Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас

• Название: Маркиз де Карабас
• Автор: Рафаэль Сабатини
• Издательство: Прибой : Вокруг света
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-87260-036-4

Скромного лондонского учителя фехтования уведомили, что он унаследовал титул маркиза и обширные земельные владения во Франции, пылающей революционным пожаром. Решится ли он потребовать феодальное наследство у якобинской власти или останется безземельным «маркизом де Карабасом»? Вступит ли он в белую армию или забудет о фамильной чести?

---

Все вышло именно так, как он предполагал.

Сперва Реда сохранял академическую корректность, которая подобает maitre d'armes[11]. Хоть он и фехтовал не щадя сил, но по мере того как росло его раздражение непроницаемой защитой Морле, которого ничто, даже на миг, не могло соблазнить перейти в нападение, он опустился до разных безрассудных выходок, сопровождая ложные выпады громкими восклицаниями и притоптыванием, чтобы обмануть противника и заставить его принять ложную атаку за настоящую. Видя, что эти ухищрения приводят только к пустой трате сил, которых у него и так осталось немного, Реда остановился и, отступив на шаг, дал волю гневу:

— В чем дело? Morble![12] У нас бой или игра?

Но еще не договорив, он понял, что словами защищает свою репутацию не лучше, чем рапирой. Даже если он победит — кто-кто, а уж он-то в этом не сомневался, — ему достанется отнюдь не та мгновенная ошеломляющая победа, на которую он рассчитывал. Хитрый противник слишком долго противостоял его натиску, и в мертвой тишине, нависшей над рядами зрителей, он уловил унизительное для себя удивление.

Но еще хуже был одобрительный смех, которым некоторые из присутствовавших встретил ответ Кантэна:

— Именно об этом я и хотел спросить вас, cher maitre[13]. Прошу вас, не упрямьтесь и, уж коли я здесь, подтвердите делом свои хвастливые заявления.

Реда промолчал, но сквозь отверстия маски злобно сверкнули его глаза. Разъяренный колкостью противника, он возобновил атаку с прежним напором. Однако его напора хватило ненадолго. Реда начинал расплачиваться за бешеный темп, который избрал, опрометчиво веря в то, что поединок будет коротким. Он понял — и оттого еще больше разъярился — хитрость, подсказавшую условие, согласно которому сражение должно ограничиться одной единственной атакой. Ему стало трудно дышать; Морле почувствовал это по утрате скорости и четкости в движениях Реда и проверил правильность своих выводов, нанеся неожиданный удар, который тот едва успел парировать. Реда страстно желал хотя бы нескольких секунд передышки, но условия поединка запрещали это.

Пытаясь всеми правдами и неправдами получить эти несколько секунд, Реда отступил, но Морле с быстротой молнии последовал за ним. И вот Реда, запыхавшийся, усталый, растерянный, отступает перед натиском своего все еще сравнительно бодрого противника. Его удар обрушился в ответ на отчаянный выпад, при котором мастер так вытянулся, что, пренебрегая всеми академическими правилами, был вынужден пустить в ход левую руку, чтобы не упасть. Круговая защита отбросила его клинок, и в результате молниеносного выпада наконечник рапиры коснулся его груди.

Реда оправился от удара; из ранки на груди текла кровь. Над собранием пронесся легкий шепот. В отчаянной надежде дать передышку своим измученным легким Реда отошел на несколько шагов и оказался вне пределов досягаемости.

Морле не последовал за ним, но на сей раз не удержался от насмешки:

— Я больше не буду испытывать ваше терпение, cher maitre. Защищайтесь.

Он сделал ложный выпад из нижней позиции, затем, вращая острием рапиры, перешел в четвертую позицию; бросок — и наконечник коснулся груди Реда над самым сердцем.

— Два, — сосчитал Морле, отводя рапиру. — А теперь в терцию, и три.

И снова острия трезубца ранили плоть мастера. Но душу его куда более жестоко ранили слова Морле:

— Мне говорили, что вы учитель фехтования, тогда как вы всего-навсего tirailleur de regiment[14]. Пора кончать. Что вам более по вкусу? Скажем, снова четвертая позиция?

Морле сделал еще один выпад из нижней позиции, и пока Реда вялым движением попытался парировать его, острие рапиры молодого человека, сверкнув, коснулось его груди.

— Так-то!

Когда четвертый удар достиг цели, удар такой силы, что рапира Кантэна изогнулась дугой, вмешались секунданты. Позорное поражение Реда было полным, и от тех самых зрителей, которые пришли осмеять Морле, он получил овацию, вполне заслуженную этим последним доказательством своего исключительного мастерства.

Сорвав маску с посеревшего лица, Реда в ярости метнулся в сторону зрителей; по его бурно вздымавшейся груди стекала кровь.

