Грэм Робб - Жизнь Бальзака

• Название: Жизнь Бальзака
• Автор: Грэм Робб
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05305-3

Грэм Робб – известный английский писатель, литературовед, историк, один из крупнейших специалистов по французской истории, культуре и литературе. Предлагаемый читателю труд «Жизнь Бальзака» – всестороннее исследование жизни и творчества французского гения, написанное легко, стилистически безупречно, с неповторимым чувством юмора, поскольку Грэм Робб обладает не только глубокими познаниями ученого, но и выдающимся даром рассказчика.

---

Следы депрессии Бальзака очевидны в самоуничижительном предисловии («прочесть по возможности») к «Арденнскому викарию». Оно датировано 30 сентября 1822 г., следовательно, написано вскоре после возвращения Бальзака из Байе. «Я молод, неопытен и совершенно не знаю французского языка». Разумеется, им двигала не ложная скромность. Бальзак любил рассказывать более молодым своим коллегам, что лишь после двадцати лет учения и практики он начал овладевать основами родного языка или хотя бы отдаленно узнал о его возможностях. Он имел в виду, что большинство писателей даже не удосуживаются изучить французский («его не очень хорошо знают во Франции»)231. Кроме того, он утверждает, что ему двадцать лет, он так уродлив, что, встретив его ночью в лесу, можно испугаться, он жертва ипохондрии (признак необычайных талантов) и любит бродить по кладбищу ПерЛашез. Роман снова называется чужой «рукописью». Однако на сей раз есть существенное различие: рукопись была украдена у умирающего, героя романа. Подобное признание граничит с художественной правдой. Подобно Рембо или, если уж на то пошло, лорду Р’Ооне и Орасу де Сент-Обену, Бальзак бросал писать не один раз, хотя иногда промежутки между приступами отчаяния и новыми надеждами неразличимы. «Клотильда» стала прощальной гастролью лорда Р’Ооне. Бальзак начал с серии фальстартов, которые продолжатся и после того, как он повзрослеет. У некоторых его произведений не менее шестнадцати вариантов начала. В этом отношении его жизнь – зеркальное отражение его творчества. История его взлета, какой она представлена в биографических словарях, всего лишь бледная копия.

Приступая к работе над «Арденнским викарием», Бальзак с трудом вырвал победу у заранее предсказанного самому себе поражения. У него появился новый издатель, новый псевдоним и новая тема, а сотрудничество с Лепуатвеном постепенно сходило на нет. «Старый» Бальзак, написавший «Клотильду» и «Жана Луи», перешел в низший класс, в роль жалкого «автора», «бедного бакалавра изящных искусств, который только отправляется в свое первое путешествие по миру коммерческой литературы» (неприятное и провокационное выражение в то время, когда беспомощный вдохновенный писатель был излюбленным клише). Бездарный литератор без собственных оригинальных идей рекламирует серию несуществующих романов, посвященных таким мучительным темам, как предательство, некрофилия и другие романтические преступления: «Валик, или Тайные воспоминания о доме», «Жених мертвой женщины», «Незаконнорожденный» и – дань экзотике – «Венецианские гондольеры».

Сарказм Бальзака совпадает не только с зарождением нового стиля, но также и с началом его первого любовного романа – романа, который продолжался десять лет. Все символизирует своего рода освобождение от семейного гнета и смену отношения к своим родным. Даже самые откровенные сцены в его ранних романах отличает поразительная глубина – возможно, вызванная именно скоростью, с какой он их творил. Да, это «поэзия в грязи», но, кроме того, поэзия, раскрыть которую способна только истинная грязь. Фон, на каком создавались его произведения, очень важен для понимания знаменитого писателя, которого во Франции звали «самым плодовитым из наших романистов»232. Бальзак часто высмеивал свою, как он ее называл, преждевременную эпитафию. Вынужденный, как он понимал, пером добиваться богатства и славы, хотя он, как любой истинный уроженец Турени, мечтал о жизни праздной, Бальзак представлял себя современным Прометеем, у которого орел выклевывает сердце. Образ Прометея впервые возникает именно в том пассаже, который так возмутил его мать: «Сумасшедшая, словно хищная птица, которая клюет Прометея, продолжает наслаждаться кровью своей жертвы (которую она подозревает в том, что та убила ее сына. – Авт.). Она дико озирается по сторонам, на потрясенных свидетелей этой сцены и, погрузив окровавленные руки в тело Злодея, раздирает ему кожу, рвет плоть и, раздвинув ребра, извлекает еще бьющееся сердце. Она размахивает им с неподдельной радостью, размахивает так, что всем ясны желание мести и материнская любовь. Она подпрыгивает на месте, неразборчиво клокоча».

