Гвен Купер - История одной кошки

• Название: История одной кошки
• Автор: Гвен Купер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: ISBN 978-966-14-6746-9 (fb2)

Зеленоглазая пушистая Пруденс — все, что осталось у Лауры от матери… Семейная жизнь не ладится, и мамина питомица становится для девушки воплощением любви и надежды. А когда с ней случается беда, Лаура и ее муж бросают все, чтобы спасти кошку… и спасают свою любовь. Так маленький пушистый клубочек помогает людям растопить лед в своих сердцах.

---

Вероятно, у Джоша не было кошки, которая научила бы его хорошим манерам, но, проведя со мной всего пару минут, он уже поумнел. Он ничего не говорит, однако, когда слышит вздох Лауры, так же ясно, как и я, понимает, что вопрос решен.

К закату солнца квартира почти полностью опустела. Все шкафы были разобраны, ковры скатаны в ожидании Армии спасения. Все плакаты, которые висели на стенах в деревянных рамах и которые я раньше любила раскачивать в различных направлениях, вытащили из-под стекла и свернули, чтобы они влезли в ящик, где лежали те вещи, которые ехали с нами. Они выглядели и пахли по-другому, и мне становилось труднее вспоминать нашу жизнь с Сарой. Моя пластмассовая переноска ждала у двери, и, хотя обычно ненавижу туда садиться (потому что Сара сажает меня в переноску, только когда носит в Ужасное место), сейчас я лезу в нее по собственной воле. Я точно знаю, что сегодня в Ужасное место мы не поедем. И кроме того, переноска осталась практически единственной вещью, которая пахнет одновременно Сарой и мной.

Когда Лаура и Джош скатывали ковры, они обнаружили старую пищащую игрушку, которую Сара принесла мне как-то, когда я только поселилась здесь. Она уверяла, что ей всегда не по себе, когда приходится оставлять меня одну, уходя на работу; она хотела, чтобы у меня всегда была рядом игрушка, которой я могла бы играть и которая издавала бы какие-то звуки. Она не понимала, что я люблю иногда находиться одна и в тишине. Возможно, потому, что сама Сара никогда не любила бывать одна.

Эти игрушки не представляли для меня такого интереса, как спичечные коробки или газеты (какой интерес играть с тем, с чем нужно играть? Намного веселее играть с тем, что находишь сам), и я давным-давно позабыла о них. Но сейчас я вспоминаю, как радовалась, когда Сара впервые принесла эту пищалку домой. Так я узнала, что она думает обо мне, даже когда не видит, — несмотря на то, что частенько забывает вовремя меня покормить, и на тому подобные мелочи. Как и я думала о ней, когда она уходила. А это означает, что я не ошиблась в тот день, когда решила принять ее.

Я продолжаю сердиться на Сару за то, что она уехала, не простившись. Однако все же надеюсь, что однажды увижу ее снова. Она единственный человек, которого я когда-либо любила.

В квартире неупакованными остались только коллекция черных дисков Сары и специальный столик, на котором она их проигрывала. Джош помыл руки, прежде чем к ним прикоснуться, и по его движениям я вижу, как сильно ему хочется изучить эти черные диски с тех самых пор, как он переступил порог этой квартиры. Мне это не нравится, потому что это диски Сары, и только Сары, ведь даже мне не разрешено к ним прикасаться. Но Сара здесь больше не живет. Вероятно, у нее были причины, которые заставили ее оставить диски здесь. Надеюсь, что, где бы она сейчас ни жила, у нее есть что послушать.

— Поверить не могу, сколько здесь дисков! — признается Джош Лауре. — По-моему, я еще никогда не видел такой большой коллекции винила.

— Я тоже никогда не замечала, насколько она большая, — говорит Лаура. — Должно быть, мама оставила себе больше, чем я предполагала, после продажи магазина.

— Какой выбор! — По восхищению в голосе Джоша я понимаю, что, вероятно, не у всех людей есть такая стена с черными дисками, как у Сары. Сквозь металлические прутья переноски я вижу Джоша фрагментами — раньше я так смотрела на мир через большое окно, подкравшись к нему и глядя сквозь прутья пожарной лестницы. Джош сидит, скрестив ноги, перед пластинками.

— Посмотри на это!

— Мама в основном увлекалась танцевальной музыкой, — объясняет Лаура. — Но ее соседка по комнате участвовала в панк-группе, и они обменивались дисками.

Джош усмехается.

— По всей видимости, это и объясняет наличие у нее пластинки «Go Girl Crazy» рядом с «Discо Tex and the Sex-O-Lettes».

— Давай упакуем их. Посмотрим позже, дома, — говорит Лаура. Поскольку Джош колеблется, она поднимает уголки рта вверх и произносит: — Честное бойскаутское!

Джош кивает. Потом громко ойкает, встает, подходит к открытой коричневой коробке и что-то оттуда достает.

— Я не упаковал, потому что думал, ты захочешь оставить это в квартире.

Лаура подходит, чтобы разглядеть вещь, которую держит в руках Джош. Предмет похож на одну из вставленных в рамочку фотографий, которые когда-то жили на столе у дивана.

— Сколько ей здесь? — спрашивает Джош. — Она такая юная.

Лаура берет в руки снимок.

