Элизабет Блэквелл - Замуж за принца

• Название: Замуж за принца
• Автор: Элизабет Блэквелл
• Жанр: Любовные романы

Романтичная и чувственная история любви, которая способна преодолеть любые испытания.

Много лет назад мать Элизы была изгнана из дворца, и теперь девушка может быть там лишь горничной. Умную, скромную и привлекательную служанку заметила королева Ленор, и вскоре Элиза стала хранительницей сокровенных тайн государыни.

Но все это время юная красавица мечтала о любви. Страстный взгляд, пылкие признания Маркуса пробудили в ее сердце нежное чувство, но у него нет ни богатства, ни титула. Но Элизе суждено было выйти замуж за горделивого придворного щеголя, чтобы остаться во дворце. Он становится для девушки настоящей темницей. Спасти ее может только принц из соседнего королевства. И вот он явился. Но пути любви неисповедимы...

---

Замок! Как часто я о нем мечтала, представляя себе величественное сооружение с взметнувшимися в небо башенками и сверкающими мраморными стенами, мало чем напоминающее угрюмую крепость, близкое знакомство с которой ожидало меня в недалеком будущем. Мое детское воображение рисовало мне необыкновенные беседы с элегантными леди и галантными рыцарями, а мама всеми силами боролась с этими фантазиями, потому что слишком хорошо понимала, какие опасности подстерегают человека, забывающего свое место. Мама редко рассказывала о своей молодости, но над теми немногими историями, которыми она со мной поделилась, я тряслась, как старьевщик над своим хламом, пытаясь понять, как она могла променять жизнь избалованной королевской служанки на эту бесконечную изматывающую каторгу. Было время, когда ее тонкие пальцы ласкали шелковые нитки и нежный бархат. Теперь ее заскорузлые руки потрескались и покраснели от тяжелой работы, а на лице застыло выражение усталой покорности. Она улыбалась редко, только тогда, когда нам удавалось уединиться в перерывах между кормлением малыша и работой в поле. Эти драгоценные часы она использовала для того, чтобы научить меня читать и писать. Я училась, чертя слова палочкой на земле за домом. Если я замечала, что ко мне идет отец, я поспешно стирала свои каракули ногой и пыталась найти себе какую-то работу. Праздно шатающегося ребенка он считал глубоко испорченным, а учить буквы дочери было уж точно незачем.

Мерта Далрисса в наших местах знали как очень сурового человека, и это была меткая характеристика. Его серо-голубые глаза казались каменными, а руки загрубели от многолетнего физического труда. Когда он меня шлепал, это походило на удар лопатой. Его голос был сиплым и резким, и словами он пользовался очень экономно, как будто каждое из них стоило ему громадных усилий. Хотя я и не любила отца, но не испытывала к нему и антипатии. Он попросту представлял собой неприятную особенность моего существования, наподобие грязи, прилипающей к ногам каждую весну, или голодной боли, заполняющей живот вместо пищи. Его резкость я расценивала всего лишь как вполне объяснимое недовольство бедняка дочерью, которая будет стоить ему приданого.

И лишь когда мне исполнилось десять лет, я узнала истинную причину, по которой он меня никогда не любил и не смог бы полюбить.

Однажды субботним утром мама взяла меня с собой на рынок в ближайшей деревне — дюжине домов, расположенных в получасе ходьбы от нашей обветшалой однокомнатной хижины. Фермеры и приезжие горожане собирались там, чтобы поторговаться из-за жалкой кучки объедков на прилавках. Здесь можно было найти несколько реп или луковиц, мешочки с солью или сахаром, порой свинью или ягненка. Монеты в ходу бывали редко. Чаще мясо и яйца обменивались на отрезы ткани или бочонки с элем. Самым удачливым торговцам удавалось занять местечко перед церковью, где можно было стоять на сухих и чистых плитах. Все остальные были вынуждены месить грязь проходящей через городок дороги, вдоль которой и выстраивались телеги с продуктами. Некоторые из наиболее зажиточных фермеров прикладывались к своим бочонкам с элем и проводили на рынке почти все утро. Они смеялись, и по мере того как их лица наливались кровью, все чаще хлопали друг друга по спине. Моего отца в их числе никогда не было, поскольку пьянство относилось к числу многих презираемых им человеческих слабостей.

На рынке обменивались не только продуктами, но и сплетнями, потому большинство женщин, даже закончив запасаться продуктами на неделю, не спешили расходиться по домам. Мама никогда не медлила, уходила, едва окончив дела. Похоже, она разделяла презрение, которое отец питал к праздности горожан. Я медленно переходила от повозки к повозке в надежде растянуть визит, но она с деловитым видом проходила мимо меня, кивая соседям, но крайне редко останавливаясь, чтобы перекинуться с ними парой слов. Обычно я пускалась вприпрыжку, чтобы догнать маму, не обращавшую на меня ни малейшего внимания. Но однажды я застыла как вкопанная перед повозкой пекаря. Аромат свежих булочек был невообразимо аппетитным, и я надеялась утихомирить голодные спазмы вдыханием умопомрачительного запаха. Возможно, если бы я успела им надышаться, мне удалось бы заглушить голод, внушив ему, что его уже утолили.

