Томас Диш - Томас Неверующий

• Название: Томас Неверующий
• Автор: Томас Диш
• Издательство: Mercury Press, Inc.
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1966

ТОМАС был электронно-вычислительным центром ЦРУ — точным, логичным и непогрешимо вычисляющим вероятность дезинформации в шпионских донесениях. Поэтому он дал предельно низкую степень достоверности фантастическому сообщению из Уганды. Чтобы прояснить невероятные, но многообещающие сведения, ЦРУ-шники завербовали юного эмигранта, сына африканского колдуна…

---

Конечно же, Томаса, как и его однокурсников, постоянно приглашали на различные мероприятия: банкет ООН в Нью-Йорке, ежегодный костюмированный бал Волонтеров Мира в Плаза, великосветские приемы Бостона… И по примеру своих сотоварищей ему приходилось скрепя сердце отклонять эти приглашения. Однако в самом начале обучения, еще не будучи хорошо осведомленным, он присутствовал на одном из подобных обедов. Доктор Ирвин Уайтхолл устраивал прием для всей Филадельфии, и вечеринка получилась очень приятной. Уайтхолл оказался искусным собеседником, и они в течение двух часов обсуждали роль Церкви в африканской политике (Томас теперь был антиклерикалом — о, неблагодарность!). Перед расставанием Уайтхолл предупредил его об опасностях, подстерегающих светскую знаменитость.

Ну а сам теперь чего устроил? Курсовые экзамены — через две недели, времени — три часа ночи, а доктор Уайтхолл находится в зале ожидания и требует увидеть Томаса немедленно! Томас считал, что это уж слишком.

Но все-таки визит его заинтриговал. Выглядело это очень странно…

Как только Томас вошел в зал, Уайтхолл, после совершенно формального приветствия, вытолкал его на улицу и потащил к лимузину.

— Безопасность, — объяснил он. — Через это придется пройти.

Томас не выносил ограничений, налагаемых на слова, мысли или действия. «Табу…» — говорил отец. «Грех…» — вторили иезуиты в приюте. И вот сейчас: «Безопасность». И все же, когда Уайтхолл произносил это слово, на его губах мелькнула тень улыбки, намекающей на то, что люди вроде Томаса и его самого не должны всерьез беспокоиться такими вещами, что они не рабы долга, даже если выполняют предписания. Трудно сердиться на этого человека…

— Томас, мальчик мой, мне нужно рассказать вам одну историю и попросить об услуге, — начал Уайтхолл, после того как безопасность была обеспечена и лимузин, урча мотором, ловко заскользил по дну каньонов с застекленными стенами, которые являлись улицами Бостона. — Об этом одолжении я прошу не от себя лично, так что если вы не сможете помочь, то огорчите не меня, а правительство.

После преамбулы Уайтхолл представил вниманию своего попутчика пересказ донесения Несбита, опуская некоторые детали, как и положено.

— Само собой разумеется, — добавил он в заключение, — это какое-то грандиозное надувательство.

— Естественно. Они, вероятно, использовали для подъема аэростат. Или еще что-нибудь.

— Или еще что-нибудь… да, я с вами согласен, Томас. Возможно — гипотеза, заметьте, совершенно фантастическая — возможно, бугандийцы замыслили устроить государственный переворот и решили, что левитатор, будь он даже призраком, это амулет более могущественный, чем армия Парламента страны. Машина, с которой может свалиться корова, способна сбрасывать бомбы. Подобный слух, если не помешать его распространению, может оказаться таким же действенным, как и сама вещь — по крайней мере, на некоторое время, достаточное для организации путча. Да, слух — очень эффективное оружие.

— И вы думаете, что мой отец в этом замешан, верно?

— Наш агент утверждает, что видел на левитаторе именно его.

— Ахинейно!

Ахинейно было категоричным выражением, обозначающем в этом году в Академии Кеннеди крайнюю степень невероятности.

— Хотелось бы разделить ваше мнение, но нам необходимо знать совершенно точно, в чем там дело. Вот почему мы обратились к вам. Мы предположили, что ваши симпатии — на стороне законного правительства, а не бугандийцев.

— Иными словами, вы хотите, чтобы я шпионил за своим отцом… которого я не видел с семилетнего возраста. Мы с ним в не очень хороших отношениях, знаете ли. Сомневаюсь, что он меня признает. И в любом случае, я не могу бросить занятия в Академии.

— Ваши экзамены состоятся через полмесяца. Две недели мы можем подождать. А что касается чувств вашего отца по отношению к вам, успокойтесь, у вас очень хорошая роль: вы — блудный сын.

— Боюсь, вы меня не поняли, мистер Уайтхолл. Я отказываюсь туда отправляться.

