Теодор Фонтане - Сесиль. Стина (сборник)

• Название: Сесиль. Стина (сборник)
• Автор: Теодор Фонтане
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-3-87-667414-8

Действие романов немецкого классика Теодора Фонтане (1819–1898) происходит в Германии времен Бисмарка. Читателю предстоит знакомство с экзотическим миром берлинского и провинциального полусвета, его томными героинями и благородными героями, столь похожими на русских «лишних людей» и столь от них отличными. В романах «Сесиль» (1887) и «Стина» (1890) оживают забытые реалии и вечно актуальные темы давно ушедшей жизни. Речь идет о любви, верности, ревности, патриотизме, чести. О смерти и вере в Бога. На русском языке романы издаются впервые, в переводе Э.В. Венгеровой.

---

– Закрыть окна, сударыня?

– Нет. И так хорошо. Чудесный здесь воздух. Мне не дует. Но если хотите доставить мне удовольствие, возьмите стул и посидите со мной. Я не могу спать, мне бы только отдохнуть.

– Ах, со мной тоже так бывает.

– С вами? Неужели? Вы так молоды, у вас такой цветущий вид, глаза сияют от счастья. У вас, конечно, хороший муж, не правда ли?

– Да, муж хороший.

– А дети?

– И дети хорошие. На детей я особо везучая. За три года трое, это все же много, первый еще ходить не научился, а на подходе второй. Не приведи, Господи, захворать! Цельный день стоишь у печи, а всю ночь у колыбели, все песни перепоешь, а младшенький не засыпает, глаза слипаются от усталости, хоть раздирай их силой… Ах, сударыня, в такие-то дни и начинаешь понимать, что значит покой и нужда в отдыхе. И при всем моем счастье, я, бывало, горько плакала.

В этот момент из-за двери донесся детский голос.

– Это кто-то из ваших?

– Нет, сударыня, мои не здесь, мои в лесу, с отцом, а старшая, ей теперь семь, значит, будет восемь на Михайлов день[100], она двоим другим заместо матери. Служанка-то наша все больше на кухне, да в хлеву. Там за всем нужен присмотр. А знали бы вы, милостивая государыня, как моя старшая управляется, и приседает с уважением, любо-дорого глянуть, и слушаются они ее лучше, чем меня, потому как дети меж собой не долго думают, когда надо дать шлепка, а когда и нет. Муж мне так и говорит: «Гляди, жена, Труда справляется лучше тебя, учись. Ты слишком добрая».

– Наверное, так оно и есть?

– Ну, я и впрямь не злая. Но нешто скажешь про себя, вот-де, какая я добрая? Может, и добрая, да не то, чтобы слишком. По крайности, для бедных. Ах, милостивая государыня, в лесу это враз поймешь. Коли желаете узнать людскую нужду, поглядите, как бедные люди хворост собирают. Иной человек и взять-то хочет совсем немного, да опасается: не дай Бог взять, чего брать нельзя. А я мужу так и сказала: «Ты служи, как положено, но коли видишь большую нужду, погляди на бедного сквозь пальцы. Кто бедного обидит или слишком уж пристрожит, тот вроде богача и не войдет в царствие небесное».

– Ваш муж, – Сесиль взяла молодую женщину за руки, – наверное, так же добр, как и вы. Я за него не боюсь. А если он другой, вы уж обратите его в свою веру и позаботитесь о его душе, и он войдет в царствие небесное. В хорошей семье, где совет да любовь, один вытянет другого, я уверена.

– Или утащит за собой, – рассмеялась молодая женщина.

– Может быть, может быть. Но думаю, Бог милостив. Он зачтет нам добрые дела больше, чем грехи.

Сесиль разговорилась, а ведь ей нужно было отдохнуть. Пара павлиньих голубей[101] села на подоконник, и молодая женщина тихо вышла из горницы и вернулась на веранду, где оставались только Сент-Арно с наставником, чтобы сообщить, что мадам спит.

– Вот и славно, – сказал Сент-Арно. – Я видел, как она устала. А теперь, господин наставник, вы должны ознакомить меня с вашими владеньями. Не зря же по всей округе идет молва о «замке Роденштайн». Ваша гостиница на скале – просто каменная крепость. Это гранит?

– Порфир, господин полковник.

– Тем лучше, или, по крайней мере, тем аристократичнее. Мне хотелось бы осмотреть все. Разумеется, при условии, что ваша нога позволяет вам повсюду забираться вверх.

– О, конечно, господин полковник, если вам будет угодно проявить терпение и снисходительность к старому инвалиду. Я не слишком скор на ногу и успеваю сделать один шаг, пока другие делают три.

– Полностью на ваше усмотрение. Я же не стану просить вас об одолжении, а в благодарность отдавать команду держать скорость на марше. Уж это было бы чересчур. Но скажите мне для начала, что означает вон та беседка, на самом верхнем уступе скалы? Она похожа на маленький храм.

– Это моя драгоценность, мой бельведер, я как раз собирался отвести вас туда. Там порфир выступает в самом чистом виде, а у ваших ног простирается Альтенбрак. Позвольте, господин полковник, я пойду впереди.

С этими словами он поднялся и, опираясь на вишневый посох, зашагал по высеченной в скале зигзагообразной дорожке к своему бельведеру.