Когда я обернулась, мамы нигде не было видно. Мне не хотелось, чтобы меня здесь забыли, и я начала расталкивать людей, сгрудившихся вокруг повозки пекаря, в пылу своих усилий наступив на ногу какому-то мальчику. Незнакомых мне лиц в деревне не было, потому что все мы молились в одной и той же церкви, но имени мальчика я не помнила. Я знала лишь то, что его семья владела фермой, которая находилась в другой части долины, где земля была значительно плодороднее. У него были красные пухлые щеки, свидетельствовавшие о том, что кормят его хорошо.

— Смотри, куда лезешь! — буркнул он и покосился на стоявшего рядом с ним приятеля.

Я так спешила найти маму, что не обратила на него никакого внимания. На том бы все и закончилось, если бы мальчик не добавил еще одно слово:

— Ублюдок!

Я не думаю, что это предназначалось для моих ушей. Он скорее прошептал, чем выкрикнул это слово. Но оно соскользнуло с его языка подобно опасному и мощному заклятию. Несколько мгновений спустя я увидела маму, которая высматривала меня, стоя на крыльце церкви, и, подбежав к ней, спросила, что такое «ублюдок».

Она приглушенно ахнула и поспешно огляделась, чтобы убедиться, что никто, кроме нее, не услышал моего вопроса.

—  Это гадкое слово! Больше никогда не смей его произносить! — яростно прошипела она.

—  Мне его сказал один мальчик! — запротестовала я. — Почему он так меня назвал?

Мама поджала губы. Схватив меня за руку, она потащила меня за собой. Второй рукой она сжимала под мышкой корзину с покупками. Мы шли прочь от церкви, по дороге, ведущей обратно на ферму. Мама долго молчала, но когда деревня осталась далеко позади, скрывшись за холмом, она обернулась ко мне.

—  Этим словом, — произнесла она, — называют детей, которые родились вне уз брака.

— Но, мама, разве ты не замужем? — удивилась я.

Она вздохнула. Я до сих пор помню выражение отчаяния, появившееся на ее лице, и свой собственный испуг при виде слез, застывших в глазах моей сильной и волевой мамы.

—  Я надеялась, что ты никогда об этом не узнаешь, — тихо ответила она, глядя куда-то вдаль. Затем она взяла себя в руки и, с трудом оторвав взгляд от полей, уже обычным деловитым тоном продолжала: — Если спустя столько лет моя жизнь все еще является предметом пересудов деревенских сплетниц, то, пожалуй, будет лучше, если ты узнаешь правду. Я родила тебя прежде, чем познакомилась с мистером Далриссом.

К тому времени я знала уже достаточно, чтобы понимать, как мужчина и женщина зачинают ребенка. Деревенские девчонки, наблюдающие за спариванием животных, недолго остаются в неведении. Изумление пополам с восторгом — вот что я испытала при известии о том, что, прежде чем выйти за человека, которого я называла отцом, мама была с другим мужчиной. Но с кем? И почему он меня не признал? У меня голова шла кругом, и каждый вопрос порождал все новые вопросы. Я изо всех сил пыталась припомнить то немногое, что мне было известно о маминой юности, и истолковать все эти факты в свете последнего открытия.

— Так ты поэтому покинула замок? — спросила я. — Из-за меня?

— Да.

В ее измученном голосе не было ни горечи, ни упрека. Она давно смирилась со своей судьбой.

Мама отвернулась и вновь зашагала по дороге, как будто не произошло ничего особенного. Но для меня изменилось решительно все. Теперь я понимаю, что именно тогда начался мой роковой путь обратно в замок, к королю, королеве, Розе и темным чарам Миллисент. Я могла бы смириться с желанием мамы отгородиться от прошлого и безропотно вернуться домой. Я могла бы удачно, по мнению всех окружающих, выйти замуж за сына зажиточного фермера или деревенского лавочника и провести остаток своей жизни в нескольких милях от того места, где прошло мое детство.

Вместо этого я бегом догнала маму. Мне не терпелось побольше узнать о той жизни, которую она вела до того, как попасть на ферму.

—  Разве ты не хотела, чтобы я воспитывалась в замке? — спросила я.

Мама даже не замедлила шага, но неодобрительно поджала губы и покосилась на меня. Я подобралась, приготовившись к взбучке, но вместо того, чтобы отчитать меня, она с неожиданной прямотой ответила на мой вопрос.

— Мои желания никого не интересовали, — произнесла она. — Замок был самым изумительным местом на земле, и я была готова жить в нем всегда. Но мужчина, ставший твоим отцом, не пожелал сделать меня честной женщиной, и меня с позором выгнали. Меня обманули, как и многих других глупых и доверчивых женщин, и я дорого за это заплатила.