— Ah, ca![15] Вот как! Вы аплодируете ему?! Да вы просто не понимаете всю низость его приемов! — Его душило негодование. — Это был вовсе не бой. У него более молодое сердце и легкие. И этим он воспользовался. Вы даже не видели, что он не смел атаковать, пока я не устал. Если бы этот трус вел честную игру — quel lachete![16] — вы бы увидели другой конец.

— Как и в том случае, — вмешался Анджело, — если бы вы сражались языком или пером. Этим оружием, Реда, вы и впрямь владеете мастерски. Что же касается фехтования, то господин де Морле сейчас доказал, что вполне может давать вам уроки.

Ближайшие события не замедлили подтвердить, что Анджело высказал всеобщее мнение, поскольку после этого поединка у Реда почти не осталось учеников. Те кто явился поиздеваться над Морле, первыми пришли в его школу; вся эта история наделала столько шума и так быстро разнесла во все концы города славу нового учителя фехтования, что его академия оказалась переполненной буквально с первого часа своего существования.

Столь неожиданно обрушившееся на Морле процветание заставило его нанять нескольких помощников, вполне оправдывало переселение в красивый дом на Брутон-стрит и позволило ему обеспечить спокойную, безбедную жизнь матери на склоне ее дней.

Благодаря августейшему покровительству[17], «Академия Морле» за четыре года приобрела широкую известность не только как школа фехтования, но и как излюбленное место отдыха.

Длинный, простой до аскетизма salle d'armes[18] на первом этаже; на втором — галерея и смежные с ней элегантно обставленные комнаты, а в хорошую погоду и небольшой сад, в котором Морле выращивал свои розы, всегда были полны отнюдь не только фехтовальщиками. Превращением в модное место встреч академия была обязана прежде всего постоянно возраставшему притоку в Лондон эмигрантов из Франции. Возможно, начало этому положило то обстоятельство, что на самого господина де Морле смотрели как на одного из тех, кто бежал ужасов революции и использует отпущенные природой дарования, чтобы заработать на жизнь. Но заблуждение рассеялось, а тем временем за прославленной школой фехтования утвердилась репутация одного из самых приятных мест для встреч эмигрантов, где, помимо всего прочего, изгнанные с родины аристократы могли не беспокоиться о тратах из своего и без того досадно тощего кошелька.

Морле ободрял их приветливостью, свойственной его легкому, общительному характеру. Он вырос в Англии и по своим вкусам и склонностям был истинным англичанином, однако его французская кровь пробуждала в нем естественную симпатию к соотечественникам. Он радушно принимал их в своем прекрасно оборудованном заведении, всячески поощрял и почаще наведываться к нему и от своих щедрот — считалось, что его школа приносит до трех тысяч фунтов годового дохода, а во времена Георга III[19] это и впрямь было настоящим богатством, — оказывал им гостеприимство и в те жестокие, темные для французского дворянства дни, помогал в финансовых затруднениях многим эмигрантам.

Глава II МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ ШЕНЬЕР

Как я уже говорил, именно встреча с мадемуазель де Шеньер пробудила в душе Морле честолюбие — точнее, недовольство жребием, который до сей поры удовлетворял его, и желание занять в жизни более высокое положение.

Это историческое событие произошло года через четыре после основания его академии. Местом действия был особняк герцога де Лионна на Беркли-сквер. Молодой герцог вскоре после эмиграции женился на наследнице одного из новоиспеченных нуворишей, который нажил богатство на грабеже Индии[20] и благодаря отсутствию щепетильности в матримониальных вопросах[21] не только избавился от нищеты, постигшей многих его соотечественников, но получил возможность жить в роскоши, намного превосходившей роскошь, которой во Франции его лишила Революция.

Его дом и до известных пределов кошелек были всегда открыты для менее удачливых товарищей по несчастью, аристократов по рождению, вынужденных покинуть родину, а его добродушная супруга раз в неделю устраивала приемы, на которых гости наслаждались музыкой, танцами, шарадами, беседой и, — что вызывало особый энтузиазм полуголодных аристократов, — легкими закусками и вином. Приглашением на приемы ее светлости Морле был обязан тому, что герцог, возымевший честолюбивое желание преуспеть в искусстве владения шпагой, усердно посещал академию на Брутон-стрит, неподалеку от его особняка. Кроме того, герцог привык смотреть на Морле как на собрата-эмигранта.

В черном атласном камзоле, отделанном серебром, с серебряными стрелками на чулках, со стразами на туфлях с красными каблуками, с заплетенными в тугую косичку припудренными волосами Морле, обладавший умеренно высоким ростом, ладной фигурой и отличной выправкой, которую вырабатывают постоянные занятия фехтованием, был одним из немногих, кто привлекал внимание, поскольку остальные завсегдатаи салона герцогини, как правило, несли на себе печать плохо замаскированной нищеты.