Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

• Название: Белки в Центральном парке по понедельникам грустят
• Автор: Катрин Панколь
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086282-5

На Жозефину наседает издатель, требуя от нее новую книгу. Но ей не до творчества: младшая дочь только что завела первый взрослый роман, старшая превращается в копию своей интриганки-бабушки; расположения Жозефины добивается красавец Филипп (но не так-то просто принять ухаживания мужа своей умершей сестры!), а лучшая подруга пребывает в депрессии и постоянно требует внимания и утешения.

Однажды утром Жозефина находит на помойке чей-то дневник. Она и подумать не могла, что именно в нем найдет утраченное вдохновение и вкус к жизни…

---

Когда Гэри наконец выбрался на улицу Принцев, в Старый город, у него создалось впечатление, что он попал в прошлое. Ошеломленный, он протер глаза: на него надвинулись крепостные стены цвета охры, кирпично-красные и серые стены замков…

Замки и дома, тесно прижатые друг к другу, устремляли в небо свои шпили. Они рассказывали историю Шотландии, королей и королев, заговоров и убийств, браков и рождений. Словно ты оказался в декорациях к историческому фильму. Если сильно дунуть, они рассыплются, а за крепостными стенами появится старинный город-призрак.

Он вошел в первую же гостиницу на улице Принцев и спросил комнату.

— С видом на крепостную стену? — спросила девушка-администратор.

— Да, — ответил Гэри. Он хотел перед сном полюбоваться величественной красотой этих старых камней, ощутить себя блудным сыном, вернувшимся в отчий дом.

Он хотел перед сном помечтать о замке в Кричтоне и об отце, который его ждет.

Он заснул совершенно счастливый.

И снился ему странный сон: монах-призрак из замка садился за стол в столовой, сбрасывал черный капюшон, крестился, молитвенно складывал руки на груди и объявлял, что снимает с рода проклятие. За ним в столовую входил Дункан Маккаллум, усталый гигант с налитыми кровью глазами, обнимал его, хлопал по бокам и называл «сынок».

Ширли выслушала сообщение Гэри, выйдя из школы, где тщетно пыталась приучить перекормленных жирным и сладким детей к здоровой пище. Стараясь не выронить ворох папок, она сжимала в руке телефон. Сначала ей показалось, что сообщение адресовано не ей. Ну конечно, ошиблись номером! Она прослушала его снова, несколько раз подряд, узнала голос Гэри и замерла на краю тротуара, не в силах пошевелиться. Мимо проносились машины. Может, она плохо расслышала из-за шума? Как иначе объяснить эту дикость: ее сын отправляется на поиски отца?

«Зачем?! Дался ему этот тип! Он в жизни ничего для него не сделал! А я, родная мать, стою тут на обочине и при одной мысли об этом готова броситься под машину. Я, мать, которая его вырастила, выкормила, воспитала, берегла как зеницу ока, все для него сделала, всем пожертво…»

Она оборвала себя на полуслове.

«Не смей произносить это слово! Я тебе запрещаю! Так говорят только ревнивые мамаши-собственницы».

Одернула себя: «Что за чушь я несу! Сама ведь в это не верю. Не шла я ради Гэри ни на какие жертвы. Я просто любила его до беспамятства. И сейчас люблю до безумия, а пора бы образумиться».

— Извините… — Перед ней стоял школьник из класса, откуда она только что вышла. — Вы себя плохо чувствуете? Вы так побелели…

Она устало улыбнулась в ответ:

— Все в порядке, не волнуйся. Мне просто надо подышать свежим воздухом.

— А почему вы не переходите?

— Задумалась.

— Про уроки?

— Д-да… Я думала, удалось мне вас убедить или нет?

— Про наггетсы было интересно! Я вот точно больше никогда не буду их есть.

— А другие ребята, как ты думаешь? Послушают они меня?

Он снисходительно улыбнулся и промолчал.

— Правда ведь, я хорошо сказала: «Будете вести себя как бараны в стаде, так и превратитесь в окорочка!»

— Вы не обижайтесь… Но по-моему, надо что-то добавить покруче. Они обожают наггетсы. Словами их не проймешь!

— Правда?

— У меня мама следит, что мы едим. А остальным это не особенно интересно. К тому же здоровая пища влетает в копеечку.

— Знаю-знаю, — пробормотала Ширли. — Кстати, это возмутительно, что нужно платить, чтобы не есть отраву.

— Вы только совсем уж не отчаивайтесь, — встревожился мальчик.

— Не волнуйся… Придумаю что-нибудь.

— Тогда — что-нибудь кровавое. Как из фильма ужасов.

Ширли с сомнением нахмурила брови.

— Фильмы ужасов — это не мое.

— А вы поднатужьтесь!

Переспросил: «Точно все в порядке, может, перевести вас на ту сторону?» Как старушку, которая боится потока машин.

Он не отставал, и она пошла за ним и завернула в кофейню, где торговали вдобавок цветами, сластями, курицей-гриль, электрическими лампочками и прочим барахлом. Усмехнувшись, Ширли поискала взглядом, нет ли ножа для колки льда или пилы по металлу, — пригодилось бы для урока.

