Энн Стивенс - Малеска - индейская жена белого охотника

• Название: Малеска - индейская жена белого охотника
• Автор: Энн Стивенс
• Жанр: Приключения про индейцев

Энн София Стивенс (1810/1813 – 1886) – одна из самых популярных писательниц своей эпохи – сочиняла стихи, очерки, рассказы, романы с продолжениями, пособия по рукоделию, издавала и редактировала журналы. Самый известный роман Стивенс «Малеска – индейская жена белого охотника» – сентиментальная история о злоключениях индианки, которая стала жертвой расовых предрассудков. Впервые он появился в 1839 году, а в 1860 году был издан первым выпуском в серии дешёвых развлекательных книжек «Десятицентовый роман». Оригинальный текст перешёл в общественное достояние. Здесь представлен первый перевод на русский язык.

https://sites.google.com/site/dzatochnik/

---

Уильям Данфорт находился в гуще сражения. Много смуглых фигур было повержено в пыль и много диких воплей прозвучало после выстрелов его верного ружья. Но наконец от долгого использования ружьё засорилось, и он пошёл к озеру, чтобы его помыть. Он согнулся к воде, когда в нескольких футах от него появилась тёмная фигура индейского вождя. Он тоже пришёл почистить ружьё. Когда вождь закончил, он повернулся к белому человеку, который был ему как сын. Вытянувшись во весь рост, он произнёс вызов на индейском языке. Ружья обоих были заряжены и разряжены одновременно. Высокая фигура вождя пошатнулась и упала ничком, наполовину погрузившись в озеро. Вождь пытался подняться. Его руки били по багровой воде, но удары слабели, и вождь умер.

Заходящее солнце осветило сверкающие одежды распростёртого вождя… его длинные чёрные волосы струились по воде, и рябь играла вокруг роскошных перьев, которые составляли его дикую корону. Немного позади, на зелёном берегу лежал смертельно раненый Данфорт. Он попытался уползти на поле сражения, но кровь снова заструилась из его ран, и он, ослабевший и отчаявшийся, навзничь упал на землю.

Дикари отступили, звуки сражения затихали, и бедный юноша остался наедине с телом убитого воина. Хотя он ослабел от потери крови, он сделал ещё один отчаянный рывок и схватил ружьё, принадлежавшее вождю. Он зарядил и ружьё вождя, и своё собственное и положил их рядом с собой, решив защищать остаток жизни до самого конца, но всё же содрогаясь в душе. Медленно садилось солнце; на озеро, как вуаль, пала темнота. Он лежал, раненный, наедине с дикой природой. В этот предсмертный вечер мысли забытого человека были серьёзны и полны сожалений. Его душа замешкалась от странного ужаса перед мрачными вратами вечности, которые перед ним открылись; его охватывало сильное чувство самобичевания из-за индейской жены и младенца – дара великой любви, которые почти заставили его отказаться от своих родных и своего народа.

Поднялась луна, и густая тень тсуги, под которой он лежал, распростёрлась в нескольких футах от него, как крыло огромной птицы. Она медленно, почти незаметно, но всё же неумолимо надвигалась на него. Умирающий человек пристально, не отрывая взгляда, смотрел на край тени. Было нечто ужасное в том, как безмолвно подкрадывается тень, и он попытался уклониться от неё, как от живого существа, но с каждым движением из ран снова текла кровь; он упал на землю, от боли сжав белые зубы, и его руки вцепились во влажный мох. Его глаза лихорадочно сверкали при лунном свете под воздействием боли и воображения. Тень, на которую были обращены его глаза, была для него не тенью, но клубком змей, которые коварно подползали к нему, и ещё покровом – чёрным покровом на гробе, который тащили невидимые духи, чтобы навсегда скрыть его от света. Медленно и неотвратимо она ползла по его мокрому лбу и по горящим глазам. Его зубы разжались, руки расслабились, и нежная улыбка искривила его бледные губы, когда он почувствовал, что его коснулось нечто холодное, похожее на духа. Тут же с тенью дерева смешалась человеческая тень, и тишину вечернего воздуха нарушил плач ребёнка. Умирающий охотник попытался воскликнуть:

– Малеска… Ма… Ма… Малес…

Несчастная индианка услышала его голос и подбежала к нему с плачем, полным и бешеной радости, и страха. Она опустила ребёнка на траву, прижала умирающего мужа к сердцу и, охваченная дикой печалью, поцеловала его мокрый лоб.

– Малеска, – пытаясь обнять её, сказал юноша, – моя бедная девочка, что с тобой станет? О боже, кто позаботится о моём мальчике?

Индианка отвела волосы с его мокрого лба и неистово всмотрелась в его лицо. Дрожь пробежала по её телу, когда она увидела холодные серые тени; затем её чёрные глаза загорелись, прекрасные губы искривило нечто более возвышенное, чем улыбка, её маленькая ручка указала на запад, и дикая религия её расы изверглась из её сердца потоком живой поэзии:

– Вон там, среди багровых облаков простираются индейские охотничьи угодья. Звёзды там очень яркие, и красный свет высится, как горы в сердце леса. Сахарный клён истекает соком круглый год, и дыхание оленя сладко, ибо его питают золотистый лавр и сочные ягоды. Там есть озеро яркого света. Индейские каноэ скользят по нему, как птицы по утреннему небу. Запад раздвинет облака, и великий вождь пройдёт через них. Запад сдвинет облака, и его белый сын предстанет пред ликом Великого Духа. Малеска и её мальчик последуют за ним. Кровь краснокожих бьётся в её сердце, и путь открыт. Озеро глубоко, и стрела остра; смерть придёт, когда Малеска призовёт её. В стране Великого Духа любовь сделает её голос нежной; белый человек услышит Малеску и снова прижмёт её к груди!

