Евгений Монах - Братва: Век свободы не видать

• Название: Братва: Век свободы не видать
• Автор: Евгений Монах
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001828-2

«Рубить хвосты» — безотказный, козырной прием преступной группировки, возглавляемой уголовником с тремя «ходками» по кличке Монах. Легальные предприятия банды стоят на мощных криминальных опорах: рэкет, наркотики, живой товар, а сами бандиты остаются «чистыми», безжалостно истребляя конкурентов и всех свидетелей. Похоже, они неуязвимы…

---

Выход в промзону у меня был свободный, так что КПП-2, отделявший жилую зону от рабочей, я миновал без каких-либо помех. Даже поверхностно-профилактический шмон произвести ни один контролер попытки не сделал. Оно и понятно, впрочем. Кому ж охота «подлянку кинуть» освобождающемуся уголовнику, имеющему твердую устойчивую репутацию «крокодила»? На воле ведь только гора с горой не сходится. Да и те лишь потому, наверно, что нет между ними ненависти и повода к разборкам.

А тот факт, что Монах завтра откидывается на свободу, в колонии каждая легавая собака отлично знала.

В промзоне стоял обычный чад и грохот. Из кирпичных зданий заводских цехов вырывались гулкие удары электромолотов и визг металлорежущих станков. Скоро кипучая деятельность цехов замрет на часик — время обеда подползает. Завхозы отрядов поведут мужиков строем в столовую наполнять вечно голодные желудки работяг жиденькой баландой из требухи и на второе перловой кашей с каплей растительного масла. Зато ржаного «черного» хлеба вдоволь — почти полбуханки на рыло. Прошлый зек-хлеборез пробовал, кстати, децал урезать законную лагерную пайку, торгуя образовавшимися калорийными излишками налево, но недолго его халявная коммерция процветала. Погиб, деляга, неудачно упав с лестницы. Свидетели происшедшего «несчастного случая» отсутствовали…

Как у нас любят в подобных ситуациях озорно шутить: «Шел, поскользнулся и упал ненароком прямо на свой собственный нож. И так семь раз подряд…» Колонийский юмор своеобразен и колоритен, что есть, то есть. Добавить нечего.

Прапорщик Князь нетерпеливо тусовался вдоль забора у первой вахты, через которую завтра по утряне я выйду на долгожданную свободу. Если, понятно, благополучно-тихо разрешу проблемку с Кучером.

— Ну ты даешь, Монах! — недовольно пробурчал Князь, трусливо озираясь по сторонам. — Я же затарен по самое не могу, ты опаздываешь!

— Не хипишуй, командир, по пустякам, — усмехнулся я, с удовлетворением разглядывая сильно раздувшуюся в талии шинель прапора. — Шесть пузырей, как договаривались?

— Ясное дело. Собственное обещание я завсегда держу, ты ж в курсях. Айда в дежурку, разгрузишь меня, наконец.

Мы прошли в «предбанник» КПП. Он, как всегда, пустовал, только за зарешеченным окошком караульного помещения маячила белобрысая башка сержанта внутренних войск. Ну, этого «попкаря» можно не шугаться — уже давно в паре с Князем водярой торгует. Лично сам неоднократно у него отоваривался, и не только спиртным, но и «травкой».

За каких-то полминуты прапорщик прямо на глазах похудел, освободившись от контрабандого груза. Четыре бутылки «Столичной» водки я сунул себе под телагу за брючный ремень, а две оставшиеся пристроил в рукавах. Отправляясь на эту «стрелку», я спецом надел телогрейку на два размера больше, так что со стороны контрабанда навряд ли будет заметна.

— Вместо меня кладовщиком вещкаптерки Контора назначен, — сообщил я. — Взаимовыгодным алкогольным бизнесом с ним продолжите крутить. Пацан он надежный, если и спалится, тебя не назовет. Гарантия. Конечно, коли расценки не вздумаешь сдуру взвинтить. Ну, бывай, служба!

Дружески подмигнув продажному Князю (кстати, это у него такая странная аристократичная фамилия, а вовсе не кликуха), я покинул дежурку и направил отяжелевшие и потому неторопливые стопы в обратный путь.

Возвращался в приятно-мертвой тишине — заводские цеха за каких-то пять-семь минут успели замереть и обезлюдеть — всю дневную смену работяг уже жадно поглотило двухэтажное здание колонийской столовки. Представляю, какое там сейчас разносится активно-старательное чавканье и швырканье обжигающе-горячим супом. Оно и понятно: за несколько минут мужики должны осилить и первое, и второе блюда. А кто не успел — тот опоздал, как говорится. Распорядок здесь заведен жесткий. Даже не прожевывая, махом научишься пищу глотать, как какой-нибудь кит океанский.