— Само собой разумеется, вы будете хорошо вознаграждены.

— Нет, мистер Уайтхолл, я не поеду. Я категорически отказываюсь. Было бы большой любезностью с вашей стороны отвезти меня обратно в Академию…

— Но почему вы отказываетесь? Мне нужно знать причину.

— Мое отвращение…

— …недостаточная причина, Томас. На кону вещи гораздо более важные.

— Я ненавижу Уганду. Ненавижу джунгли. Ненавижу…

— Что, Томас? Кого вы ненавидите?

— Моего отца, — спокойно ответил Томас Мванга Хва.

— Ну хорошо… В таком случае я больше не настаиваю.

Уайтхолл велел шоферу возвращаться, потом, повернувшись к сыну колдуна, поинтересовался с деланным дружелюбием, как продвигается его учение.

— Неплохо, спасибо, — ответил Томас и принялся болтать о своей программе, профессорах и сокурсниках. Он до такой степени доверял Уайтхоллу, что даже поведал о единственной своей претензии к Академии: столько времени нужно потратить на курс английской литературы.

— Словно я не умею читать!

Уайтхолл любезно подхихикнул.

Когда Томас вышел и машина тронулась, Уайтхолл высунулся в приоткрытую дверь и крикнул:

— Желаю вам много шансов, Томас!

Вместо того чтобы просто сказать: «Спокойной ночи!»

«Много шансов? Странная формулировка», — подумал молодой человек.

Но оказалось, что в ней нет ничего странного. Томас засыпался на английской литературе. Все потому, что не читал программных текстов, ограничившись предисловиями и своими конспектами лекций. И сейчас ему требовался следующий шанс. Из-за одного проваленного экзамена (по всем остальным его классифицировали среди первых) он рисковал быть отчисленным из Академии. Впервые в своей жизни Томас терпел неудачу, и неожиданно ему пришло в голову, что он вполне мог попасть в Академию Кеннеди лишь благодаря вмешательству людей, которых никогда не встречал и учреждений, о которых не знает ничего, кроме названий. Воспоминание о том, что в Бостоне он не местный, что его родная страна Уганда (Уганда! если придется окончательно вернуться, сдохнет он там!), было унизительным. Но из этого унижения надлежало извлечь урок: если он хочет жить здесь и работать в Академии Кеннеди (а другого желания у него не имелось), для этого будет недостаточно прочитать все произведения программы по английской литературе.

Придется сотрудничать.

Воспоследовала новая встреча с Уайтхоллом. Томас не дал себя провести, вырвав у своего куратора обещание гарантированной натурализации в обмен на оказанную ЦРУ услугу. Если он пройдет тест на умение читать и писать, то получит американское гражданство еще до окончания Академии. Попутно был урегулирован вопрос с экзаменом по английской литературе.

Уайтхолл испытывал чувство сожаления, когда приходилось манипулировать людьми, особенно теми, которые ему нравились, как Томас. Он утешал себя тем, что это не он, а Толлер заварил всю кашу. За исключением одной детали — провала на экзамене по английской литературе. Это уж он сам добавлял в котел.

Кампала, подобно Риму, располагалась на семи холмах. Один из них все еще по традиции считался главенствующим из-за венчающего его мавзолея Кабаки, крытого соломой. Во всем остальном следы эпохи древних вождей Уганды уже не просматривались, уступив место поразительному неороманскому «ренессансу», принесенному с собой католической Церковью. Согласно переписи 2020-го года каждый второй местный житель — католик, да и возрастание роли Союза Католических Аграриев в Парламенте свидетельствовало о ее неослабевающем влиянии.

Этот ренессанс пошел на пользу почти всем, кроме бугандийцев, которые контролировали правительство во второй половине XX-го века. Их политика следовала обычному курсу африканского национализма: когда вожди завоевали независимость, волею истории они оказались выбранными управлять страной без программы и без ясных целей. Их движение по существу являлось консервативным, а идеалом, который они стремились сохранить, была первобытность, что почти соответствует западноевропейской античности. Социальную базу составляли в основном сельские жители, но постепенно самые молодые и интеллигентные из них все в большем количестве покидали свои деревушки и перебирались в города. Когда наиболее прогрессивная часть населения обратилась в католичество или усвоила западный образ жизни каким-либо иным способом, влияние бугандийских вождей угасло. Вскоре были изданы новые законы, направленные на искоренение старых обычаев: английский становился официальным языком обучения в школах и делопроизводства в государственных учреждениях; туземная манера одеваться — или, в данном случае, раздеваться — попала под запрет «во имя приличий»; установленные правила застройки и санитарные нормы поселений привели к исчезновению деревушек, которые были снесены или преобразованы в города. Естественно, что колдовство квалифицировалось как преступная практика.