На лице умирающего охотника показалась едва заметная печальная улыбка, и он закашлял от боли, вызванной вовсе не смертью.

– Моя бедная девочка, – сказал он, слабо притягивая её горящее лицо к своим губам, – охотничьих угодий, о которых ты мечтаешь, не существует. У белых другая вера, и… О боже, я отберу у неё веру и ничего не дам взамен!

При последних словах охотника лицо индианки поникло, свет её дикой, поэтической веры угас, и в её сердце поселилось чувство холодного одиночества. Он умирал на её груди, и она не знала, куда он уходит. Она не знала и того, что их разлука не может быть вечной.

Губы умирающего человека двигались так, как будто он молился.

– Прости меня, отец милосердный! Прости меня за то, что я оставил эту бедную девочку в её языческом неведении, – пробормотал он, и его губы продолжили беззвучно двигаться. Несколько мгновений он лежал, утомлённый, затем его торжественный, трогательно серьёзный взгляд сосредоточился на лице девушки.

– Малеска, – сказал он, – не обрекай на смерть ни себя, ни ребёнка. Это грех, и бог накажет тебя. Чтобы встретиться со мной в ином мире, Малеска, ты должна научиться любить бога белых людей и терпеливо дожидаться, пока он не приведёт тебя ко мне. Не возвращайся в своё племя после моей смерти. В низовьях великой реки живёт много белых, а среди них – мои отец и мать. Найди их, расскажи им, как умер их сын, и упроси их позаботиться о тебе и о нашем мальчике. Расскажи им, как сильно я любил тебя, моя бедная девочка. Расскажи им… я больше не могу говорить. В посёлке живёт одна девушка по имени Марта Феллоус, пойди к ней. Она знает о тебе, и у неё есть бумаги – письмо к моему отцу. Я не ожидал смерти, но подготовился к ней. Иди к Марте… выполни мою просьбу… пообещай, пока я в сознании.

До сих пор Малеска не плакала, но когда она пообещала выполнить эту просьбу, её голос дрогнул, и слёзы, как дождь, потекли по лицу умирающего.

Он попытался поблагодарить её, но всё, на что его хватило – слабая улыбка и дрожь бледных губ:

– Поцелуй меня, Малеска.

Эти слова были подобны едва заметному ветерку, но Малеска их услышала. Охваченная печалью, она бросилась на его грудь, и её губы прильнули к его губам, как будто она хотела вытянуть его из самой могилы. Она почувствовала, как под её отчаянным нажимом его губы холодеют, и подняла голову.

– Мальчик, Малеска… позволь мне взглянуть на сына.

Ребёнок подполз к матери и, сидя на земле, большими чёрными глазами, полными странного благоговейного ужаса, смотрел на бледное лицо своего отца.

Малеска подтащила его поближе, и он невольно обхватил руками шею и прижался лицом к пепельной щеке умирающего. Руки отца слабо поднялись, как будто он хотел обнять своего ребёнка, а затем всё стихло. Через некоторое время ребёнок почувствовал, что щека под ним стала твёрдой и холодной, как воск. Он поднял голову и, затаив дыхание, с любопытством вгляделся в лицо своего погибшего отца. Затем он посмотрел на мать. Она тоже склонилась над лицом мёртвого, и её глаза были полны дикого, печального света. Ребёнок был сбит с толку. Он провёл своей крохотной ручкой по холодному лицу, затем отполз, спрятал голову в складках материнского платья и заревел.

Над небольшим озером занялось утро, тихое и безмятежное, как будто не потревоженное ничем, кроме небесной росы и земных цветов; и всё же нежная трава и белые бутоны под деревьями были смяты, истоптаны и забрызганы человеческой кровью. Над гладью вод небесной улыбкой засиял свет; он весело мерцал сквозь омытые росой ветви тсуги, которая осеняла распростёртого охотника. Росинки покрыли его одежду и, как бисер, сверкали в его густых русых волосах. Зелёный мох вокруг него пропитался багровыми пятнами, и черты его лица окрасились бледно-свинцовым оттенком. Он был не один, поскольку на том же моховом ложе покоилось тело убитого вождя; руки и ноги вождя были сложены так, как будто он лежал в гробу, волосы гладко причёсаны, а оперённый полумесяц, смятый и промокший, заботливо помещён на его бронзовый лоб. Недалеко, на пригорке, багровом от цветов, сидел прекрасный ребёнок. Он подманивал пролетающих мимо птиц, выдёргивал цветы и издавал краткие радостные возгласы, как будто не замечал ни смерти, ни печали. Рядом с мёртвым охотником сидела Малеска, вдова; её руки поникли, её волосы касались моха. Она склонила голову на грудь, оцепеневшая от подавляющего чувства едкой скорби. Так она просидела до полудня, ни разу не двинувшись. Её рёбёнок, уставший от игры и проголодавшийся, заснул в слезах посреди цветов, но мать этого не поняла – её сердце и её чувства как будто были заперты ледяными вратами.