К счастью, мне вкус лагерной баланды уже основательно подзабылся за много лет на доходной должности кладовщика вещевого склада. Имею наличную возможность с воли разными калориями подпитываться. Из столовой мне только буханку шнырь ежедневно носит. Но хлеб в зоне нормальный, со свободы привозится, а не вредная для пищеварения тюремная спецвыпечка, по виду и вкусу сильно смахивающая на мокрый коричневый пластилин. Вкусовые качества этой гадкой пакости врезались в память на всю оставшуюся жизнь: в раннем детстве какой-то веселенький дяденька, друг семьи, подарил мне шутки ради слепленную из пластилина конфету, заверив, что она шоколадная. Отплевавшись, я долго потом ревел от незаслуженной горькой обиды, и с тех пор весьма недоверчиво отношусь к любым подаркам и презентам, вечно подозревая какой-нибудь подлый подвох. Всего с одного раза такой вот условный рефлекс у меня образовался. Ничего особо удивительного, впрочем. Я же не подопытная собачка академика Павлова, которую нужно десять раз электротоком долбануть, прежде чем она усвоит, наконец, что к крайней справа миске близко подходить опасно.

Как выяснилось, некоторые цеха обезлюдели не до конца — из распахнутых ворот третьего механосборочного мне навстречу вынырнула грузная туша прапорщика Мясоедова, с явным трудом умещавшаяся даже в шинели пятьдесят восьмого размера.

Одутловато-опухшая бордовая морда промзоновского контролера, как всегда, выражала единственное и страстное желание — поскорей опохмелиться. Небось и рыскал мент по пустому цеху в надежде зашмонать по-тихому в свою пользу чью-нибудь спиртовую заначку. Но, судя по разочарованно-злобной роже Мясоедова, обыск желаемого результата не принес.

— Кого я вижу! Самый хитромудрый кладовщик учреждения! — оскалил прокуренные лошадиные зубы прапор, преграждая мне путь и многозначительно поигрывая своей увесистой резиновой палкой. — Куда поспешаешь, Монах? Опять водкой торговать?

— Не твое дело, командир! Давай хотя бы накануне моего освобождения ссориться не будем. Лады? — Я попытался обойти живую легавую преграду, но в грудь мне жестко уперся конец дубинки.

— Ты, никак, угрожаешь представителю власти? — вкрадчиво поинтересовался этот наглый любитель чужой выпивки. — Мечтаешь в штрафном изоляторе на ночь тормознуться и на волю остриженным наголо выйти? Так, что ли?!

— За какие, любопытствую, прегрешения мне такое счастье светит? Порожняки гонишь, командир! — Я старательно и успешно удержался от привычного сорокаэтажного мата и даже одарил ненавистного мента своей коронной доброжелательной улыбкой, являющейся обычно предвестником безвременной смерти собеседника. Но Мясоедов, козел, был явно не в курсе причуд моей мимики и потому совсем не испугался.

— Есть за что, не переживай! — злорадно осклабился контролер, тыкая дубинкой в мою телагу, где предательски забрякали друг о дружку бутылки. — Навалом, как вижу! Затарен под завязку алкоголем, строго запрещенным правилами внутреннего распорядка — это раз! Наверняка и «перышко» при тебе имеется — это уже два! Вы ведь, масти недобитые, без ножей не ходите — своих же братьев уголовничков опасаетесь! В цвет базарю, Монах?

Я внимательно-пристрастно вгляделся в мутные, по-кроличьи красные глаза Мясоедова и со всей очевидностью вдруг понял, что сегодня тяжкий похмельный синдром для этого тупого плебея значительно страшнее, чем пуля в живот или нож под ребро завтра.

— В натуре, у тебя кукушка окончательно съехала. Либо гуси улетели. Одно из двух — третьего не дано! — подвел я печальный итог своим наблюдениям. — Ладушки! Глубоко сочувствую, командир, и потому предлагаю выгодный компромисс. К твоему сведению, у меня принцип такой: живи и давай жить другим! Если не слишком накладно, ясно! — Я вынул из подкладки фуражки десятитысячную гербовую бумажку и сунул ее в потную лапу прапорщика, тут же захлопнувшуюся, как волосатый хищный цветок, поймавший беспечную муху.

— Подкуп должностного лица при исполнении им служебных обязанностей — это три! — казенным голосом пробухтел Мясоедов, жадным плотоядным взглядом ощупывая мою спиртовую телагу, но дубинку-«шлагбаум» все же опустил, видно, вовремя сообразив своими куриными мозгами, что за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. Лучше уж синица в руке. Десятитысячная банкнота то бишь.

Остаток пути до родной вещкаптерки я преодолел без новых приключений. За что был искренне признателен Господину Случаю, так как денежных знаков, чтоб отмахиваться ими от назойливо-алчных контролеров, у меня при себе более не имелось.

Гришка активно суетился изо всех шныревских сил: на электроплитке в чугунной сковороде уже аппетитно шкворчала, зажариваясь, яичница на подсолнечном масле, а Гришуня так остервенело елозил мокрой половой тряпкой по линолеуму, словно вознамерился протереть в нем здоровенную дырку. Или две.