено лишь в 1754 г., когда императрица Елизавета Петровна повелела провести Генеральное межевание и приказала всем недворянам, владевшим землей с крестьянами, продать эти владения в течение шести месяцев. В то же время до 1761 г. можно было претендовать на принадлежность к дворянству, если человек мог доказать, что его предок получил поместье, т.е. земельное владение, в награду за службу государству{31}.

Но и среди тех, чье дворянское происхождение не подлежало сомнению, существовала широкая культурная и экономическая пропасть между богатыми и бедными. В самом деле, бедный дворянин иногда был неотличим от собственных крестьян{32}. В XVIII в. свыше половины потомственных дворян имели во владении не больше 21 крепостной души. Богатство было сосредоточено в руках малой части элиты: лишь 17% дворян владели более чем ста крепостными душами, и всего-навсего один процент дворянства имел свыше тысячи душ{33}.[8] При тех глубоких различиях, которые существовали между слоями дворянского сословия, любая попытка рассуждать о том, что такое дворянство вообще, кажется напрасным трудом. Однако я придерживаюсь той точки зрения, что, хотя русское дворянство никоим образом не являлось классом в экономическом смысле, его объединял единый способ эксплуатации собственности, отличавший его от других групп собственников, например от купечества. Если для дворянок, как богатых, так и бедных, уже в XVIII в. было характерно активное участие в купле-продаже имений с крестьянами, то купчихи появились на рынке сельской недвижимости лишь во второй четверти XIX в. Эта особенность в отношении женщин к собственности отличала дворянскую культуру от культуры других социальных групп русского общества до середины XIX в.

Элита Российской империи была пестрой не только в смысле экономического положения, но и по этническому происхождению. По мере того как в XVIII в. расширялись границы империи, благородные сословия присоединенных территорий включались в российское дворянство и получали такие же привилегии, как их русские собратья. Так в составе дворянства появлялись люди, чьим родным языком был татарский, грузинский, немецкий или какой-либо еще. Однако самым крупным меньшинством были дворяне, говорившие по-польски. Они населяли западное приграничье России, до второй половины XVIII в. составлявшее часть Речи Пос-политой{34}. Несмотря на то что большинство дворянок и дворян — героев настоящей книги были русскими, многие из уроженцев Черниговской или Полтавской губернии имели польские корни. Когда дворяне из этих мест обращались в Сенат со своими спорами, то их дела судили по Литовскому статуту, все еще действовавшему в этом регионе в отношении гражданских дел о наследстве, об опекунстве, а также и о правах женщин на контроль над имуществом{35}. Причем если в целом многие положения Литовского статута были весьма сходны со статьями Свода законов, действовавшего тогда в России, то к женщинам первые явно были менее щедры.

Строить выводы о дворянках как о единой группе, основываясь на сведениях о жизни женщин, выделявшихся из обычного ряда в силу своего положения и богатства, было бы рискованно. Конечно, в материалах семейных архивов явно больше данных о женщинах с крупными состояниями. Однако те дворянки, чьи имена появляются в документах имущественных сделок и споров о наследстве, в большинстве своем принадлежат к числу средних и мелких собственниц, не оставивших о своей жизни иных свидетельств, кроме документов о продаже нескольких десятин земли или ходатайства в Вотчинную коллегию о регистрации имения. На этих страницах я расскажу истории таких женщин, как Анна Шереметева и племянницы Потемкина, сопоставляя при этом их опыт с историями многих безвестных и бедных дворянок.

В целях представления дворянок, при всей их разнородности, как единой группы моя работа опирается на широкий круг источников. Рассмотрение эволюции правовых норм основано на документах судебных тяжб о наследстве, наряду с нормативными юридическими источниками. Источниками сведений о купле-продаже земли послужили нотариальные записи («крепостные книги») из четырех уездов и Москвы, не говоря уже о завещаниях, росписях приданого и соглашениях о раздельном проживании («раздельных записях»). Мой анализ практики разделов имущества опирается на ходатайства о разводе, рассматривавшиеся в Святейшем синоде, а также на материалы имущественных тяжб между супругами. Переписка из семейных архивов и внушительный корпус мемуарной литературы позволяют услышать голоса отдельных дворян и дворянок и облечь плотью силуэты, возникающие при статистической работе. Таким образом, в данном исследовании использован обширный комплекс архивных и опубликованных источников, позволивших исследовать бесчисленные грани отношения к собственности дворянок (и дворян) в императорской России.

Правовые источники и гражданское право в императорской России

Гражданское право в России имело много сходства с европейскими правовыми системами, в том числе и общее происхождение от римского права{36}. Принцип господства права был известен в России по крайней мере с XVII в.{37} Более того, о нем знали не только служители закона: на протяжении всего императорского периода люди обращались за решением своих споров к должностным лицам и к самому государю и просили у них правосудия согласно букве и духу закона.

Но многочисленные обстоятельства препятствовали становлению непрерывной правовой традиции в России до реформ 60-х гг. XIX в. Уже само отсутствие унифицированного Свода законов вызывало большую неразбериху при решении дел в провинциальных судах. До 1832 г. единственным вразумительным источником гражданских законов в России служило Соборное уложение 1649 г. — собрание положений русского обычного права, извлеченных из более ранних правовых сводов Московского государства. Впрочем, в XVIII в. на смену Соборному уложению пришел поток императорских указов и судебных решений, многие из которых противоречили этому Своду законов и расходились друг с другом. Эти законодательные установления были сведены воедино лишь в 30-е гг. XIX в. и изданы в составе Полного собрания законов Российской империи — одновременно с составлением Свода законов. Так что в XVIII в. источников для понимания закона было мало.