Юрий Тешкин - Индивидуальная беседа

• Название: Индивидуальная беседа
• Автор: Юрий Тешкин
• Жанр: Современная проза
• Год: 1977

Юрий Александрович Тешкин родился в 1939 году в г. Ярославле. Жизнь его складывалась так, что пришлось поработать грузчиком и канавщиком, кочегаром и заготовителем ламинариевых водорослей, инструктором альпинизма и воспитателем в детприемнике, побывать в экспедициях в Уссурийском крае, Якутии, Казахстане, Заполярье, па Тянь-Шане и Урале. Сейчас он — инженер-геолог. Печататься начал в 1975 году. В нашем журнале выступает впервые.

---

— А это, тоже биотит?

— Нет, это, Колька, роговая обманка. Видишь, штриховка косая и твердость уже не та.

— А почему?

— Температура образования тысяча двести градусов.

— Врешь!

— Ну, что ты в самом деле пристал. Иди, иди, — гонят его.

И идет он, ошеломленный температурой в тысячу двести градусов. Шепчет: «Надо же — тысяча двести!» Глядь, уже к другому подсел.

— Слышь, а, слышь, правда, что эта… как его, со штриховкой — вот, роговая обманка, да? Ну, вот она при тысяча двести образуется?

— Правда, правда.

— Ага! А как думаешь, такая температура каким светом светится?

— Как каким? Да никаким.

— Да ты что?! Тысяча же двести градусов! Свечка вон при трехсот как горит.

— Колька, не ме-ша-ай!

Походит, походит — к третьему уже подсел:

— А почему?..

Посмотрел, посмотрел на него начальник, покусал карандашик и подозвал.

— Ты, брат Колька, не обижайся — у нас запарка, сам видишь. Сегодня навалились, хотим карту кончить, чтобы на другую площадь без хвостов выходить. А ты вот что, почитай-ка пока вот эту книжечку, — и дал он Кольке книжку под названием «Общая геология». — Может, что интересного для себя и вычитаешь…

Поднатаскался Колька за сезон. Уже с прибором умеет обращаться, в маршрут берут его охотно. Не заскучаешь с ним. Биотит от роговой обманки хорошо отличает. Главные породы знает, в карте разбирается. Молоток у него настоящий — геологический. Лупу начальник подарил. Носит ее Колька, как заправский геолог, в нагрудном кармане энцефалитки, на веревочке. Когда камералят (разломы на карте вытягивают или породы раскрашивают), Колька тут же вертится. Молчит, глаз не оторвет, иногда лишь, руки засунув под мышки, в восхищении потянет сквозь зубы воздух: «О-о-о…» Гонят его — огрызается. На студентов, конечно, огрызается: «Салаги, биотит от роговой обманки отличить не могут, а туда же!» На что начальник грозно кричит: «Колька!»

К концу сезона у него накопилась собственная коллекция минералов — целый пробный мешочек. В основном — это рудные минералы, к ним у Кольки слабость (из-за блеска, наверное): халькопирит, пирит, борнит, марказит… После ужина любит он очистить местечко на столе, вывалит свое сокровище и рассматривает через лупу. Что-то бормочет. Некоторые образцы, покрасивее, он всерьез считает драгоценными камнями, тут его не переубедишь. Он заворачивает их в оберточную бумагу и держит отдельно. Каждый вечер пересчитывает — не пропали? А начальник, Сергей Анатольевич, то на Кольку поглядывает, то на студентов своих, практикантов. Студенты маршруты нанесли на карту, этикетки к образцам прилепили — теперь в карты режутся на щелчки.

— Все люди, как люди! — сказал воспитатель. — Ты бы, Коля, хотя бы восьмой класс закончил. Как люди. А уж потом…

Начальник, Сергей Анатольевич, как узнал, что он в этом году восьмой класс не кончил, выгнал из лагеря.

— И чтобы не приходил, — крикнул в сердцах вдогонку, — пока справку не принесешь!

Но куда Колька пойдет? До города шестьдесят километров, реки разлились, сапоги худые, в животе пусто. Ночевал два дня за ручьем в старом сене вместе с одичавшим за зиму котом. А на третью ночь начальник передал через повариху:

— Черт с ним, пусть в лагерь приходит, а то… — хотел было сказать про Колькино больное ухо, да сказал другое, — а то кот ему все уши обгрызет.

— Ох, и попадет мне, Колька, от твоих родителей! Ну, что мне с тобой делать? — встретил такими словами. Посмотрел, посмотрел и, махнув рукой, отвернулся. — Вон в углу твой прошлогодний спальник. Ешь да стелись. Завтра на выброску. Чтоб харч зря не переводил.

А Колька и рад-радешенек. Пронесло до осени. До осени еще долго! Красота! Есть у Кольки на примете два озера. Одно озеро, если в солнечный день глядеть с хребта, синее-синее. А другое — медно-красное. А озера-то рядышком лежат. В чем тут дело? Разобраться бы. Время есть до осени.

К концу месяца Сергей Анатольевич ушел в город закрывать наряды. Когда через три дня возвращался в отряд, еле добрался. Началось такое дружное таяние снегов в горах, что вчерашние ручьи, которые три дня тому назад он перепрыгивал без разбега, превратились в реки.

Лагерь, как он и предполагал, оказался затопленным. Плавали в сумерках, подернутых редким туманцем, ящики, бумага, наполовину затопленное ведро. На сопке — дымок. Туда, сняв две палатки, перебрался отряд. Но подниматься начальнику вверх так не хотелось! Все же устал он, добираясь сюда по большой воде. Он крикнул зачем-то:

— Эй, есть здесь кто-нибудь живой!