Что-нибудь кровавое!.. Что ж ей теперь, превратить свои уроки в «Техасскую резню бензопилой»? Надо спросить у Гэри, может, он что подскажет…

Стоп! У Гэри она спрашивать не будет. Ей придется привыкнуть обходиться без его советов.

Пусть себе отправляется искать отца, она не будет ему мешать. Дальше она пойдет одна. Хромая и спотыкаясь.

В душе у нее наливалось тяжестью неумолимое чувство одиночества — как глыба льда. Поежившись, она попросила у пакистанца за кассой кофе-латте и пачку сигарет. Курение опасно для вашего здоровья. Вот она и доведет себя до могилы. Медленно, но верно. Одиночество тоже опасно для здоровья. Почему этого не пишут на сигаретах, шампуне и бутылках вина? Одна, теперь она совсем одна! Никогда еще ей не приходилось оставаться одной. Мужчина ей был не нужен. У нее был сын.

Она заказала еще один латте и покосилась на пачку сигарет.

Каков теперь из себя Дункан Маккаллум? Все так же привлекателен? Все так же боевит? Все так же уверяет, будто в Москве на него набросился на улице пьяный русский и он укокошил его на месте ударом сабли?.. Гэри понравится, что отец у него такой красавец, дерзкий, бесстрашный. В глазах Гэри он так и засияет. Дункан Маккаллум — герой!.. «Тоже мне, — фыркнула Ширли. — Да ноль он, ноль без палочки!..» Голос рассудка одернул: «Хватит, голубушка, хватит сочинять. Не мешай парню жить. Отойди в сторонку и займись лучше собственной жизнью…»

«А что моя жизнь? Моя жизнь прекрасна, — возмутилась в ответ Ширли. — Только ничего в ней больше нет. Пустой коробок, а в нем несчастный жук с оборванными лапками. Даже спички нет, сигарету нечем зажечь!» — «А кто виноват? — не унимался голос рассудка. — Был у тебя прекрасный принц с душой нараспашку, кто дал ему от ворот поворот? Что? Нечего сказать?»

«Оливер? — прошептала Ширли. — Оливер? Так он куда-то… куда-то делся».

А с чего это он куда-то делся? Сглазили его, что ли?

Вот то-то и оно…

От Оливера ни слуху ни духу.

И вряд ли он объявится.

Когда она вернулась из Парижа, он позвонил — веселый и преисполненный решимости.

— Когда увидимся? Есть пара предложений.

— Мы больше не увидимся. — Набрала в грудь воздуху и добавила: — Я в Париже влюбилась… Как-то неожиданно вышло…

Он попытался пошутить:

— Влюбилась на вечер или всерьез и надолго?

— Всерьез и надолго, — ответила она и закусила губу, чтобы не признаться, что соврала.

— Понятно. Зря я тебя отпустил… Сам виноват… Есть такие романтические города, что не захочешь, а вляпаешься. Рим, Париж… Девушек туда отпускать нельзя. Разве что приставлять к ним компаньонок. Пожилых бородатых англичанок.

Он, похоже, не особенно расстроился. Ее это задело.

И с тех пор она только о нем и думала.

С тех пор она больше не ездила в Хэмпстед-Хит купаться в ледяном пруду.

Уже три недели. Она считала дни. Считала ночи. И сердце у нее сжималось — хотелось завыть от горя.

«А не махнуть ли тебе к холодному пруду?» — предложил внутренний голос. «А смысл? — буркнула в ответ Ширли. — Он меня уже сто раз забыл…» — «Ну-ну! Бери велосипед, жми! Молчишь? Боишься?» — «Это я-то боюсь? — вознегодовала Ширли. — Да ты с кем говоришь? А кто работал на секретной службе Ее Величества? Мне не привыкать к опасности, я знаю, как ее нейтрализовать. Знаю, как захватить двойного шпиона, или, там, если по Лондону шатается террорист. Буду я, по-твоему, бояться какого-то бедолагу в велюровых штанах с пузырями на коленях?..» — «Эк расхвасталась!..» — «Это не хвастовство, а трезвый взгляд на вещи. Например, я, Ширли Уорд, могу в двадцать секунд разминировать бомбу в микроволновке. И умею, когда нужно наладить слежку, так хитро пожать человеку руку, что у него на ладони останется намагниченная пленка, а он ничего не заметит. Что, съел, голос рассудка? Нечем крыть?» — «Допустим… Но я не о таком страхе говорю! Я о другом, глухом, глубоком страхе — страхе завязать с кем-то по-настоящему близкие отношения…» — «Подумаешь! Ничего я не боюсь! Я могу скрутить человека в секунду — напасть сзади и вмазать кулаком между лопаток…» — «Ну так езжай в Хэмпстед, окунись в холодный пруд! Тут надо побольше храбрости, чем чтобы напасть сзади!»

Ширли выпятила губу. Она поразмыслит. Не факт, что оно того стоит. Она расплатилась за кофе, задержалась взглядом на пачке сигарет и решила оставить ее на столике.

Она еще подождет доводить себя до могилы.

Внутренний голос рассердил ее, и это пошло ей на пользу. Она решила пойти домой и хорошенько подумать, чем впечатлить школьников вместо «Резни бензопилой».

«Как узнать, что ты нашел свое место в жизни?» — размышлял Филипп, прихлебывая утром кофе у входа в маленький парк.