По сравнению с кровожадными поступками Злодея вырывание у него сердца – почти убийство из милосердия; тем не менее сопоставление материнской любви и вырванного сердца обескураживает больше, чем уже привычные зверства, описанные в предыдущих главах. Психоанализу еще только предстоит самортизировать вымышленные ужасы; границы, налагаемые «общественной моралью», были лишь вполовину действенны. Душная атмосфера этого романа ужасов некоторым образом напоминает обстановку в доме Бальзака. В конце концов, он по-прежнему жил с родителями; они, а не публика в целом были его первыми читателями. Сомнительный абзац он оставил вопреки советам родных, которым в других случаях Бальзак охотно следовал. Он насиловал свой талант и в прямом, и в переносном смысле. Подобно Злодею и другим изгоям его юношеских романов, Оноре постоянно терзался чувством вины. Более того, сами романы, язвительные предисловия и сноски, которые их сопровождают, как будто косвенным образом подтверждают приговор, вынесенный его матерью. И все же Бальзак не терял надежды. Сочиняя витиеватый пассаж о вырванном сердце, он намеревался бежать из кошмара. Вскоре после того, без каких-либо внешних признаков перемен, он отдал сердце другой женщине: соседке Бальзаков по Вильпаризи Лоре де Берни. Именно ее он часто называет потом своей матерью.

Глава 5 Божественные отношения (1822—1824)

«Моя милая, любимая, сойди на меня, как небесная роса! Моя грудь ждет тебя, твой сад в цвету, мое сердце пылает, голова увенчана розами. Воздух благоухает виноградом. Голубь свил гнездо на верхних ветвях тополя. Струящийся лунный свет разбивается о волны серебристой лагуны. Тихо; лишь курлычет лебедь, который возвращается к своей спутнице. Спустись! Приди, любовь моя, или мои слезы упадут на надушенную постель, которую я приготовил собственными руками»233.

Любовь так поразила Бальзака, что он забыл о своем современном образовании и породил необычайный второй вариант «Фалтурны», сочетание Оссиана и Песни песней, пропитанной религиозными и сексуальными образами: облака в форме пирамид, загадочные огни, которые источают загадочные неземные существа, цветы, говорящие на своем языке ароматов. Хотя романтизм Бальзака, воспитанного в атеистических взглядах дома и в школе, не слишком удалялся от современности, он довольно удивителен. Романтизм косвенно противоречит его либеральным политическим взглядам. Движение романтизма еще было созвучно возрождению католицизма; ностальгия поэтов элегической школы отражала и тоску по прошлому знати, лишенной собственности, или тех, кто отождествлял себя с нею. Более пылкий, безудержный романтизм недовольной молодой буржуазии возникнет лишь после революции 1830 г. Если забросить сеть во многих неопубликованных набросках Бальзака, улов окажется невероятным. Во втором варианте «Фалтурны» содержится лишь один намек на будущего создателя «Человеческой комедии», и он связан, наверное, с возвращающимся лебедем – характерное вмешательство реальной жизни. Более широкое знание литературных клише подсказало бы Бальзаку, что лебедям в подобном контексте следует молчать до последнего вздоха.

Через восемь лет Бальзак стоял в очереди перед театром «Комеди Франсэз», где должна была пройти премьера «Эрнани» Гюго. «Эрнани» стала первым ударом, нанесенным романтизму. Защитники классической драмы, сидевшие на крыше театра, забрасывали бунтовщиков мусором. В Бальзака, всегда служившего молниеотводом для символических явлений, угодили капустной кочерыжкой234.

Кто же вдохновил Бальзака на нетипичную для него и длинную поэму в прозе? Ей нравилось называть себя его «нежным цензором». Звали ее Лора де Берни. Она стала для Бальзака учительницей, советницей по литературным и финансовым вопросам и спонсором, любовницей, приемной матерью и, наконец, другом. Позже он признавался Эвелине Ганской: «С 1822 по 1832 г. моя жизнь была исключением из правил… Случай обошелся со мной как с теми причудливыми животными пустыни, которые переживают лишь редкие минуты радости за всю свою жизнь и которые иногда погибают, не сохранившись в памяти потомков»235. С биологической точки зрения он сильно преувеличивал, но эмоционально он не лукавил. Свою первую любовницу Бальзак обрисовал в многочисленных письмах начиная с марта 1822 г. Он называл ее божеством – «средоточием моих мыслей», «больше чем другом, больше чем сестрой, почти матерью и даже больше… она своего рода осязаемое божество», «любовь всей моей жизни». Он не просто употреблял модную в то время религиозную символику. Рождение «Ораса де СентОбена» (кстати, имя позаимствовано у знакомого Лоры де Берни) предвещает период нескольких «трансформаций» в жизни Бальзака. Он испытал новый интерес к религии, вылившийся в глубоко двусмысленный «Трактат о молитве». Он искал новые пути в литературе, сочиняя «Арденнского викария». Наконец, смутные ассоциации с искуплением и удовлетворением он видел в самом имени своей избранницы – Лора.