— Ага! — вдруг радостно ответила одна из палаток и, откинув мокрый полог, выглянул Колька. — Ты чего так долго не приходил, я жду, жду… — с обидой заговорил он, откашливаясь, отплевываясь, наверное, целый день ему не с кем было поговорить.

— Да я шел, Колька, шел, — улыбаясь, начальник проходил в палатку, — и вот… пришел.

Так с улыбкой и повалился на раскладушку. Колька радостно суетился вокруг, снимал с него рюкзак, стаскивал резиновые сапоги. Отвернул спальник, достал сухие носки и с гордостью протянул начальнику. Тот засопел: «Ну, чего ты». Но, нагнувшись, стал надевать на ноги, посиневшие от трехдневной мокрой резины. А Колька подбросил в печку дровишек — и вот уже затрещало, загудело, и, несмотря на то, что на полу стояла вода местами на четверть, тепло и уютно показалось начальнику в палатке. Его охватило блаженное чувство: он дома, его ждали, ему здесь рады. Колька достал свечу и, посмеиваясь, говорил:

— Не зажигал, тебя ждал. Чего так долго?!

— А я вот, — сказал начальник в пространство. — Разлилось ведь все кругом.

— Знаю.

— Чего же ты со всеми не ушел? — тоже посмеиваясь, говорил начальник.

— Чего, чего! Ничего!

Начальник дотянулся до рюкзака, отстегнул клапан, достал письмо.

— Дождался?! — вскрикнул Колька, приподнимаясь в мешке на локоть.

— Да нет. Это тебе.

— Врешь!

— Тебе, тебе. Держи.

Колька взял, повертел.

— О-о-о! От Олега, от дружка. Помнишь, рассказывал? Где взял?

— Матушку видел твою в городе.

— Ну?

— Вот тебе и ну! Ругается. Но письмишко тебе передала. Читай, читай, я пока банки открою.

Колька, прежде чем читать, скрутил ловко самокрутку, смочил языком, по привычке сплюнул и закурил…

…Потом свеча прогорела, они лежат в темноте, тихо журчит под раскладушкой вода. Начальник говорит:

— Вот, хотел тебя оформить на работу. Чтобы все было законно. Кадровик заартачился — года не хватает. Вот бюрократ!

— Может, на следующий год? — с надеждой спрашивает Колька.

— На следующий, на следующий! За год много воды утечет. Школу-то бросил? Бросил. Из дому ушел?

— Ушел, — соглашается Колька, залезая поглубже в спальник, а сам думает: «А-а! До осени еще далеко, до осени еще все рассосется, может быть…»

Так и думалось ему, что до осени еще далеко, а она — тут как тут. Вспыхнула последний раз тайга всеми мыслимыми красками и присмирела. Посветлела, неторопливость появилась в ней, достоинство. Хрустит под сапогом подмороженными за ночь травами, тускло сверкнет ледком на протоке. Другие к осени в город из тайги рвутся, так им все тут за полгода осточертеет — мошка, рюкзак, резиновые сапоги и каша без конца. В городе паровое отопление, ас-фалы, девушки, а главное — письма до востребования. А Кольку в городе одни неприятности ждут, он туда не рвется. Мать постаралась, и в детской комнате милиции он зарегистрирован как бродяга. Чего ему в город рваться?! Начальник тоже как будто туда не спешит. Вначале письма ждал — то вспыльчив был, то — задумчив, а к осени успокоился вместе с природой. Студентов по домам отпустил. Теперь ушел канавщиков снимать. Колька в избушке один…

Жутковато Кольке одному, да еще этот одичавший кот (забытый в прошлом году лесорубами) кричит дико на чердаке. Кажется, что кто-то ходит вокруг избушки в темноте. Надо идти с чайником к озеру за водой. Хорошо, что начальник не взял с собой ружье, есть еще четыре патрона. Колька позвал в темноту: «Кис-кис-кис». Но кот сразу затаился.

Сырые дрова долго не разгорались, шипели, трещали. Но тяга была отменная, и вот в трубе уже завыло, загудело, дрова вспыхнули, стали стрелять, так что, казалось, вот-вот плита развалится.

Колька подтянул поближе к плите раскладушку, открыл дверцу, стал греться, поворачиваясь к огню то левой, то правой стороной, блаженно зажмурил глаза. Протянул было к огню ноги, но сразу же поджал обратно — горячо. Зашумел чайник, от белья шел пар, нагревалась избушка. Колька закурил, вздохнул шумно, отогнул спальник и достал книгу: «Растения — индикаторы полезных ископаемых». И стал сравнивать то, что принес он из тайги сегодня, с теми, что нарисованы в книге. Сходства было мало

вато. Может, к осени цветы увяли и сильно изменили свой обычный вид? Он не стал их выбрасывать, вложил между страницами и снова спрятал книгу в спальник. Чайник еще не закипел, и Колька достал, опять же из спальника, но уже из другого угла, второй том «Записок Пиквикского клуба» и сразу стал простуженно хохотать над каждой страницей, кашлять. Он вертел от удовольствия головой, а в самых интересных местах втягивал сквозь зубы с восхищением воздух, отчего получалось: «С-с-с…» — быстро почесывал под мышками, приговаривая: «Вот, собака!» Вдруг отложил Диккенса, достал опять книгу о растениях, поднес поближе к огню, принялся рассматривать: «Вроде и те, а вроде и не те. А вдруг все же те — вот ведь обрадуется начальник!»