Клайв Баркер - Сотканный мир

• Название: Сотканный мир
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1996
• ISBN: 5-85743-030-5

Давным – давно племя чародеев, спасаясь от страшного врага, перенесло себя и свою страну на волшебный ковер. В наши дни юноша и девушка, открывшие тайну ковра, становятся участниками удивительных событий и чудесных приключений.

---

Она попыталась отнять руку от его лба, но мышцы не подчинились. Казалось, менструм мстит ей за настойчивость и забирает власть над ее телом.

Но тут он решил, что хватит, и отпустил ее. Она поднесла дрожашие руки к лицу. Пальцы пахли Кэлом. Понемногу дрожь начала проходить.

– Ты в порядке? – спросил Кэл. Она отняла руки от лица и взглянула на rtero. Он привстал с земли, ощупывая свои ушибы.

– Думаю, да, – ответила она. – А ты?

– Вроде бы. Не знаю, что случилось... – тут память вернулась к нему, и в лице проступила тревога.

– Ковер...

Он принялся осматривать пол.

– Я же держал его. Господи, я держал его!

– Они его забрали, – сказала она.

Ей казалось, что он сейчас заплачет, но его лицо исказил гнев.

– Проклятый Шэдвелл! – крикнул он, пнув стоящий рядом шкаф. – Я убью его!

Она тоже встала, чувствуя себя слабой и опустошенной. Поглядела вниз, и тут глаза ее наткнулись на что-то среди осколков стекла. Знакомый узор. Да, это был кусок ковра. Она подняла его.

– Они забрали не все.

Он схватил клочок и стал его внимательно разглядывать. Даже на таком маленьком кусочке переплеталось с десяток линий, но он не видел никаких фигур.

Сюзанна смотрела на него. Он держал ткань так осторожно, будто боялся ушибить. Потом он высморкался и вытер нос ладонью.

– Проклятый Шэдвелл, – повторил он, но уже спокойнее.

– Ну и что теперь делать?

Он взглянул на нее, и теперь на глазах его были слезы.

– Пошли отсюда, – сказал он. – Послушаем, что скажет небо.

– Что?

– Извини. Так сказал бы Чокнутый Муни.

Часть третья Беглецы

«Блуждать меж двух миров, из коих мертв один, другой же неспособен в свет родиться».

Мэтью Арнольд «Монастырь»

I Река

Они потерпели сокрушительное поражение. Торговец вырвал ковер у Кэла прямо из рук. Но, по крайней мере, они остались живы. Не поэтому ли его настроение улучшилось, когда они вышли из магазина на прогретую солнцем улицу?

Пахло рекой – солью и гнилью. И они пошли туда, не сговариваясь; спустились по Джамайка-стрит и Док-роуд, потом прошли вдоль высокого черного забора, ограждающего доки, пока не нашли в нем калитку. Внутри было пусто. Уже много лет здесь не разгружались большие океанские корабли. Они спустились к самой реке, мимо заброшенных складских помещений. Кал то и дело поглядывал на лицо девушки, шагающей рядом с ним. В ней явно что-то изменилось; появилось какое-то скрытое свойство, которого он не мог понять.

У поэта было свое мнение по этому поводу.

«Правда, она странная, парень? – прошептал он Кэлу в ухо. – Что ты об этом думаешь?»

Конечно. Еще когда он увидел ее на лестнице, она показалась ему странной. А с тех пор их накрепко связали общий страх и общая надежда. Или он просто проецирует на нее свое состояние, боясь остаться один перед лицом тайны?

Она смотрела на воду, и солнечные блики плясали на ее лице. Он знал ее всего сутки, но она пробудила в нем те же противоречивые чувства, что и первый взгляд на Фугу – радость и тоску, воодушевление и тревогу.

Он обязательно сказал бы ей об этом, если бы мог подобрать слова.

Но первой заговорила она.

– Когда ты дрался с Шэдвеллом, я видела Иммаколату.

– Да?

– Не знаю, как объяснить то, что случилось.

Она попыталась рассказать ему, не отрывая взгляда от реки, словно завороженная ее течением. Он понял из ее слов, что Мими принадлежала к народу Чародеев, жителей Фуги, и Сюзанна, ее внучка, тоже имела к ним отношение. Но когда она заговорила о менструме, чудесной силе, которой она каким-то образом овладела, он перестал ее понимать – отчасти и потому, что ее речь стала сбивчивой; она явно не находила слов.

– Я люблю тебя, – вдруг сказал он. Она прервала рассказ, продолжая молча смотреть на текущую воду.

Он подумал, что она не расслышала.

Наконец, она просто произнесла его имя.

Он почувствовал себя обманутым. Ее мысли витали где-то далеко, быть может, в Фуге, на которую – после сегодняшнего открытия – она имела больше прав, чем он.

– Извини, – пробормотал он. – Не знаю, зачем я это сказал. Забудь об этом.