— Девятнадцать. Это как раз перед тем, как она родила меня.

— Она была такой красавицей. — Джош смотрит на Лауру и улыбается. — Как и ты.

— Нет, — отвечает Лаура. — Мне никогда не стать такой красавицей, как мама.

Вначале мне кажется, что она говорит это из так называемой скромности — это когда люди делают вид, что не настолько хороши в чем-то, хотя на самом деле лукавят. (Кошки так никогда не поступили бы). Но в ее улыбке сквозит такая печаль, когда она добавляет:

— Будучи маленькой, я всегда думала, как мне повезло, что у меня самая красивая мама на свете.

— Наши дети когда-нибудь тоже будут так думать. — Лаура молчит, Джош приобнимает ее за плечи и мягко произносит: — Так и будет, Лаура. Обещаю.

Как мило с его стороны сказать такое! Особенно учитывая, что мне трудно судить о человеческой красоте (мне существо, лишенное меха и вынужденное ходить на ногах, как у оленя, кажется голым и неуклюжим). По-моему, нет причин для того, чтобы глаза Лауры опять наполнялись водой от слов Джоша. Но они почему-то наполняются.

Мне кажется, Джош хочет оставить Лауру в одиночестве, чтобы она согнала эту воду. Лаура несколько раз тяжело сглатывает и пытается смахнуть ее, пока она не полилась ручьем. Мужчина вновь подходит к черным дискам, берет один, кладет на специальный столик Сары. Музыка наполняет квартиру в очередной раз. Это так похоже на то, что сделала бы Сара, и впервые мне кажется, что, возможно, я полюблю Джоша. Он даже подпевает под музыку, как иногда делала она.

Любовь — это послание, любовь… Любовь — это… любовь.

Бóльшая часть коричневых коробок остается в квартире — за ними приедет Армия спасения. Оставшиеся Лаура с Джошем сносят вниз, к огромному, прикрепленному к машине металлическому ящику на колесах. Мусорные пакеты Лаура относит в конец коридора к мусоросборнику. Дверь она оставляет открытой, и я слышу, как ее шаги замирают, когда она возвращается назад в квартиру. Потом я слышу, как она вновь бежит к мусоросборнику и достает один из пакетов. Ее шаги звучат все глуше, как будто она несет его на улицу, и у меня мелькает догадка, что она относит его к коробкам, которые мы берем с собой.

Я ни на минуту не покидаю переноску. Так уж выходит. Лаура прикрыла, а затем заперла ее, что с ее стороны крайне невежливо — я же залезла в нее по собственной воле! Назовите мне хотя бы одну причину, по которой нужно обращаться со мной, как с глупой собакой, которая только и мечтает сбежать из конуры. По-моему, люди даже не понимают, как иногда ранят кошачье достоинство. Я в последний раз окидываю взглядом квартиру через прутья переноски. Неужели я больше никогда не буду здесь жить?

Лаура выносит меня на улицу, мне приходится зажмуриться на полпути, потому что сквозь расположенные крест-накрест прутья решетки слишком ярко светит солнце. Лаура садится в машину, мою переноску ставит себе на колени. Джош тоже забирается внутрь, но через другую дверь, чтобы сидеть за большой круглой штуковиной, которая заставляет машину двигаться.

Раньше я ни разу не ездила в машине. Признаюсь вам, не так уж и плохо ехать, как только привыкнешь к этому ощущению: ты движешься вперед не на своих лапах. Езда даже навевает на меня дремоту, мне с трудом удается держать глаза открытыми, но я не хочу ничего пропустить и гляжу на проплывающие в окне предметы. До настоящего момента я даже не предполагала, сколького еще не видела.

Чем дальше мы едем, тем шире становятся улицы, пока я не убеждаюсь, что мы покинули Нижний Ист-Сайд. Некоторые улицы такие широкие, что даже не верится, что они настоящие. А здания! Я даже не все верхушки вижу, хотя и вытягиваю шею настолько, насколько позволяет переноска. В Нижнем Ист-Сайде я никогда не видела таких высоких зданий. В окнах некоторых я замечаю других кошек, которые греются в лучах послеобеденного солнца или прыгают на занавески, которые закрывают им обзор. Меня мучают вопросы: они всю жизнь будут жить в своих квартирах? Или однажды, как и мне, им придется куда-нибудь переезжать, потому что их люди перестанут приходить домой? Жаль, что я не могу у них спросить. Возможно, кто-нибудь из них знает, как заставить человека вернуться, после того как он тебя бросил.

Джош говорит Лауре, что он поедет по шоссе Вест-Сайд. Мы минуем широкую реку, в которой воды столько, что я и представить не могла, что в реальной жизни бывает столько воды. Там плавают лодки и люди на других странных агрегатах поменьше, которые позволяют им передвигаться по воде как будто бегом. (Я всегда жалею людей, потому что им приходится постоянно окунаться в воду, чтобы оставаться чистыми, но сейчас они передвигаются по воде без всяких причин!) На тротуарах у реки толпятся другие люди, которые несут еду, пакеты для покупок или держат за руку людей поменьше. Один из них бросает хлебные крошки огромной стае голубей — ах! Как было бы чудесно прыгнуть в самую середину стаи и показать этим глупым птицам, кто здесь хозяйка!