Сент-Арно молча следовал за ним. Старику, думал он, тяжело не только подниматься, но и дышать.

Но вот они уже стояли наверху и любовались ландшафтом. То, что смутно вырисовывалось вдали, было не слишком интересно, но тем более привлекательной была картина, лежавшая внизу. Постоялый двор «У Роденштайна» с его нагромождением крыш, действительно походил на средневековую крепость, за ним блестела река, внизу слева через нее были переброшены мостки, а справа, вверх по течению, – старый каменный мост.

– Вам можно позавидовать, – сказал полковник. – Вы тут, как царь Поликрат[102] на крыше своего дворца. Надеюсь, подобно ему, вы говорите: «Сколь счастлив я между царями». Разве не так?

Наставник кивнул, помолчал немного, потом сказал:

– В общем, да, господин полковник.

– «В общем, да!» Что это значит? Почему не просто – да? Чего вам не хватает? Такой человек, как вы, любимец всей округи, община вас содержит, власти ценят… Мало кто может похвастаться подобным везением. А когда будут отмечать ваш юбилей…

– Не будут.

– Почему?

– Потому что я оставил службу.

– Как? Ну да… Простите… Припоминаю, что ваш друг и почитатель господин пенсионер рассказывал нам еще в Тале, что причиной тому были укоры, чтобы не сказать, угрызения вашей совести.

Старик усмехнулся.

– Ну да, угрызения совести, и это тоже. Но, честно говоря, не это главное. Главная причина в том, что я хотел избежать чествования, того самого юбилея, о котором только что упомянул господин полковник.

– Избежать юбилея? Но чего ради?

– Не хотелось принимать так называемой награды.

– Из скромности?

– Нет, из честолюбия.

– Помилуйте, да кто же отказывается от наград?

– Весьма немногие. Но награда награде рознь. Получить награду всякий рад, не спорю. Но если она меньше, чем ты заслужил (или думаешь, что заслужил), тогда ты не радуешься, а досадуешь. Это и есть мой случай. Мне собирались вручить на юбилей какую-то ленточку. Что ж, сгодится и ленточка. Но меня моя ленточка не устраивала, и потому я, недолго думая, подал в отставку, без юбилея, но, слава Богу, без обиды и злости. Понимаю, никогда нельзя знать, чего ты стоишь. Но понимаю и то, что другие люди, как правило, знают об этом еще меньше. Пускай ты всего лишь сельский учителишка, и значит так положено, но я не хотел, чтобы со мной поступали по ранжиру и шаблону. Никому этого не позволяю, даже благосклонному начальству. Вот я и подал в отставку, преподнес сладкий пряник обезьяне моего тщеславия.

– Браво, – отозвался полковник, пожимая старику руку. – Доставить удовольствие себе самому – это ли не лучшая награда? Нынче приходится самому делать то, что упускают из вида другие. И это не высокомерие, а просто приведение счетов в порядок. А теперь расскажите мне о здешнем порфире. Я думал, что Гарц – это гранит. Но природа, она такая: посреди всеобщего гранита вдруг объявляется кусок порфира. Откуда ему тут взяться? Бесполезный вопрос. Он тут есть, и все.

Продолжая таким образом беседовать об Альтенбраке и его обитателях, они медленно спустились вниз по той же зигзагообразной дорожке, в конце которой заметили Гордона и обоих ученых господ, возвращавшихся с прогулки по деревне. Те как раз взбирались из ущелья к крепости Роденштайн. С ними была Роза. Сент-Арно махнул ей рукой в знак приветствия, двинулся навстречу и, проводив до самого фасада гостиницы, шутливо упрекнул в дезертирстве из отеля «Десять фунтов». Минуту спустя вся компания снова оказалась на веранде, где все было готово к обеду. Столы и стулья, для лучшего обзора, были вплотную придвинуты к деревянным опорам навеса, появились белые льняные скатерти, цветы и наконец Сесиль, еще румяная со сна. Минут через десять каждый занял свое место за столом, и наставник после недолгого колебания согласился принять участие в трапезе. Он сидел между обеими дамами, и его учтивость и веселость свидетельствовали о том, что в юности он прошел хорошую школу. Сесиль была очарована.

– Tout a fait comme il faut![103] – шепнула она Розе.

И весь обед также прошел безупречно, начиная с маленького сюрприза, о котором позаботилась жена наставника: кроме заказанных блюд она приготовила для гостей суп из кервеля, которым славилось ее хозяйство.

– Ах, кервель! – сказал полковник, когда с супницы сняли крышку. – Если бы вы знали, дорогая сударыня, как вы этим угодили, по крайней мере, мне! Вся моя юность снова встала передо мной. Каждую среду, пока был кервель, у нас в доме готовили из него суп, в обязательном порядке кервель, а потом рис и сосиски. Я думаю, сегодня он будет таким же вкусным, как и прежде… Но что мы будем пить? Сесиль, мадемуазель Роза, что предпочитаете? Я готов дойти до пределов возможного…

– То есть моего винного погреба, – рассмеялся наставник. – Но, господин полковник, его пределы ограничены. Есть трарбахское, есть цельтингское. В общем, все мозельское. Ах, Мозель, Мозель, я не вру: с тобой живу, с тобой помру!