Его извинения вывели ее из транса; она отвернулась от реки и поглядела на него с выражением боли в глазах, будто ей было тяжело оторвать взгляд от блеска воды.

– Не говори так, – сказала она. – Никогда.

Она шагнула к нему и крепко обняла. Он обнял ее в ответ. Ее лицо, уткнувшись в его шею, было влажным от слез. Они стояли так, молча, несколько минут, а река продолжала равнодушно течь мимо. Наконец он спросил:

– Пойдем домой?

Она отпустила его и поглядела в его лицо, словно изучая.

– Все кончилось или только начинается?

Он только покачал головой.

Она еще раз, мельком, оглянулась на реку. Но прежде, чем текущая в ней стихия вновь устремилась к текущей воде, он взял ее за руку и повлек назад к бетону и кирпичу.

II Пробуждение в темноте

Они вернулись на Чериот-стрит в тусклом предзакатном свете, скрывающем в себе осень. Поискали на кухне чего-нибудь съестного, потом поднялись в комнату. Кэл с бутылкой виски, которую купили на обратном пути. Разговора о том, что делать дальше, не получилось. Усталость и напряжение между ними, возникшие после разговора у реки, заставили их ограничиваться краткими, обрывочными фразами – в основном по поводу отвоеванного ими обрывка ковра, на котором трудно было что-то разглядеть.

Брендан вернулся домой около одиннадцати, покричал на Кэла, потом пошел спать. От его крика Сюзанна словно очнулась.

– Я пойду. Уже поздно.

Но Кэлу очень не хотелось оставаться одному.

– Останься, – попросил он.

– Кровать маленькая.

– Зато удобная.

Она протянула руку к его лицу и осторожно погладила синяки на скуле.

– Нам не нужно спать вместе, – сказала она тихо. – У нас слишком много общего.

Как ни странно, он испытал не разочарование, а какую-то более глубокую надежду. Фуга связало их воедино – ее, свое дитя, и его, случайного пришельца, и незачем подменять эту связь банальным сексом.

– Тогда мы будем просто спать, если ты останешься. Она улыбнулась.

– Я останусь.

Они стянули с себя грязную одежду и нырнули под одеяло. Сон пришел к ним еще до того, как остыла лампочка.

* * *

Сон их не был пустым: он нес с собой сны. Вернее, один сон который снился им обоим.

Им снился звук. Жужжание целого роя пчел, спешащих за медом; привычная музыка лета.

Им снился запах. Запах тротуара после дождя, и слабый запах духов, и запах ветра из теплых краев.

Но прежде всего им снилось то, что они видели.

Сперва ткань: бесчисленные нити, перевитые сотней узоров, окрашенные в сотню блеклых цветов, излучающие такую энергию, что им даже во сне пришлось закрыть глаза.

И потом, словно не выдержав собственного напряжения, узлы начали распускаться. Краска с них взмывала в воздух, застилая его цветными пятнами, за которыми нити ткани каллиграфически выписывали свое освобождение. Сперва их переплетение казалось беспорядочным, потом, по мере того, как пляшущие нити соединялись, наслаиваясь друг на друга, стали вырисовываться определенные формы.

Это были люди. Пять человеческих фигур, возникших там, где минуту назад была ткань.

Жужжание пчел в голове у спящих превратилось в голос, выкликающий имена этих пятерых.

Первая – молодая женщина в длинном темном платье, с бледным лицом и закрытыми глазами. «Лилия Пеллиция», – сказали пчелы.

Словно разбуженная своим именем, Лилия открыла глаза.

Тут вперед выступил бородатый мужчина лет пятидесяти в старинном плаще и широкополой шляпе. «Фредерик Кэммел», – глаза за стеклами маленьких круглых очков дрогнули и открылись. Его рука немедленно сдернула шляпу, под которой обнаружилась тщательно завитая и напомаженная шевелюра.

– Вот, – проговорил он, улыбаясь.

Еще двое. Женщина в такой же старомодной одежде (сколько же лет они спали?), кажется, не была особенно довольна пробуждением, но при звуках ее имени – «Аполлина Дюбуа», – открыла глаза и улыбнулась, показав зубы цвета слоновой кости.

Последние из пробужденных вышли вперед парой. Высокий красивый негр с грустным лицом. И голый младенец у него на руках.

«Джерихо Сент-Луис», – сказали пчелы, и негр открыл глаза. Он немедленно взглянул на ребенка, начавшего хныкать еще до того, как назвали его имя.

«Нимрод», – провозгласили пчелы, и хотя младенцу не было еще и года, он ясно знал два слога своего имени. Он открыл глаза, в которых мерцали золотистые искорки.

С его пробуждением игра цветов улеглась, замолкли и пчелы, оставив пятерых пришельцев в темной комнате Кэла.

Первой заговорила та, кого назвали Аполлиной Дюбуа.

– Это какая-то ошибка, – она подошла к окну и выглянула на улицу. – Какого черта мы здесь?